Двое склонились над картой.
Молодой спросил, известно ли место особой съёмки. Приезжий отвечал, что место станет известно только в Городе.
Они выедут на рассвете, пока не началась жара, и остановятся в условленном месте. Им так или иначе сообщат.
Они пили, и пили крепко, но при этом ничуть не нарушая субординации. Две бутылки виски отправились под стол, и под разговор пошла третья. Арака так и осталась в ведении спящего Максима Никифоровича.
Лишённые бутылок, края карты отгибались, и беседующие положили туда по револьверу.
Старший был подполковник Генерального штаба Пётр Петрович Львов, а младший – капитан того же штаба Орлов. Тонкая стена выгибалась от храпа художника Быкова.
Орлов, слывший остроумцем, подумал, что они напоминают гастролирующий зверинец, но шутить вслух на эту тему остерёгся.
Они снимали карту будущей войны.
Паломничество их было фальшивым, если не считать того, что подполковник действительно собирался преклонить колена в храме Гроба Господня, а капитан знал все памятные места Святой земли наперечёт.
Дело в том, что в прошлые века было составлено множество карт, однако войску в походе хоть и полезно знать, где именно была пещера Святого Ильи, а где воссиял Фаворский свет, но для манёвра могут понадобиться иные знания.
Поэтому капитан объехал за последний год всю эту местность, начиная от турецкой границы.
Подполковник, как фигура более заметная, двигался открыто, но тоже не терял времени.
На Востоке война идёт всегда. Она рождается здесь из обильного песка, из редкой воды, из оливкового масла, из вина и уксуса. Одним словом, война рождается из всего, из чего можно. Писание говорит, что тут будут воевать и в час перед концом.
Подполковник был из училища колонновожатых и знал, что война состоит не из выстрелов и храбрости, а из умения и расчётов. Квартирьеры и фуражиры не видны и часто находятся в унижении. Врачи слывут могильщиками, а оружейники – чумазыми чертями.
Но без всех них невозможно никакое движение армии. Англичане, перебив Великую армаду, потеряли после от холеры столько же, сколько испанцы в бою. Без фуражиров русские не дошли бы до Парижа.
Множество незаметных людей кормят огромного зверя, определяют очерёдность жертв ему, распоряжаются порядком во время военных ритуалов.
Наконец, карта.
Без карты армию ждёт поражение, с картой выигрывается не битва, а война целиком. Выигрывается до первых выстрелов.
Когда несколько лет назад русский десант сошёл с кораблей в Константинополе, то прекратилось наступление египтян на Порту.
Турецкая империя была похожа на изъеденное жучком дерево. Бунтовали греки, турки были биты в Наварине, и русские полки стояли только что у ворот Константинополя, что переменил название, как вдова, вышедшая замуж за другую империю.
Султан Махмуд мало понимал в происходящем. Часто он был обманут, часто сам обманывал других. Он приказал повесить свои портреты в казармах и выбить свой профиль на монетах. Это было прямым нарушением мусульманского закона, и солдаты начали роптать. Когда он ехал по Галатскому мосту, один дервиш, приплясывая, стал кричать: «Эй, гяур! Аллах накажет тебя за бесчестие, Он накажет тебя за поругание веры!» Махмуд велел отрубить голову дервишу, и оттого султана стали ненавидеть ещё больше. Ибо дервишей оберегает не только мусульманский закон, но и народный обычай.
Поэтому, когда с юга пришёл Мехмед-Али и покорял город за городом, никто не был удивлён.
И когда войска султана бежали, тоже никто не был удивлён.
Все были удивлены, когда русский царь помог султану. В Константинополь, который арабы звали «Истинполин», а турки звали «Истамбул», то есть полный ислама город, в этот город, похожий на вдову, переменившую много мужей, пришли русские корабли с солдатами.
Подполковник понимал, чего хотел государь, и в этом решении была мудрость, соответствующая восточной сложности. Лучше иметь слабого врага, узнавшего остроту русской стали, чем иметь врага сильного, ещё не узнавшего боль и рвущегося напиться крови. Не надо геройства, а нужно спокойствие.
Медленные движения всегда победительны, а быстрые – губительны.
Так говорят на Востоке, потому что в жару быстрые движения вовсе невозможны.
Но подполковник знал, что война просто отсрочена; для того чтобы она остановилась и египетские армии ушли, нужно было бы другое вмешательство. Если бы Мехмед-Али случайно съел несвежую рыбу или уколол палец, а потом так же внезапно умер, потому что на Востоке правители часто умирают от причин странных и непонятных, вот тогда, может, что-нибудь переменилось. А пока Палестина была под властью египетского паши Мехмед-Али, которого русские уговорили подписать мир с султаном Махмудом.
И на всё это, будто звери из леса, глядели англичане и французы.
Время от времени звери чинно и медленно выходили из своего леса и вмешивались в схватку. Впрочем, иногда они бросались в атаку и стремительно делали своё дело.
На стороне французов и англичан была сталь и машины, но, главное, умение что-то устроить в жертвеннике войны, чтобы он работал мерно и споро. На стороне Востока была малая цена человеческой жизни, позволявшая умирать без особых сожалений и убивать так, будто это было развлечение.
Война никогда не прекращалась и теперь набухала в воздухе, будто туча. Но дожди в этих краях были редки, и последний случился в феврале, а сейчас уже осень.
Война ходила над этим краем веками, недаром местом последней битвы добра со злом были выбраны холмы в этих местах, на пересечении караванных путей. И поэтому холмы и дороги здесь, за малостью дождей, поливались кровью.
Для их описания множество агентов разных стран колесили по Сирии и Палестине, двигались из Малой Азии на юг, из Каира на север. Бумаги их были в совершенном порядке – или в абсолютном беспорядке, и то и другое было тут обыкновенным. В карманах, поясах и кошельках у путешественников по казённой надобности тяжело звякали монеты для подкупа местных чиновников, ведь давно известно, что золото – лучший пропуск, лучший фирман и лучшее удостоверение.
Капитан Орлов хоть и пил много, да был трезв умом. Пил он с тех пор, как переболел малярией и арабский лекарь велел ему не пить вина, а пить один лечебный аль-коголь. Лечебный спирт был крепким, но думать не мешал. Капитан Орлов объездил всю Палестину, описывая состояние дорог и мостов, проходимость троп в горах и удобство берега для высадки.
Сначала умер один его проводник – от холеры. Со вторым они вместе заболели малярией. Проводник умер быстро, а третьего проводника капитан Орлов не нашёл. О капитане и так шла дурная слава.
Капитан Орлов объехал всю местность к северу от Яффо и часто пересекался в дороге с такими же странными путешественниками, как и он сам. Иногда, в местах остановок, капитан обнаруживал пепел от трубки, примятую траву ровно в тех точках, куда он собирался установить свою треногу дальномера.
В пыльных городах он обнаруживал за собой слежку: то на белую стену вдруг падала тень от крадущегося за ним араба, то мальчишка перебегал вслед за ним от дома к дому. И потом, внезапно оглянувшись, он видел, как мальчик получает мелкую монету за быстрый и суетливый рассказ.
Теперь капитан Орлов слушал подполковника с уважением, но уважение это было личным. В успехи дипломатии он не верил, а верил лишь в то, что когда-нибудь песок занесёт всё: и через сто лет тут будет то же самое, и через двести. Нет здесь русского интереса, кроме охраны православных. Матушка Екатерина уж на что была широка душой, а не ввела в подданство ливанцев, как они ни просили.
Наконец подполковник задумался и подвёл черту под прошлым разговором.
Он сказал, что всякая тайна многослойна и похожа на русскую сказку. В зайце всегда утка, в утке – яйцо, а в нём – игла. Хороший дипломатический агент – тот, в котором есть двойное дно, как в чемодане. А хорошее двойное дно – то, за которым есть ещё одно потайное отделение. В их миссии обнаружилось это отделение. У него в кармане письмо из Святейшего синода с визой начальника Генерального штаба. Максим Никифорович в курсе. Им надлежит отправиться в назначенный час в специальное место близ Иерусалима и наблюдать некое явление.