А сам, пока еда готовилась, взялся за изготовление оружия.

Ну а что?

Глухой лес вокруг. Не тайга, но по сути — то же самое. Опасной живности масса. Поэтому хоть какое-то оружие нужно иметь. Хотя бы для вида.

Посему, выбрав подходящую палку, он ей подчистил сучки и осторожно обжег конец. Нежно. Просто деликатно. Постоянно туша в земле и контролируя процесс. Стараясь сделать самый примитивный и архаичный вид копья — такой, с которым бегали еще в раннем каменном веке. Даже мамонта себе вообразил, ужаснувшись самой мысли о том, что с ЭТИМ… кхм… оружием кто-то охотится на столь грандиозное и могучее существо.

— Из кости надо делать наконечник, — заметил Вернидуб, вышедший на запах еды из полуземлянки, в которой спал весь день.

— Ясное дело. Или из камня. А еще лучше из железа, — буркнул Неждан, которого и самого эта обожженная палка немало удручала своей примитивностью.

— Не дорос ты еще до железа, — усмехнулся Вернидуб.

— Что сие значит? Отчего не дорос? Как по мне — в самый раз.

— Столько железа — ценность великая. На копья его переводить — пустое. Ножей да серпов нужду великую испытываем. А ты сказываешь, дорос, — махнул седой левой рукой.

Спорить Неждан не стал.

Знал — правда.

Но так он и не собирался ни у кого брать, а сам делать мыслил. Ибо с одним только ножиком малым — не жизнь, а морока. Мучение. А ведь ни топора, ни косаря[4] у семьи не имелось, даже если бы ее не ограбили эти разбойнички. Из-за чего они только и собирали хворост, подчистив округу. И не только у семьи. Топоров вообще было наперечет по всей округе. С косарями получше, но не сильно. Обычно один на несколько семей…

Неждан приступил молча к еде, взяв свою порцию.

С мрачным видом.

Жизнь здесь выглядела до удивительного беспросветной. Борьба за выживание без конца и начала, а главное — надежды. Каждая зима — как генеральное сражение. Да и не только зима. Доходило до смешного. Вон, даже ложки не было. Вилки-то черт с ней. Но даже единственную ложку эти мерзавцы испортили, раздавив. А пальцами есть не хотелось, да и ножом тоже. Поэтому он отколол себе две палочки от сухого бревна. Наспех их оправил. И начал ими кушать. Благо, что там, в будущем, нередко практиковался с каким-нибудь удоном.

Вернидуб ел руками. И смотрел на парня ВОТ такими глазами, наблюдая за тем, как тот орудует палочками. Не всегда и все удавалось. Это тело еще к таким вещам не привыкло. Но… Неждан ими именно ел и весьма ловко. Отхлебывая получившийся навар через край миски. Но ничего не говорил.

Да и вообще, как-то к разговору никакой тяги не было. И каждый думал о чем-то своем. Вот в тишине и поели. После чего без лишних разговоров отправились отдыхать. Вернидуб почти мгновенно провалился в сон, а вот к Неждану Морфей совсем не шел. Его, как и накануне, распирало от целого роя мыслей. Только уже других. Осознание того, что это все не игра, а натуральная жизнь давило немилосердно.

Животные — ладно.

Они летом вряд ли полезут на провонявшую дымом территорию. Во всяком случае — хищники, которые поумнее. А вот люди могут… в особенности людоловы. Их возвращения Неждан и опасался. Невольно проводя параллели с образами более поздних эпох.

И это терзало.

Морально.

То и дело заставляя просыпаться и прислушиваться.

Снова засыпать.

Снова пробуждаться в тревоге.

И так раз за разом. Всю ночь мучаясь в ожидании мнимого нападения. Да, разум ему подсказывал — эти уроды ушли. И вряд ли по этому маршруту полезут в ближайшее время. Чего тут брать-то? Но легче ему от этого не становилось. На его психику последние пару дней вообще многое навалилось, вот нервы и шалили.

А где-то вдалеке время от времени выли волки, обещая веселую и насыщенную зиму…

[1] Выработка желудочных соков ухудшается, из-за чего еда плохо переваривается. Мышцы начинает сводить при нагрузке. И прочее.

[2] Сырое молоко взрослые в те времена пили очень ограниченно из-за ряда проблем. Начиная с того, что коровы доились только в теплое время и молоко очень быстро портилось, и заканчивая всякими неприятными инфекционными последствиями (его ведь даже не процеживали). Про инфекции, конечно, никто ничего не знал, но поносы выступали хорошим показателем того, что есть не нужно.

[3] Серпы были очень небольшие, редко с клинком больше ладони.

[4] Косарь — это большой нож, как правило, с толстым обухом, с креплением для древка вместо рукояти. В археологии на период у праславян встречается, но редко.

Часть 1

Глава 3

166, июнь, 4

Неждан открыл глаза.

Сквозь щели у двери пробивались первые лучики солнца. А его правая рука все так же сжимала копье, как и в тот момент, когда он окончательно заснул.

Никаких резких движений при пробуждении он не делал.

Только открыл глаза и прислушался.

С вечера он не пил на ночь, поэтому и не давило особо. Что позволило при пробуждении избежать ненужной суеты.

Осторожно встал, стараясь не издавать ни единого звука. Хотя на соломе это казалось утопией — приходилось подниматься медленно, чтобы получающееся шуршание смазывалось и не «бросалось в глаза». То есть, тонуло в общем потоке «белого шума».

Подошел к двери, краем глаза замечая удивленный взгляд раненого. Тот умудрился проснуться буквально с первыми движениями Неждана и молча за ним наблюдал.

Дверь была плетеная, обтянутая частью старыми шкурами, частью грубой, видавшей виды тканью, и набита сухой травой. Ее «отделку» разбойный люд даже трогать не стал, хотя обычные тряпки все забрали. Запереть надежно такую дверь, конечно же, не представлялось возможным в силу ее хлипкости. Поэтому Неждан накануне продел куски лыка через каркас, сформировав несколько петель изнутри. И воткнул в них не очень толстую, свежую палку — достаточно упругую для того, чтобы ее нельзя было сломать дверью, открывающейся наружу.

Да, не самая надежная защита, но время проснуться и как-то отреагировать она должна была дать…

Так вот. Разблокировав дверь, Неждан толкнул створку от себя.

Резко.

И перекатом ушел вперед. Стараясь как можно скорее проскочить слепую зону у двери, где его могли поджидать в засаде.

Вылетел.

Вскочил на ноги.

И начал крутиться, озираясь с каким-то диким, затравленным видом. Пока, наконец, не замер, принюхиваясь и прислушиваясь.

А вокруг стояла тишина.

Ну… относительная. Так-то какая может быть тишина утром на опушке леса, да еще и у реки? Все щебетало, чирикало, шуршало, плескалось и так далее. Просто на фоне естественных звуков не наблюдалось ничего такого, что выглядело бы опасно или подозрительно.

— Показалось, что? — тихо спросил Вернидуб, осторожно выходя следом.

— Показалось. Будто гости у нас.

— Я ничего не слышал.

Неждан пожал плечами, ничего не ответив. И повисла неловкая пауза. В чем-то даже глупая. Которую разрушил Вернидуб максимально неуместным вопросом:

— Ты в воду-то чего тогда упал? Стоял такой. Обернулся. Лицо перекосилось. И ничком рухнул. Мы все подумали — удар какой тебе разбил. Такое иной раз случается с людьми от испуга.

— Не ведаю. По телу судорога прошла. А дальше — темнота. Очнулся лежа на воде.

— Чудно. — покачал головой Вернидуб. — Никогда не слышал, чтобы человек упал в воду и лежал на ней, будто на траве.

— Сам удивился. Как пробудился, так сразу под воду и пошел. Чуть не захлебнулся.

— Ты как до берега-то добрался. Помню тебя течение далече от него отнесло. На середину реки.

— Как добрался? — удивился Неждан. — Доплыл. Чего тут плыть-то?

И осекся, глядя на удивленное лицо Вернидуба.