Я решаю погодить с обмороками. Спрашиваю, пока он не успел далеко уйти:
– Ты откуда такой умный взялся на мою голову?
– Сама вырастила.
И, нежно переставляя огромные лапы, уходит на кухню. С трудом поднявшись, я поплелась следом. На кухне застала умильную картину: сидит у своей миски и ласково так щурится то на меня, то на шкафчик, где стоят кошачьи консервы.
– Жрать давай, я сказал!
Вот тебе и вся умильность. Я подпрыгнула, но решила сегодня не спорить, открыла «нежные кусочки курицы в домашнем соусе», только спросила:
– Раз уж ты сегодня такой разговорчивый, скажи, это хоть вкусно?
Он посмотрел на меня красноречиво, я прикусила язык. Понятненько, завтра придется идти на рынок за говядиной, благо выходной, и планы у меня только на вечер.
Изредка поглядывая на тупо глядящего в окно кота, я благоразумно молчала. За шесть лет я уже успела изучить его повадки, и знала, что сразу после еды он садится к «телевизору», начинает пялиться в окно, не мешая процессу пищеварения. Трогать его в эти моменты – себе дороже. А теперь, когда он еще и заговорил, боюсь даже подумать, что от него можно услышать.
Поэтому я занималась своими делами, стараясь не очень громко греметь сковородкой, на которой жарила себе яичницу. Потом подумала: «Какого черта? Кто в доме хозяин, я или кошка?» и с размаху поставила на стол стакан молока. Не рассчитала, молоко выплеснулось на скатерть в нежный сиреневый цветок, а кот даже ухом не повел. «Вот зараза!», и я стянула со стола мокрую скатерть, отнесла ее в корзину для грязного белья. Завтра постираю.
После ужина я устало принялась разглядывать свои руки. Сегодня на выставке бросилась помогать голландцам расставлять цветы, и, соответственно, сломала два ногтя, по одному на каждой руке. В мои обязанности, конечно, не входит таскать тяжеленные ведра с бордовыми розами, но я не могу не помочь хорошим людям. А эти так волновались, как будто приехали на Олимпиаду, а не на выставку цветов. А розы и впрямь хороши, разных цветов, составленные в огромные букеты, они так и притягивали взгляд. Через три дня, на закрытии выставки, их будут раздавать всем желающим. Обязательно притащу домой охапку белоснежных, с огромными, как блюдца, бутонами и тонким одуряющим запахом.
Я еще раз вздохнула и достала ножницы. Подумалось: «Как же не вовремя». Палец за пальцем, снимала я с них ороговевший скальп, расставаясь с надеждами произвести завтра впечатление на одного человека. В субботу вечером звана я была на день рождения к подруге, где должен был появиться принц из моей мечты. Зная свои преимущества: волосы и ногти, я понимала, что теперь на пятьдесят процентов обезоружена. Жаль.
Видимо, я очень тяжело вздыхала, потому что Мусик, наконец, не выдержал и повернул ко мне свою широкоскулую… Бог с ним, лицо.
– Хватит ныть, пожалуйста, – его пасть слегка открывалась, звуки вырывались откуда- то из гортани, язык шевелился. Свят, свят, свят. Я снова сидела с открытым ртом, думая, не свалиться ли мне опять в обморок. На всякий случай.
– Было бы из- за чего расстраиваться.
– Тебе легко говорить, – наконец отмерла я. – У тебя ногти всегда в порядке, ты их в подушечках прячешь, как в чехле. А я как же завтра?
Собиравшиеся было навернуться на мои глаза слезы, втянулись обратно с резким хлюпаньем. Мне нужны были абсолютно сухие и чистые глаза, чтобы видеть то, что происходило на подоконнике в моей кухоньке.
Мой славный немаленький кот поднял правую лапу и выпустил когти. Повертел этими самыми когтями у себя перед носом, потом подышал на них и потер о шерсть на своей груди. Для пущего блеску. Снова полюбовался, удовлетворенно кивнул и посмотрел на меня с чувством собственного превосходства.
– Не прибедняйся. Сама знаешь, что стоит тебе только захотеть, и они у тебя к завтрашнему дню отрастут.
Я снова глядела на него во все глаза, не в силах вымолвить и слова.
– Что уставилась? Ты меня пугаешь, мне кажется, я тебя теряю. Сама давно уже со мной в одно лицо разговариваешь, а мне, значит, нельзя?
Фыркнул, спрыгнул на пол и гордо покинул поле боя. Кухню, то есть. Пошел спать в моем любимом кресле, без злости отметила я про себя. Злиться не было никаких сил.
В чем- то он, конечно, был прав. Иногда случались со мной странные вещи. Еще в школе, помню, очень нравился мне один мальчик, без задних ног влюбленный, к сожалению, в мою одноклассницу с большим, не по возрасту, бюстом. И вот, однажды вечером, засыпая, я долго- долго молилась, зажмурив глаза и сложив руки кулечком на своей хилой девичьей груди.
– Боженька, пожалуйста, очень тебя прошу, пусть у меня вырастет такая же грудь, как у Аньки, ну, пожалуйста, мне очень надо.
На следующее утро я проснулась оттого, что мне неудобно было лежать на животе. Подо мной находилась подушка. Но, когда я приподнялась, чтобы вытащить ее из- под себя, оказалось, что это не пух и перья, это моя собственная… грудь второго размера!
Ужасу моему не было предела. Я подскочила, как подорванная, и бросилась к зеркалу. Вот она, тут как тут, в полной красе. Я пыталась приплюснуть ее обратно, откуда она выскочила, но все безрезультатно. Пришлось надевать майку под школьную форму, хоть и стояло начало июня. Но соски слишком уж задорно упирались в вытершуюся за зиму ткань платья, чтобы оставить их вызов без последствий.
Как говорят англичане: “Be careful what you wish for”1. Они ведь могут и сбыться.
Ну и куда я теперь с таким бюстом? Но, ничего не попишешь, сегодня экзамен по математике, придется идти. Хорошо еще, что бабушка моя была подслеповата, ничего не заметила. Но все- таки я постаралась побыстрее выскочить из дома, быстро затолкав в себя кашу и чай.
На улице на меня оборачивались мужчины, а в школе просто начали показывать пальцами. А уж в своем собственном классе чего я тогда только не наслушалась. И про вату, и про гречку в мешочках, и еще много всяких лестных слов в адрес своего новоприобретения.
У моего мальчика, кстати, я так взаимности и не добилась. Оказывается, он в ней любил женщину и человека, а не только ее рано развившиеся формы. Они до одиннадцатого класса сидели за одной партой, поступили в один и тот же институт, а потом поженились, как только им исполнилось по восемнадцать. Насколько знаю, они и сейчас вместе.
Меня же тогда спасло то, что наступило лето, каникулы, за это время все немного забылось, а на следующий год уже многие девчонки появились в портупеях из белого атласа и кружева.
Потом были еще в моей жизни незначительные события, которые я всегда объясняла судьбой и стечением обстоятельств, но которые, тем не менее, происходили явно в мою пользу.
Решив, как обычно, что утро вечера мудрёнее, я пошла спать. И, уже распластавшись под прохладными простынями, я снова подумала: «Вот было бы здорово, если бы ногти все- таки завтра выросли обратно».
2.
В Москве подходил к концу 1395 год. Это был тревожный год, когда в пределы России, и так измученной татаро- монгольским игом, вторгся один из самых свирепых завоевателей орды – Тамерлан. Целые страны он заливал потоками крови, истреблял миллионы людей, срывал до основания города и все, встречающееся ему на пути, предавал губительному ветру разрушения. 26 августа2 стоял он лагерем на берегах Дона, намереваясь двигаться на Москву. В Москве был объявлен строжайший пост, из Владимира привезена икона Божией Матери. Тамерлан изменил свои планы, вернулся назад в Орду, молва приписала это всесильной помощи иконы.
Прошло время, наступила осень. Стоял ноябрь, близился праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, отмечавшийся в том году гораздо более торжественно, чем обычно. Снега все не было, только подмораживало ночами
Кремль уже окружен был стеной, сложенной из Белого камня, и «Белокаменная» постепенно становилась синонимом Москвы. Внутри Кремля жил Великий Князь, Патриарх и бояре, а снаружи люд попроще. Торговцы, ремесленники, мастеровые обосновались в посаде. Все жилые дома были деревянными, горели часто. Только стены и церкви были каменными. Много позже, только в 1433 году Великий Князь Юрий Дмитриевич разрешит построить в Москве частный каменный дом.
