В ее глазах ужас, которого не было мгновение назад, она скрывает секрет, и сейчас он мерцает прямо под поверхностью. Я почти чувствую это, но она хорошо его скрывает. И я ловлю себя на том, что делаю что — то совершенно несвойственное моему характеру.

— Ты была медсестрой, верно? Так что я уверен, что у тебя есть другие таланты, которые пригодятся вместо этого, Катерина, — уверяю я ее.

Я выхожу из комнаты, прежде чем дам ей еще какое — либо указание на то, что я кто угодно, но не монстр, которым она меня считает.

— Меня зовут Кэт. Я ненавижу Катерину, — кричит она мне вслед.

Это то, на что похоже ощущение дежавю? Потому что я слышал эти слова раньше. Я оборачиваюсь. И вдруг оказывается, что это было шесть лет назад, и я смотрю на чье — то другое лицо, когда мы стоим в этой комнате. Мы стояли здесь точно так же, и она сказала почти те же самые слова. За исключением того, что Николь предпочитала Никки, а она никогда не была моей пленницей. Она была здесь по собственному выбору. Пока не перестала.

У меня сжимается в груди, когда шестилетний гнев и тяжесть всей секретности и лжи поднимаются из моего нутра, угрожая выплеснуться наружу, пока я не затолкаю все это обратно, туда, где ему место.

— Ты в порядке? — голос Кэт вырывает меня из прошлого, напоминая, что то время в моей жизни давно прошло. — Ты выглядишь так, словно только что увидел привидение.

— Может быть, — бормочу я, и она растерянно моргает. — В любом случае, чувствуй себя как дома, пока я не решу, что с тобой делать.

Что — то нечитаемое мелькает в выражении лица Кэт.

— За исключением моего кабинета, ты вольна исследовать дом. Но попробуй сбежать, и я передам тебя своим людям, чтобы они делали с тобой все, что им заблагорассудится. Ты поняла меня?

— Да.

— София готовит ужин около восьми. Ты можешь есть, где захочешь, но сегодня вечером приезжает мой отец, поэтому я бы предпочел, чтобы ты поела в своей комнате.

— Я бы все равно предпочла поесть здесь, — съязвила она.

— Конечно, ты бы так и сделала. Не очень — то ты общительный человек, не так ли?

— Ну, вы скажите мне, поскольку, кажется, вы чертовски много знаете обо мне, мистер Моретти, — огрызается она.

Тот проблеск уязвимости, который она позволила мне увидеть минуту назад, исчез, и ее броня прочно вернулась на место. Что хорошо, потому что она будет нуждаться в этом, пока она живет здесь.

— Я считаю своим долгом знать все, что можно знать о моих врагах, мисс Эвансон.

Я выхожу за дверь и закрываю ее за собой. Мне нужно чем — то заняться, чтобы отвлечься от огненной дикой кошки, потому что разгуливать здесь с полупостоянным стояком — не мое представление о хорошем времяпрепровождении.

Может быть, мне стоит просто трахнуть ее и покончить с этим. Выкинуть ее из головы, чтобы я мог сосредоточиться. За исключением того, что я не хочу просто взять Кэт; я хочу владеть каждой ее частичкой. И хуже всего то, что я абсолютно понятия не имею, почему.

Глава 3

Данте

Он опаздывает, как обычно, это один из его многочисленных недостатков, которые я презираю. Его опоздания — еще одна из его игр разума.

— Вы хотите, чтобы я подождала, с подачей ужина, сэр? — спрашивает София.

Я бросаю взгляд через стол на Максимо, который жует палочку от коктейля и барабанит пальцами по столу. Он не терпеливый человек, особенно когда дело доходит до еды, и я чувствую, как его раздражение разносится по комнате.

— Мы дадим ему еще несколько минут, — говорю я со вздохом.

— Как пожелаете, — говорит она с вежливым кивком.

— Наш гость уже поел?

— Я отнесла ей поесть в восемь, как вы просили. С тех пор она не выходила из своей комнаты.

— Ладно, хорошо, — я отмахиваюсь от нее, когда мои мысли возвращаются к Кэт.

Интересно, что на ней надето и сменила ли она наконец свою униформу уборщицы, которая слишком мала для ее изгибов. Когда она собирала свои вещи у себя дома, я старался не смотреть на ее нижнее белье, когда она запихивала его в сумку, но там определенно была пара трусиков с крошечными розовыми сердечками повсюду. Она не похожа на женщину с сердечками на трусиках, но и не похожа на женщину, которая бросила бы работу своей мечты, чтобы убирать офисные помещения за двадцать баксов в час.

София торопливо возвращается.

— Ваш отец здесь, сэр. Может, мне теперь поджарить стейки?

— Ради всего Святого, да, пожалуйста, — стонет Максимо, но София игнорирует его и продолжает смотреть на меня.

— Да, пожалуйста, — говорю я ей.

Она снова спешит уйти, на удивление проворно для шестидесятисемилетней женщины с артритом бедра. Ей действительно следовало бы уйти на пенсию, но всякий раз, когда я предлагаю это, она смотрит на меня так, будто я разбил ей сердце, и говорит, что ей больше некуда идти. У нас было две домработницы, когда мой брат и его жена тоже жили здесь, но теперь это кажется таким давним. Сожаление гложет меня под ложечкой, или, возможно, это просто голод.

Невероятно громкий голос моего отца эхом разносится по коридору снаружи, сигнализируя о его прибытии. С внутренним стоном я готовлюсь к вечеру в его компании. Он настаивает на том, чтобы мы встречались за ужином раз в месяц, представляя свои визиты как возможность увидеть своего любимого сына, но мы оба знаем, что ни то, ни другое не соответствует действительности.

Когда он входит в комнату, он раскрывает объятия, приближаясь ко мне.

— Мой сын, — он широко улыбается.

Я тоже притворяюсь и принимаю его объятия, он похлопывает меня по спине.

— Ты немного похудел, сынок? — спрашивает он, отступая немного назад, его глаза полны притворной озабоченности.

Он делал это всю мою жизнь. Наживается на том, что, по его мнению, является моей неуверенностью. Я был тощим ребенком, пока мне не исполнилось пятнадцать, и он напоминал мне об этом каждый чертов день моей жизни. Но я больше не тот ребенок. Во мне шесть футов четыре дюйма и двести сорок фунтов. Я тренируюсь в своем спортзале почти каждый день. Я могу делать жим лежа в полтора раза тяжелее собственного веса, и я спаррингую с бывшим чемпионом в супертяжелом весе. Мои костюмы сшиты на заказ, и они все еще сидят на мне точно так же, как всегда, но я похудел. Верно?

— Почти уверен, что мой вес такой же, как и в прошлый раз, когда ты был здесь, пап, — отвечаю я.

— Хм, — он выгибает бровь, как будто не верит мне. — И, Максимо. Я мог бы знать, что ты будешь здесь, — он говорит это с улыбкой на лице, но его тон сочится презрением.

— Ну, я никогда не мог устоять перед хорошим стейком, Сэл, — отвечает Максимо с хорошо отработанной улыбкой.

У моего отца дергается глаз, когда Максимо неофициально называет его по имени. Он предпочитает свой полный титул — Сальваторе или мистер Моретти, особенно от сироты, которого он привел в свой дом и который, по его мнению, перед ним в долгу. Но даже мой отец знает, что лучше не бросать вызов свободной пушке, которая является моей правой рукой.

— Пойдем? — я выдвигаю для него стул, и мы все садимся за стол.

Максимо наливает нам всем по бокалу кьянти.

— Итак, как продвигается бизнес? — наконец спрашивает мой отец, как обычно открывая тему.

— Хорошо, — мой стандартный ответ.

— Вы разобрались с делом на складе на прошлой неделе?

— Да, — на складе всегда есть дела.

— А как насчет Лео Эвансона? У тебя есть деньги, которые он украл у меня?

Мои внутренности скручиваются в узел. Поехали. Лео Эвансон действительно наебал меня, когда решил поучаствовать в самой прибыльной игре в покер в Чикаго. Не только потому, что он сжульничал и ушел с четвертью миллиона долларов, которые не заработал, но и потому, что одним из мужчин, сидевших за тем столом, был старый приятель моего отца, Константин.

Итак, Константин Бенетти был азартным человеком столько, сколько я его знал, он один из лучших игроков в покер, однако его склонность к женщинам вдвое моложе его, со вкусом к дорогой обуви, сумочкам и кокаину означает, что он тратит деньги быстрее, чем может выиграть. Итак, когда раз в месяц в одном из наших клубов происходят крупные игры, мой отец финансирует Бенетти и забирает половину его выигрыша. Итак, деньги, которые он украл, на самом деле принадлежат моему отцу — и в этом заключается моя проблема.