Он уже достиг своей резиденции — губернаторского дома на Невской першпективе, и уже предвкушал добрый ужин и заслуженный отдых в кругу семьи. Однако, стоило ему покинуть сани, как к нему подошёл незнакомый офицер в морской форме. С ним был экипаж на санном полозу и несколько драгун.

— Ваше высокопревосходительство! Вас ждут у Его Императорского Величества. Это срочное дело!

— Хорошо. Владимир Иванович, прошу вас, сообщите моей супруге, что я задержусь! — беззаботно отвечал пётр Алексеевич. Он уже привык к причудам государя императора, имевшего обыкновение работать допоздна.

Адъютант направился к особняку губернатора; незнакомый офицер почему-то двинулся в том же направлении. Впрочем, дальнейшего Пётр Алексеевич уже не рассмотрел: стоило ему сесть в предложенный экипаж, как тот сорвался с места и, сопровождаемый парой драгун, понёсся по заснеженной Невской Першпективе в сторону Зимнего Дворца.

Сани быстро скользили по хрустящему на вечернем морозе снегу. Однако, к несказанному удивлению Палена, они вихрем пронеслись по площади, на которой уже горделиво красовалась в нестерпимо-ярких лучах прожекторов введенная в прошлом году Рождественская ёлка, проехали мимо южного фасада Зимнего Дворца и свернули налево, в сторону старого Зимнего Дворца Петра I.

И тут Пётр Пален всё понял.

Кровь ударила ему в голову. Это ловушка! Недолго думая, он распахнул дверцу кареты и выпрыгнул в твёрдый, укатанный многочисленными санями снег. Непривычное к таким эскападам тело отозвалось резкой болью в плече. Сзади раздался угрожающий стук копыт; пётр Алексеевич хотел было обернутся, но не успел. Свет померк в его глазах — скакавший за его санями драгун без церемоний ударил его прикладом ружья по темени.

…….

— Очнитесь, сударь!

Он пришёл в себя от резкого запаха нюхательной соли. Чьи-то сильные руки подняли его, бесцеремонно встряхнули и усадили на жёсткое деревянное кресло. Тут же руки его оказались привязанными к подлокотникам. Ничего не было видно: на голове сидел какой-то закрывавший глаза колпак.

— Тише, дурак, руку ему сломишь! — вдруг испуганно произнёс один из тех, кто прикручивал его к креслу.

— Я-то дело своё знаю! Чай, ещё при Степан Иваныче начинал-то, не то что ты, лапоть! — добродушно откликнулся второй, издававший мощный запах чеснока и овчины. — А рука — эт ничего! Как начальство наше с тобой нынче гуторит: две сотни костей в человеке, одной более, одной менее…

Наконец, они закончили привязывать несчастного Петра Алексеевича и отошли куда-то за спину.

— Ну что, голубок, отлетался? В тенеты попал? — спросил по конец один из халдеев, почти ласково потрепав губернатора по плечу. — Терпи теперь: Господь терпел, и нам велел!

И вот это-то неприкрытое хамство поразило Петра Алексеевича сильнее всего. Раз эти мужики, сермяги, ведут себя с ним, вельможей генерал-лейтенантского чина, кавалера двух орденов, таким образом, запанибрата — значит здесь он просто н и к т о, и случиться с ним может ч т о у г о д н о.

— Ладно, ступайте — произнёс вдруг чей-то властный металлический голос. — Я переговорю с задержанным.

«Задержанный». Вот так вот!

Пётр Алексеевич нисколько не сомневался в тмо, где именно он оказался и почему, но это знание совершенно не добавляло ему спокойствия. Мысли его метались, как крысы в садке:

«Раскрыли. Нас раскрыли. Определёно, кто-то всё выболтал. Но вот — кто?»

Тяжёлый овчинный дух исчез, и чья-то рука сдёрнула мешок с его головы. И Пётр Алексеевич зажмурился, тщетно спасая глаза. Ослепительно — яркий свет залил всё, казалось, проникая в мозг!

Металлический голос полковника Скалона прорезал холодный воздух подземелья.

— Скажите-ка, господин губернатор, вы знаете, что такое светит вам нынче в лицо?

— Где… где я? — робко спросил губернатор, щурясь от этого дского света.

— Отвечайте на вопрос; вы знаете, что это такое? — совершенно спокойно повторил тот же голос, только интонация его стала ещё более холодной.

Пален знал.

— Сие есть «Гефестов огонь», получаемый от электричества. Прошлый год освещали им ёлку на Дворцовой площади, а нынче — всю площадь, где народные гуляния будут… — дрожащим голосом произнёс он.

— Верно! — чуть смягчившись, произнёс голос, и луч прожектора отвернулся от лица губернатора куда-то в сторону.

Зрение восстанавливалось медленно. Сначала Пален увидел низкие своды, выложенные из огромных неотёсанных камней, на которые падал луч «Гефеста», затем с трудом разглядел ширму и стоящего рядом господина в тёмно-синем мундире с черным лацканом.

Имя этого человека произносили не иначе как шёпотом. Удивительно, как господин с от природы таким мягким выражением лица мог оказаться столь страшен!

Полковник Скалон. Будучи родом из Сибири, чужой и мало кому известный в Петербурге, он было абсолютно неподкупен, неуговариваем и бесстрашен; а ещё полковник способен был на такое, на что другой дворянин даже мыслями не решился бы посягнуть.

— Действительно, — немного более мягким тоном ответил полковник, — это чудо научной мысли есть электрический фонарь, называемый «гефестов огонь». Мне так нравится смотреть, как в его свете дети играют у елки на Дворцовой площади. Замечательное изобретение! А у вас есть дети, губернатор?

— Есть. Взрослые… — начиная недоумевать, ответил Пален.

— Ну что же, на один вопрос вы уже ответили вполне правдиво… — задумчиво проговорил Скалон, — а вот что насчёт остальных? Кто глава заговора против верховной власти, в коем вы состоите с двенадцатого сентября сего года?

— Я не… — начал было Пален, и тут же получил хлёсткий удар перчатками по лицу.

— Надо же. А всё так хорошо начиналось! Ладно, как говорит в подобных случаях Его Величество Александр Павлович, пойдём длинным путём. Убирайте!

При последних словах из-за спины Павла Алексеевича вдруг выскочила пара крепких ребят и быстро убрала стоявшую за спиною полковника ширму.

— Узнаёте? — холодно спросил Антон Антонович, направляя сноп света туда, где только что стояла ширма.

Пален всё ещё почти ничего не видел: перед глазами ещё стояло жёлто-зелёное зарево от яркого света прожектора. Но даже тогда ему хватило одного взгляда, чтобы понять — это Пётр и Фёдор. Его сыновья сидели спиной друг к другу, связанные, с завязанными глазами и кляпами. А рядом — укрытый куском парусины, стоял какой-то аппарат.

— Как видите, тут нет третьего, — спокойно пояснил Скалон. — Официально, как вы знаете, средний ваш сын, Павел, находится при Каспийской армии. А неофициально — он заключен в крепость Дербент, и ожидает там вашего решения. Вы сами определите его судьбу: если будете вести себя разумно — всё дело останется в тайне и разрешится к полному удовлетворению всех. А вот если вы станете упорствовать — увы! Пострадаете и вы, и ваши близкие!

— Неужели вы посмеете? — прохрипел Пётр Алексеевич.

— Разумеется! Слишком уж многое поставлено на карту, чтобы миндальничать. Вы сами знаете — полумеры ничего не стоят. Покажите-ка, ребята!

Подручные Скалона взялись за дело. Один из них откинул холст с непонятного устройства, и перед ним открылось здоровое, с аршин, колесо, принайтовленное на деревянный брус, снабжённый ременным приводом и педалями. Нечто подобное, помнится, мастерил господин Кулибин, дабы катать инвалидов… только это устройство было явно не для этого.

Один из помощников полковника сел верхом на брус и, уперевшись ногами в педали, резко прокрутил их. Раздался негромкий, но страшный треск, а тела сидящих озарили вспышки электрических разрядов.

— Аах! — сквозь кляп воскликнул один из связанных. Пётр? Фёдор?

— Видите, как странно — одна и та же сила может создать праздник для детей, а может — мучительным образом убить их. Всё зависит от намерений того, кто берёт эту силу в свои руки… — задумчиво произнёс Скалон. — Давай-ка ещё!

Подмастерье со страшной скоростью завертел педалями. Тут только Пётр Алексеевич заметил, что от машины к его сыновьям змеями тянутся тёмные гуттаперчевые провода. На юношей было страшно смотреть: они изгибались, тряслись, как припадочные, не замечая даже, что с силою бьют друг друга головами.