На новом рубеже противника снова встретили острые клинки безжалостно пластавшие тела, срубавшие древки копий и кроша гнилой металл. На некоторое время мы опять смогли удержать их.
И всё же шпага герцога была великолепным оружием, она порхала в моих руках, рубя и протыкая тела легко и непринуждённо.
Рано или поздно любой даже самый выносливый воин начинает уставать, а значит, делает ошибки. И вот уже один из гномов падает на землю пронзённый точным ударом копья в смотровую щель шлема и сразу за ним второй, ибо щит товарища, прикрывавший его грудь, опустился. В прореху сразу ударил поток гоблинов, будто направленных чьей-то опытной рукой.
В какой-то момент я перегородил дорогу очередной своре серых мерзавцев позволив гномам разобраться с прорвавшимися. Я плёл восьмёрки шпагой и колол ножом разбрызгивая вокруг себя кровь. Мотыга как мог, прикрывал меня с боков, сбивая безумцев своим огромным мечом. Даже ошалевшие от ярости уродцы на время отступили.
Что-то больно врезалось мне в бок, да так, что на глазах выступили слёзы. Удар, ещё удар, срубленная клинком рука всё ещё сжимавшая кривой меч падает мне под ноги.
– Ну, ты даёшь Полковник! Спасибо! – рыкнул, оттаскивая меня за шиворот Неистовый срубая голову прыгнувшему на нас гоблину.
Крак! – мы были уже на середине моста, когда тот треснул. Именно что треснул, по поверхности прошла кривая трещина, выворачивая камни и разбрасывая вокруг каменную крошку. Часть сооружения обвалилась, но противника это нисколько не смутило. Они перепрыгивали через провал, обрушиваясь на щиты защитников сверху.
– Хирд, отступаем!
– Аард! – Железные сделали ещё несколько шагов назад, оставив на залитой кровью мостовой ещё два гномьих тела.
И вот мы уже на нашем берегу и врастая в землю между штабелями булыжников, снова рубим противника. Мотыга кричит от боли, но раз за разом прорубает дорожку в накатывающей на нас волне. Что-то проносится мимо меня, рассекая щеку, и кровь течёт за воротник. Ерунда, прошло по касательной, только оцарапало.
Где же ты тварь?! Иди к нам! Мы уже почти побеждены! Не бойся!
Что-то кричит Лоник и десятки гоблинов падают на землю проткнутые стрелами, а затем снова и снова.
Некоторое время мы боремся за каждый метр, но баррикада наша снова сметена потоком тел и мы шаг за шагом отступаем к центру села, неся потери и обливаясь кровью.
С крыш на противника сыпятся стрелы, но гоблины всё же пытаются окружить нас. Мотыга вместо щита использует перевёрнутую телегу, в груди и плече его уже торчат несколько копий и клинков.
Крики, стоны, безумные вопли, звуки разрубаемой плоти и льющейся крови вокруг. Всё-таки Средневековье это что-то с чем-то.
Гоблинам не удалось взять нас в кольцо, ибо храбрый мэтр Эбле вместе с женой возглавил контратаку и дал нам необходимое время, чтобы укрыться за новыми баррикадами. Крестьяне, вооружённые копьями, вилами и топорами врубились в ряды монстров, неся огромные потери.
Я видел Лоника на крыше. С похвальной скоростью тот всаживал одну арбалетную стрелу за другой в атакующих селян уродов. Но местные не были обучены так же хорошо как хирд и не принимали участие в таком количестве сражений как гномы. Прилив серых тел захлестнул их и в последний момент, я видел как бургомистр с женой и парой охотников, скрылись в одном из домов, захлопнув дверь.
И тут аз многогрешный снова почувствовал приближение угрозы. Настоящей всёобволакивающей и торжествующей. Охранявшая Длинноносую группа, вооружённых круглыми дощатыми щитами гоблинов в шлемах, спустилась с моста и двигалась в нашу сторону. Всё ещё недосягаема для меня, но уже что-то.
Когда мумия на древке поравнялась с крепким, надёжно закрытым сараем, располагавшимся возле постоялого двора где мы остановились, раздалось истошное ржание и ломая ворота и раня себя, из каретника вылетели мои мышастые лошадки тащившие фургончик. Безумно вращая глазами, они рвали ремни сбруи. Длинноносая напугала их, сведя с ума и заставив забыть об инстинкте самосохранения. Разорвав упряжь в клочья одна из кобыл врезалась в стену дома сломав себе шею, а другая бросилась к берегу где насадила себя на торчавшие из земли колья. Повозка моя перевернувшись рухнула на бок.
Пронзительно закричала женщина, и я узнал голос супруги мэтра. Словно ураган я обрушился на группу неприятеля возле дома послужившего укрытием крестьянам. Сколько их было? Дюжина или больше, не считал. Кровь заливала мне глаза и наполняла рот. Окна строения были распахнуты настежь.
Выбив ногой дверь, я увидел распростёртые на земле тела пронзённых короткими копьями мэтра и его жены. В последний момент они прижались друг к другу так и не расставшись.
– Чёрт!
Выскочив обратно наружу я проткнул первого попавшегося гоблина, а затем убрав нож в чехол на поясе вытащил из кармана гранату.
Ещё чуть-чуть, ещё немного! Ближе, ближе пора!
Взрыв гранаты буквально смёл тащивших Длинноносую гоблинов и охрану со щитами, плотным строем сплотившуюся вокруг. Древко упало на землю, но противник уже приходил в себя и вот уже две дюжины мелких мерзавцев кинулись к своей реликвии.
– Мотыга брось меня туда! Брось меня туда! – вопил я, прорубаясь навстречу к троллю.
Сказано – сделано. Сравнить это можно было разве, что с краном, подцепившим тебя за шиворот. Взлетев сначала вверх, я полетел к освободившейся от взрыва площадке. Перекувыркнувшись через голову, моя персона встала на ноги над мумией и сталью очертила кровавый круг вокруг себя.
– Жита-а-ас!!! За-а-ариту!
Что-то зашипело подо мной, и я, не веря своим глазам, уставился на разевавшую беззубый рот Длинноносую пытавшуюся укусить мой ботинок. Что б меня, да она живая!
Я дважды вонзил шпагу в её бесцветную грудь, но ведьма лишь скалилась и верещала. Серо-серебристое свечение ударило в меня, расползаясь по кольчужке. Что ощутил? Возникший внутри озноб, пробежавший по конечностям, позвоночнику, загривку, да и только. Ваш покорный слуга прямо чувствовал, что Длинноносая ожидала увидеть ужас в моих глазах, страх который захлестнул бы разум и свёл меня с ума! Но этого не произошло. Не дождёшься, я и не такое видел.
В бессильной злобе она продолжала орать, а я движимый скорее предчувствием, чем знанием, выхватил из ножен гоблинский кинжал и воткнул его ей в голову. Тот вошёл на удивление мягко, будто в куклу из папье-маше.
И вдруг всё прекратилось. Знаете, словно резко выключили звук в телевизоре. Кто-то тонко скулил, всё ещё было слышно хаканье гномов рубивших замерших словно в ступоре гоблинов, уставившихся на нас, и больше никаких звуков.
Длинноносая закатила глаза и превратилась в прах тут же развеянный налетевшим порывом ветра, а её слуги, будто по команде бросились врассыпную. Они бежали к мосту, падали в реку, тонули, но старались как можно скорее покинуть место битвы. В глазах противников наконец-то появился разум… и страх.
Утерев пот со лба, Рофур облокотился на перевёрнутую повозку и взглянул на меня.
– Ты видел? Она была живая, – произнёс я вставая с колен и пряча в ножны гоблинский клинок.
– Видел, видел. Бррр! Теперь-то точно мёртвая. Забудь, не хочу о ней даже вспоминать…
* * *
Всё окончилось также внезапно, как и началось. Гномы потеряли восемь бойцов, крестьяне тридцать, детишки, старики и женщины, возглавляемые Лоником, ни одного убитого не имели, разве что дюжину легко раненных.
А вот гоблины… я даже не поверил тому, что увидел. Мы убили более полутора тысяч противников. Сгоревших от «Коктейлей Молотова», я вообще не считал. Как их посчитать то? Груда скорчившихся, обгорелых костяков навсегда замерла перед мостом.
Когда стемнело, и кровавый закат окрасил небо, я решил переговорить с троллем. Поблагодарить его за отвагу и верность.
Нашёл его усевшимся на край моста и опустившим огромные ноги в реку. Склонившись над водой, Мотыга… всхлипывал.
«Мужчины не плачут, мужчины огорчаются», всегда говорили мне. Но я знал, что слёзы для потерявшего друзей это не стыд. Это дань, которую платит выживший погибшим.