По вечерам мы с Лавром репетировали, и спустя три недели, отправились в город, сдавать экзамен. Лавр хотел приехать на машине, но я уговорил его, что нам стоит съездить на автобусе, а оттуда проветриться по местным улицам до приёмной комиссии. А ещё, если бы мы не сдали, то сходить в местный бар, напиться до беспамятства и провести самую жаркую ночь искусственно созданную людьми. Конечно, мне бы не хотелось бы провалиться, но и я так давно не гулял с девушками.

В общем, у балюстрады, на входе в учреждение стояла парочка девиц, в их руках на ветру гнулись бумажки, видимо, они занимались тем же, чем и мы с Лавром в гараже три недели подряд.

Одна из девушек имела белоснежные волосы, которые не были такими длинными, какие можно представить, чтоб их раскачивал ветер. Они были строгими, слегка – всего лишь кончиками прячась под наушники, окутавшие её шею. Глаза голубенькие при голубенькие, как тот день, в который мы сдавали; брови высокие, совершенно добрые; маленький приподнятый носик; губки пурпурно розовые, – я думал, именно такой закат нас ждал этим днём; пепельного цвета кофта, а под ней майка с кружевами на краях. Она носила чёрную, короткую юбку, высокие гольфы и розовые кроссовки, с высокой подошвой.

«Как жаль, что что я не буду с ней учиться» – думалось мне, ибо она совершенно не походила по униформе. Почему-то мне казалось, что именно по этой причине, комиссия будет против, такой вульгарной, современной девушки. Как же я в тот день её недооценил.

Она вполголоса, едва слышно, произнесла своей подруге:

– Вы одна?

На что, брюнетка, на высоких каблуках, стукнула ножкой, да так, что я разглядел под её брюками карго, щиколотки. Больно уж, они были броские. Она огляделась своими карими глазами и ответила:

– Да.

Этот малословный, но вполне убедительный ответ был так ловок, так чувствителен, что я ненароком действительно подумал, что смотрю спектакль. От них исходила какая-то холодная харизма, которая так и манила наблюдать и любоваться ими.

– Я рад, что вы одна… – продолжала первая девушка, слегка посмотрев в нашу сторону, но тут же сосредоточилась на коллеге. – А то я не пошёл бы сюда. Вера Александровна, я пришёл проститься с вами.

– Проститься? – поправляя очки, стопку сценария, и свои натянутые брюки, спросила брюнетка.

Тут то до меня и дошло – Тургенев! О, как же я был рад, поизвить, блеснуть своей литературностью. Я стал кричать им с лестничной.

– Да, я уезжаю! – вырвалось у меня.

Девушки тут же бросили свои глазки, раскрытые от шока ровно настолько, насколько могли походить на гранённые китайские шары, которые можно было уместить у себя в руке: где Инь выражали злобу за украденную фразу, а Янь – искреннее удивление.

Лавр тоже шагал с открытым ртом, он всегда поражался, как во мне умещается столько знаний. Хотя моя жажда к учению никогда не утолялась.

– Давай познакомимся? – шепнул он мне.

– Ну ты и бесхребетное создание, – говорил я, любуясь голубоглазой девушкой, что до сих пор на меня смотрела.

Экзамен начинался только через сорок минут, а идея познакомиться была неплохой, к тому же, я и сам этого скрыто желал. Знакомство не стало себя долго ждать.

– Эй, подождите, – крикнула голубоглазая. – Вы можете нам помочь?

– Конечно, – сразу же согласился Лавр.

А я в свою очередь сдержанно спросил: «с чем?».

Девушку видимо сразу рассчитывала на то, что мы согласимся. Она бережно прибирала к рукам все листы со сценарием и по ходу дела попросила о том, чтоб мы всё это подержали, так как ветер не даёт им спокойно «отлёживаться» (как она выразилась).

Лавр шагнул вперёд и взял всю ношу на себя, а я чтоб не показаться дураком, даже не стал ничего предпринимать. «Ну, если взял, пусть и держит теперь, а я пока покурю» – рассуждал я, доставая из пачки сигарету.

– Курение убивает. – сказала голубоглазая, да ещё так пристально пригляделась ко мне, словно я какой-то сувенир.

– И без тебя знаю.

Тут Лавр попросил и себе прикурить, а голубоглазая уже сошла с ума.

– Ты тоже куришь?! – заорала она. – Такой молодой и красивый. Выплюнь.

Я уже начал недоумевать от такой наглости, но знал, что Лавр ничего подобного не сделает, он только улыбнулся с зажжённой сигаретой в зубах. А голубоглазая девушка для меня стала какой-то глупой, крикливой, пустотой, но играла она отменно. Мы наблюдали за ними полчаса, пока вместе не пошли в здании. За это время Лавр позадавал им парочку вопросов, но они были такими глупыми и банальными, что я даже не помню их.

Уже внутри, голубоглазая отлучилась на пару минут, а мы стояли с Адель – так звали высокую брюнетку. Она рассказала, что с детства занимается этим делом. «Конкуренция сильная» – думал я про себя. Может быть, я был через чур уверен в поступлении, хотя на самом деле я понимал, какой это отчаянный шаг.

Пока мы болтали с Адель, которая была весьма скромна, нас догнала голубоглазая. Удивлению не было предела, одна Адель стояла с не потрясённым взглядом. Перед нами стала принцесса замка. Её чёрное платье, чулки с красивыми узорами, босоножки. «О, Господи, она сногсшибательна» – рождались мысли в голове, – «может она не такой промах, как мне показалось». Был ещё один удивительный факт: как же легко меняется отношения к людям от их одеяния. Лукизм в этом деле брал верх.

Результаты должны были сказать через два дня. Народ так и кишел в коридоре, все выходили с красными, потными и истощёнными лицами, кроме одной, той самой – голубоглазой девчонки. Она то и сияла в этом помещении, но всё равно от её света бросало в холод. Такая недосягаемая, завораживающая, превращала мои чувства в лёд. Кто я такой, чтоб быть её факелом, вечно держа её огонь и хвастаясь, что именно при мне она горит, нет, – она будет гореть везде и всегда.

Мы помахали друг другу и побрели по разным сторонам. Я схватил Лавра под локоть и спросил:

– Ну как?

– Мне кажется, пройдём.

– И я надеюсь. А пока пройдём в бар, синьор.

Через четверть часа, я уже пил стакан за стаканом, пока мне не пришла в голову идея.

– А пойдём посидим на пристани?

Было у нас такое место, где можно было любоваться видами реки, не идя на набережную. Небрежные холмики, перекатывали детишек на велосипедах, женщины замедляли там шаг из-за острых камней у воды, а людей было полно, ведь это станция. Поезд ходил примерно раз в полчаса. Посему, можно было ещё десять минут насладиться тишиной, хотя, лёжа на траве у железной дороги, я словно ощущал, как паровая машина надвигается на нас. Лавр переписывался с кем-то по телефону, а я смотрел, как бесконечных размеров пелена из звёзд застилает небо. Река уходила вдаль, скрываясь извилистыми путями от моих любознательных глаз. Созерцать я мог только то, что охватывал мой взор. Я предался думам о будущем, о том, как непринятые в обществе вещи караются. «Так же нельзя, вечно жить с матерью и сестрой.» – думал я. Все мои сверстники давно уже переехали, но мне не было дело до них, по крайней мере до этого часа. Как легко, чужие мнения разбивают лёд собственных стараний, которые ты так тщательно выглаживал, стругая снежные скульптуры из далёких, хладных надежд.

Поезд прибыл, скрип его привёл меня в себя, а Лавр даже бровью не пошевельнул. Тут я отвёл взгляд в сторону станции и сказал:

– Смотри, там эти девчонки.

Его не будил даже гул железных механизмов, а на слово «девчонки» его окатило леденящей водой, – ну да, о чём же может мечтать этот самовлюблённый красавец – только о женских ласках.

Голубоглазая вывалилась прямо с двери вагона на перрон. Вся красная, весёлая, а рядом с ней кичилась Адель.

– Что за дела, Хлоя? Я тебе в сотый раз повторяю, тебе нельзя пить! – ругалась брюнетка, что даже я услышал.

Тут за моим плечом поднялась тень, загораживая закатное солнце. Лавр во весь свой гордый рост встал и начал размахивать руками, зазывая девиц сюда. Хлоя (видимо так её звали), сначала ткнула в нашу сторону пальцем, а затем едва шагая направилась к нам.