— Наверное, в Средневековье, где сила, оправданная заботой о близких, одерживает верх над справедливостью и даже правом.

Ахат шла так медленно, что когда она остановилась, Эдем не сразу заметил.

— Кстати, о праве. Я знаю, чем вы можете меня заинтересовать.

— Да.

Ахат перекочевала во рту предложение, как карамельку. Что-то фальшивое было в ее замысле, и Эдем вдруг понял: она готовила этот вариант с самого начала, еще не зная просьбы президента. Теперь клиент созрел, и можно брать его тепленьким, не опасаясь, что он будет торговаться.

— Мой меньший на днях вскочил в беду. Ничего серьезного, но все же неприятно. Винят в коррупции, хотя, конечно, мальчик не виноват. Мы можем развалить дело в суде, но понимаете, доводить до суда не хотелось бы.

— Понимаю: пятно по фамилии.

— Легко смыть уксусом, но все же пятнышко. А это неприятно. Поэтому если Антикоррупционная прокуратура закроет дело против моего сына, а вы внесете лекарство от поражения Митча в программу господдержки, я даю вам слово бизнесмена, что начну производство. В том, что я не терплю лжи, вы уже убедились.

— Антикоррупционная прокуратура…

— Ага, Леонид Мостовой. Не тот человек, с которым можно договориться, однако, возможно, президенту это под силу. Но имейте в виду — если кто-нибудь узнает о нашем с вами соглашение, я разрываю его в одностороннем порядке. Никто не должен думать, что Ахат может пойти на уступки в бизнесе ради спасения своих близких.

— Я понимаю. Это означает, что они под ударом всегда.

Ахат протянула ладонь, готовая заключить сделку. Эдем попался, как котёнок на солнечном зайке.

— И чтобы вы понимали, что я честна с вами: рекомендую привлечь к процессу производства уважаемую общественную организацию или фонд, чтобы последующая после вас власть, которая захочет убрать лекарства из программы господдержки, столкнулась с таким общественным сопротивлением, о котором можно и зубы раскрошить.

Эдем принял соглашение.

Пожимая ему руку, Ахат не сдержала улыбки.

— Гоняя мир, оправдывающий силу, вы сами готовы следовать праву сильного, разве нет? Вот почему я не люблю политиков.

4.8

Заложив руки за спину, министр обороны Тимофей Ридчук наблюдал сквозь утолщенное стекло за точкой между облаками. Увидев его застывшую фигуру, Эдем замедлил шаг. Но вот Ридчук обернулся на стук каблука и палки, эхо которой терялось в сводах терминала, и широко улыбнулся президенту. Пути назад не было.

— Это он, — Ридчук показал пальцем в небо с уверенностью человека, который может распознать модель самолета еще до того, как тот приобретет четкие черты.

Было в этом возгласе столько искренней радости, что Эдем подумал: Гарда не сообщил Ридчуку о предстоящей отставке.

Когда президент приблизился, министр вытянулся в струну.

— Верховный главнокомандующий, мой последний рапорт.

Нет, Ридчук все уже знал. Ему сообщили, что его афера раскрыта, что сегодня он уйдет в отставку. Итак, происходящее здесь в терминале для него важнее.

— Ваша оценка ситуации была правильной, — Ридчук скромно замолчал свой вклад в решение президента совершить операцию. — Ребят вытащили. Берсерк тяжело ранен, но состояние стабильное. Врачи разрешили перевозить. Здесь мы его вытащим.

Очертания стальной машины в небе становились все более четкими. Казалось, самолет снижается так быстро, что коснется земли раньше, чем начнется посадочная полоса.

Эдем узнал успех операции, возвращаясь со встречи с Ахат. Он велел водителю опустить оба окна и позволить осеннему ветру завладеть салоном. Джин предупреждал, что кто-нибудь должен погибнуть. Значит, это не бойцы. Значит, Эдем пока никого не обрек на смерть неправильным решением.

Осмотрев уволенных, местные врачи решили срочно транспортировать Берсерка в киевский госпиталь. Вместе с ним на реабилитацию отправили и остальные.

Гарда сообщил президенту, что Ридчук уехал в аэропорт — лично провести Берсерка из самолета в госпиталь, и Эдем велел своему водителю сменить маршрут.

— Я был в пути, когда мне сообщили. До сих пор не знаю, что произошло, — скромно сказал Эдем.

Ридчук подскочил.

— Как, не знаете?

Тимофей Ридчук рассказывает как путешественник, побывавший на самом краю Земли. Его история начинается с ряда неудач, частично объяснимых человеческим фактором и через которые бойцы оказались на оккупированной территории. Затем компас меняет направление, и только благодаря удачи военные не погибают под обломками вертолета. Дальше идет речь о братской поддержке: Берсерка вытаскивают из охваченной пламенем кабины, по очереди несут в безопасное место, пока не попадают под снайперский огонь. Потом Ридчук рассказывает о боевом мастерстве, благодаря которому ликвидировали того снайпера. В конце концов, в игру вступает президент, давший старт операции по спасению. О том, что происходило дальше, догадаться нетрудно. Но Эдем опирается на палку и не перебивает.

Этот человек мог бы своей игрой собирать залы. Пурхать от одной большой роли к другой. Целовать смехом и обнимать слезами. Еще несколько лет назад он мог пойти в запас и начать карьеру актера, чтобы в его жизнь не вмешалась война.

Наконец-то история окончена. Самолет идет на посадку, легко помахивая крыльями. Ридчук вынимает из кармана штанов платок и вытирает лоб, а Эдем не может избавиться от другого видения. Перед его глазами кадры, снятые скрытой камерой: Ридчук разливает в стаканы медовый виски, празднуя коррупционное соглашение. Невозможно представить, чтобы это был один и тот же человек.

Шасси коснулось посадочной полосы, подняв тучку пыли.

— Их должны встретить вы, — сказал Эдем.

Он изменил свои планы. Президент не спустится к трапу. Перед своей отставкой Тимофей Ридчук заслужил последнюю привилегию: самому встретить боевых товарищей. Министр кивнул, принимая такое признание.

Он уже был готов идти, но Эдем задержал его вопросом:

— Почему? Вы ведь человек чести. Почему вы пошли на это?

Ридчук не сник. Его лицо было светлым — как у человека, сбросившего нелегкую ношу.

— Я решился не сразу. И, поверьте, заступая на свой пост, я планировал покинуть его в том же пиджаке, в котором пришел. Но ведь вы слышали историю о молодых директорах, окончивших Оксфорд?

Нет, ее не слышали ни Эдем, ни президент.

— Один из наших олигархов, сделавший капитал в 90-х, решил обелить свой бизнес. Логичный и последовательный шаг. Сначала ты строишь империю, используя правовую анархию, а потом понимаешь, что только установление прозрачных правил игры защитит ее. Однако прежде нужно избавиться от коррупции и краж в собственной компании. Поэтому наш олигарх собирает молодых менеджеров с лучшим европейским и американским образованием и ставит их на несколько руководящих должностей. Да, они могли допускать ошибки, многие ошибки, но доходы на предприятиях, где они оказались, резко возрастают. И кажется, что это удача. Первые полгода.

Ридчук приложился лбом к холодному стеклу.

А потом все схемы вывода денег из компании восстанавливаются. Потому что точечными решениями не удалось изменить всю систему, и она начала засасывать одного менеджера новой формации, второго… Понимаете, как это произошло? Все начинается не с мелочей, нет. Пустякам легко противостоять. Но однажды к тебе приходят с готовой схемой и говорят: одной твоей подписи достаточно, чтобы обеспечить твою семью на несколько лет.

Ты говоришь "нет".

А потом ты обедаешь в ресторане с коллегой, чьи часы с ремешком из крокодиловой кожи стоят столько, как твоя годовая зарплата. Он заказывает себе бутылку вина 20-летней выдержки, хотя выпить собирается только бокал. Раньше ты отреагировал бы на это спокойно, но теперь тебе хочется взять его за затылок и обмакнуть в миску с горячим консоме. И коллег с такими часами начинаешь замечать все больше.

Но в следующий раз ты снова говоришь «нет».

Потом ты видишь, что эту схему все равно продали, обойдя тебя. Прямо на ней заработал другой коррупционер. Приглядевшись повнимательнее, ты замечаешь вокруг себя огромный грохочущий механизм. Ты — неподвижное колесико между крутящимися, крутящимися шестернями… И ты задумываешься.