– Что ты творишь?

– Нельзя же уходить так просто – он надменно улыбнулся и…

Раздался выстрел…

– Ма! – по щекам маленькой девочки потекли слёзы. Будучи ещё ребёнком, она прекрасно понимала, что только что произошло… – Мама, мама! Пожалуйста…

– Молчать!

На глазах по белому платью девушки стало расползаться красное пятно и она бессильно упала на пол.

"Неужели всё это наконец закончится? Я чувствую такую лёгкость…" – пронеслось в голове девушки. Из последних сил ей удалось прошептать лишь одну фразу.

– Агонёк, прости меня… я была плохой матерью и не смогла дать тебе ничего, даже своё время…

Из глаз девушки выступили слёзы и вскоре её взгляд стал безжизненно пустым. Девочка больше никогда не сможет поговорить со своей мамой. Ни-ко-гда…

Полиция стала подходить к зданию. Раздался ещё один выстрел – полицейский выстрелил в сторону преступников. В последний момент неизвестный успел оттолкнуть своего сообщника, который убил Беллу, но сам попал под пулю.

– Де..!

– Уходи, придурок…

Полиция забежала в ювелирный. Неизвестный перед уходом успел разбить витрину несколькими сильными ударами по стеклу и, украв один перстень, скрылся за дверью, бросив своего раненного напарника. Несколько полицейских побежали за ним…

Агния видела убийство своей матери, будучи маленькой девочкой и это значительно повлияло на её психологическое состояние – она перестала разговаривать, не издавала ни звука. В голове всё время звучали звуки выстрелов и слова преступника "Молчать!".

Психотерапевты разговаривали с девочкой, но безрезультатно. Она на всю жизнь запомнила этот день – 25 июня 2011. В этот день её жизнь перевернулась с ног на голову.

Агния попала в детский дом. Там она быстро нашла себе врагов – из-за того, что девочка молчала, над ней издевались другие дети. Воспитатели сначала ругали их, но вскоре им стало плевать на это. К Агнии обращались "Эй, Немая" или "Эй, Больная". Она ни с кем не играла, ни к кому не подходила – она всё время была одна. И одиночество давило на психику и без того разбитой девочки.

В середине августа в детский дом приехал довольно молодой мужчина – Эдвард Фоглер. Два года назад при родах умерла его жена, а с ней и нерожденная дочь, и он остался наедине со своим горем. Приезжая сюда каждые три месяца, Эдвард помогал детскому дому финансово и проводил время с детьми. Они всегда были рады его видеть. Это стало для него неким обрядом, который помогал справится с тяжелой утратой.

В то лето, посещая детский дом, внимание мужчины привлекла девочка, одиноко стоявшая у дальней стены. Она изгой – сразу понял мистер Фоглер. Он решил узнать о ней побольше от воспитателей. Пожалев бедняжку, мужчина оформил документы на её удочерение. Девочка попросила оставить свою фамилию, но зная, как быстро разлетелись слухи о смерти Изабеллы Хокинс, предпочитала называться Фоглер – фамилией приёмного отца.

С того времени, как сиротку удочерили, прошло чуть больше месяца. Вскоре Агния должна пойти в школу. Эдвард разговаривал с ней, он пытался подготовить девочку к тому, что в школе к ней могут относиться не как к обычному ребёнку, дети бывают жестоки. Малышка, привыкшая к тому, что она изгой, прекрасно понимала, что все будут над ней стебаться, но она не сможет сказать и слова против.

Агнию называли Немой, Больной и подобными словами на протяжении всей учёбы в школе. Она же не обращала на это никакого внимания. Были и учителя, которые относились к девочке с высокомерием и пренебрежением. Хоть мир и был полон жестокости, не обходилось и без добрых людей – некоторые учителя старались делать подачки, а ученики искренне сочувствовали и не все смеялись над девочкой и обзывали её, но и на защиту никто не шёл.

Так Агния и жила. Но в один из жарких июньских дней к ней подошла соседская девочка и захотела подружиться. Она быстро сообразила что Агния одиночка, но её это ни чуть не смутило.

Эта девчонка разговаривала с немой, несмотря на молчание в ответ. Иногда ей казалось, что маленькая Хокинс смотрит на неё с неким удивлением, но не догадывалась, что этот взгляд вызван её доверием и добротой к девочке-изгою.

Всё лето Агния провела с новой знакомой и они вместе веселились, даже подарили друг другу браслеты дружбы. Для Агнии это значило очень много. За всё время, проведённое вместе, девочки привязались друг к другу. Но в конце лета эта соседка переехала со своей семьёй и общение на этом закончилось. Хокинс скучала по своей единственной и близкой подруге, но понимала, что ничего поделать не может. Немая девочка пошла во второй класс и продолжала терпеть издёвки, протяжённостью девять учебных месяцев.

Так проходили годы, но Агния не произносила ни звука… Единственным человеком, которому она была нужна, это приёмному отцу, который её очень любил и которого очень любила Агния. Друзей у девушки все ещё не было. Большую часть времени она читала, рисовала или слушала музыку. И всё это проходило в глухом одиночестве…

– Скорее бы прошли экзамены и больше не видеться с Больной!

– А лучше пусть валит в свою психушку!

Агния вышла из школы, не обращая внимания на крики своих одноклассников ей в спину.

"Самим не надоело ещё? Одни и те же слова столько времени. Уже одиннадцать лет прошло… Скоро последний экзамен… На кого мне поступать, когда я не могу даже слова сказать? А может нафиг эту учёбу? Надо мной и там будут издеваться… Да и "немой" мне не легко придётся… Я много чего умею… Только без "языка" я ничего не смогу…" – размышляла Хокинс по пути домой.

Придя домой, девушка зашла на кухню, где сидел её приёмный отец – Эдвард.

– Всё как обычно? – поинтересовался мужчина.

Агния кивнула и, налив себе кофе, села за стол совсем без настроения. Она уже давно перестала показывать какие-либо эмоции. Только иногда слегка улыбалась своему отцу.

– Экзамен хорошо прошёл? Только информатику осталось сдать?

Девушка вновь кивнула. Училась она отлично и за оценки не переживала. Вот только оценки не всегда влияют на жизнь. Общение и умение подстраиваться под общество тоже играют важную роль, а с этим у неё явные проблемы.

– Пойдёшь сегодня в зал?

Агния снова кивнула.

– К десяти вернёшься? – не переставал задавать одни и те же вопросы Эдвард, хотя прекрасно знал на них ответ. Может, он не хотел, чтобы возникло молчание? Агния была совсем не общительна в последнее время и отец пытался найти хоть какие-то темы для разговора.

Девушка пожала плечами и, допив кофе, встала и подошла к раковине, чтобы сполоснуть кружку. Эдвард видел подавленное состояние своей дочери и пытался её "разговорить".

– Тебе скоро восемнадцать. Думала, как отметишь? Может съездим куда-нибудь? Ты станешь совершеннолетней. Не вариант просиживать этот день дома. Может хотя бы в кафе сходим?

Агния подумала и кивнула. Обычно дни рождения девушка просиживала дома. Она не понимала, что может быть такого особенного в этом празднике, ведь никогда не могла отметить его как следует – в компании друзей или за накрытым семейным столом. Поэтому сейчас этот день девушка воспринимала как обычный – становишься на год старше и всё. Хотя, скорее всего, если бы у неё были друзья, с которыми она могла бы весело отмечать и веселиться, она бы изменила своё мнение на противоположное.

Она подошла к отцу и обняла его, слегка улыбнувшись. Потом показала жестом, что пойдёт в свою комнату.

– Хорошо, милая.

Эдвард Фоглер был не богатым, но обеспеченным мужчиной и имел двухэтажный дом на окраине города. Они с женой хотели приобрести квартиру в центре, но сочли это решение неудобным: постоянный шум за окнами, люди и машины, грязный воздух и невозможность выйти во двор, чтобы посидеть в тишине. Да и плачущий ребёнок мешал бы соседям. Приобретя территорию на окраине и построив там дом, молодая семья избавилась от всех этих минусов. Они были счастливы, строили планы на будущее, но спустя совсем немного времени, у девушки случились преждевременные роды, в следствии чего она погибла. Недоношенный ребёнок тоже не выжил. Эдвард остался совсем один в большом доме, где совсем недавно они с женой представляли себе шумную семейную жизнь втроём. Эта трагедия сподвигла его посещать детский дом каждые несколько месяцев. Он стал волонтёром, вкладывал деньги в улучшение условий жизни детей, играл с ними. Дети, лишённые любви родителей, радовались, когда приезжал "дядя Эдик".