— Конечно! Теперь кумпанства открывают все, кому не лень; а работников-то нет! Ну и приказчики рыщут везде, подыскивая людей. Иной раз такие деньги предлагают, что я бы сам, пожалуй, не отказался бы от этакой службы! — заметил юный красавец Рибопьер.
— Да, господа, с этим — беда! У меня так приказчика сманили. Четырнадцать лет беспорочно служил он еще моему батюшке; и тут, вообразите себе — предложили ему в Русско-Левантийской компании жалование аж полторы тысячи рублей, ну он и сбежал, pardonne-moi, задрав портки! — подлил масла в огонь Николай Николаевич Муравьёв.
Услышав про бегство приказчика, вдруг встрепенулся граф Ливен.
— Господа, кстати о побегах: не знаете, правдивы ли слухи, что в Уральских горах нынче начали добывать какие-то страшные пуды золота? У меня две деревни в полном составе снялось с места и туда переехало! Александр Сергеевич — позвал он вошедшего графа Строганова — сие ваша епархия, вам и отвечать!
Граф слухи подтвердил.
— Врать не буду, ибо сам на Урале не был уже много лет, но слышал от приказчика тагильских заводов, Никанора Кузьмича, что сие есть истинная правда! Да только все доходы забирает себе казна, а промышленникам от того изобилия достаются лишь потери работников, что бегут с их заводов на золотые прииски! Наше семейство потеряло
— Да, рабочие же теперь все как один — вольные. То часы работы хотят снизить, а жалование оставить, как есть, то тёплые бараки, то отпуска… А плавку налогом обложили — с пуда меди два целковых вынь да положь!
— Право слово, господа, с начала нового царствования все дела приняли какой-то неправильный оборот! В иные времена господа гвардейцы такого не стали бы терпеть!
— Тсссс!!! — зашипел кто-то из игроков. — Вы что, господа? Не слышали про «Экспедицию общественной безопасности»?
— Ах, оставьте, — легкомысленно отвечал князь Голицын, — тут все свои! Да только, говори, не говори, а проку с этого мало. Прошли те времена… Ныне полки господина Суворова, превращённые императором Александром в новых преторианцев, не дают никаких возможностей изменить ход дел! Ни сам граф, ни его люди ничего и слышать не желают! Вы заметили — почти все командиры полков заменены теперь суворовскими креатурами, в большинстве своём из мелких дворян, или совсем не имеющих душ, или владеющих 20–30 мужиками, так что жалование у них — главный доход. И все они горою стоят за генерал-фельдмаршала; про нижних чинов нечего и говорить. А Суворов готов петухом орать, лишь бы у его дочери всё было благополучно: чаю, ежели издадут теперь указ, что с благородного дворянства велено сдирать теперь шкуру — граф Рымникский первый скинет камзол для примеру, и поведёт офицеров своих на живодёрню!
— Но, право же, дела так больше идти не могут! Есть ли какая надежда? — у всех сразу и ни у кого конкретно вопрошал князь Пётр Васильевич Лопухин. Хозяин дома попытался его успокоить:
— Скажу так: все упования свои обращаю я на графа Воронцова! Александр Романович очень благоразумный и мудрый вельможа! Он ныне председательствующий Непременным Советом и глава Коммерц-коллегии. Уверен, он не даст злу зайти лишком далеко!
— На этот предмет однажды я имел разговор с графом, господа. Александр Романович раскрыл мне тайну: оказалось, будучи ещё наследником, император Александр, опасаясь революции на французский манер, говорил с ним о желании прекратить сложившиеся в России отношения крестьянства и дворян. Граф Воронцов никак не смог отвратить цесаревича от сего гибельного намерения; с трудом убедил он его не нарушать хотя бы священных прав дворянства на землю! Притом, однако же, под влиянием графа цесаревич обещал дать полные правительственные прерогативы российскому Сенату, что могло бы смягчить зло: Сенат, полный опытнейших вельмож прежнего царствования, осторожными и мудрыми шагами мог бы исправить последствия неуравновешенной, нервической деятельности нашего молодого, увлекающегося монарха. Однако же, время идёт, а государь не торопится исполнять обещания; то и дело он придирается к разного рода мелочам в законодательном проекте Александра Романовича!
— «Vivere in sperando, morire in cacando»* — со смехом произнёс князь Владимир Яшвиль. — Да стоит ли ждать чего хорошего от конституционных мечтаний? Ну, добьётся граф Воронцов наделения Сената правительственной властью, и что? Нам вернут крепостных? Ничуть!
— Да, граф так и сказывал, что государь император, стоя на страже законов, решил провернуть всё до введения твердых гарантий прав собственности. Будь у нас конституция, господа, нас бы так просто не лишили нашего имущества! Уж я не ведаю, насколько плох финский король Павел Петрович, но, чтобы там про него не говорили, он своих чухонцев достояния не лишает!
— Господа, мы что-то уже заговорились… куда-то не туда. Этак можно в самую Сибирь завернуть! — прогудел осторожный князь Куракин. — Давайте-ка от многострадального нашего Отечества перейдём к делам внешним. Ваше сиятельство, господин посол: просветите нас, завоюет ли Директория Италию?
Граф Андрей Кириллович Разумовский, долгое время бывший посланником в Вене, а теперь, заслужив неблагосклонность молодого государя, поспешно оттуда отозванный, лишь флегматично пожал плечами.
— Вы знаете, господа, что английский флот был вынужден покинуть Средиземное море. Это тотчас решило судьбу Италии — французы, воспользовавшись этим, обошли блокированные пьемонтцами альпийские перевалы через Лигурийское побережье и ворвались в Ломбардию. Я полагаю, игра а Апеннинах сыграна: австрийцы не решатся противостоять карманьольцам. Теперь мистер Питт пытается уменьшить зло, субсидируя неаполитанского короля и папу на войну против безбожников; да только никто и мысли не допускает, что итальянцы выстоят супротив Франции!
— Боже мой, Боже, куда всё катится и что же будет завтра! — злой скороговоркой произнесла графиня Голицына. — Как же не хватает русской армии на Рейне!
Князь Куракин полностью с этим огласился:
— О да! И ведь всё уже было готово к походу. Если бы не смерть государыни….
— А я наблюдаю здесь верный расчёт, — заявил вдруг молодой Тургенев. — В видах нашего правительства заставить всю Европу умолять нас вступиться в её дела. Вон, Семён Романович из Лондона пишет, что Питт обещает семьсот тысяч фунтов за то только, чтобы мы вступили в коалицию; и это помимо возмещения военных расходов! Наверняка его императорское величество дожидается ещё более лестных предложений от Австрии, и тогда вступит в дело в тот самый момент, когда наш вклад в общее дело сделается самым весомым!
— Вы полагаете, Англия сделает более выгодное, чем теперь, предложение? — удивился Александр Львович Нарышкин.
— Определённо! Питт должен быть в ужасе: у него теперь в Ирландии столько забот, что он, верно, готов теперь на всё.
— Ах, оставьте. Император не станет торговать русской кровью, — убеждённо заявил Пётр Волконский, недавно назначенный флигель-адъютантом и теперь полагавшийся «александрийцем». — Тем более, что войне в Персии конца не видно….
— Надо было посылать туда Суворова, а не этого Бонапарта — резонно заметил Рибопьер.
— Государя обманули! — хозяйка салона с треском развернула веер, и начала трепетать им столь яростно, будто хотела сдуть им все возражения. — Вокруг него собрались совершенно негодные люди, которые обманывают нашего ангела на каждом шагу. Я уверена, именно в этом весь корень зла!
В подобных разговорах и прошёл этот вечер. И никто не обращал ровным счётом никакого внимания на кофешенка, разносившего гостям бисквиты…
* * *
Прочитав доклад о разговорах на рауте у Голицыных, я небрежно отложил его в сторону и мрачно уставился на полковника Скалона. Антон Антонович, сидевший передо мною в красивой новой форме — тёмно-синий фрачный мундир с чёрным лацканом и серебряным прибором, в этот момент, наверное, мысленно развёл руками — что тут поделаешь, таковы настроения благородного дворянства!
Близился новый, 1798 год — первый, в котором крестьяне не будут нести ни барщины, ни оброка, ни какой иной личной повинности: теперь с них полагались лишь арендные или издольные платежи. И, несмотря на предоставленный помещикам год (целый год!) на урегулирование спорных вопросов, дело шло с неимоверным трудом. Помещики либо высокомерно не желали договариваться с крестьянами, либо выдвигали какие-то совершенно безумные условия. Крестьяне волновались, не в силах выдержать этой неопределенности в столь важном для них вопросе: на каких условиях они будут возделывать землю в новом году? Во многих губерниях оттого пострадали посевы озимых: не зная, в какую цену обойдётся им аренда, крестьяне до поры воздерживались от работ. Впрочем, как видно из представленного доклада, господа дворяне своим новым положением тоже страшно недовольны! И, судя по толстой папке в руках у полковника Скалона, салон Голицыных — не единственный, где выражают недовольство.
