Весь остаток ночи девушка проплакала в своей комнате. А чтобы не разбудить сестричку, спавшую на соседней кровати, как только ее начинали сдавливать рыдания, «гасила» себя подушкой. И к утру подушка была, словно побывавшая под соленым дождем.

Не успело солнышко согреть своими первыми свежими лучами комнату, как Марийка с нескрываемым любопытством вгрызлась глазами в заспанное лицо сестры. Та лежала с закрытыми глазами, натянув одеяло почти до глаз. Подушка аккуратно примостилась на полу рядом с кроватью и туфлем, который сиротливо стоял один, не понимая где его вторая половина. А второй туфель прятался где-то в туалете, теряясь в догадках, как он там оказался. Но разве мнение туфля представляет интерес для человека. Перенесемся обратно в комнату, где в присутствии заплаканной подушки, которая замерла на полу и первых лучиков солнца, осторожно шарящими по комнате; начался монолог, который обещал перейти в диалог.

— Знаю, что не спишь, ну, деваха, рассказывать, жутко интересно, кто тебя так расстроил вчера на вечеринке? Говорила тебе, меня возьмешь, все будет оки-доки! Но я тебя понимаю. Натанцевалась? А что пила? Я на днях пробовала мартини, зверски приятный напиток. Я бы даже сказала — напиток богов. Все Вадик мне испортил. Сказал, что я пить не умею. Ну я ему и доказала, паршивцу! Нахал, какое он имел право оскорблять невинную девушку.

Слово «невинная» Марианка произнесла с каким-то распевом, словно оно вызывало у нее почтение и тут же рассмеялась, как будто вспомнив что-то смешное по этому поводу. Она упорно называла себя невинной, хотя уже давно забыла, когда ею была. Столько всего за последние 3 месяца случилось! Жуть! А ведь еще три месяца тому назад она краснела от мысли, когда стояла близко к мальчику, который ей нравился, а в мозгу сверлила мысль: «Ну почему он такой робкий, другой бы на его месте уже поцеловал меня! Сколько это безобразие будет продолжаться?». Но когда она стала встречаться с другим молодым человеком и он ее мечты реализовал прямо на первом свидании, то испугалась! Да что там на первом свидании! Не успел отойти от остановки троллейбус, как парень приобнял ее, когда они расположились на заднем сидении. А потом — чмок! Сразу, без подготовки. Нахал! Но ей было приятно. И ничего, что он попал ей в ухо. Откуда же она знала о его намерениях? Предупреждать надо. Именно в этот момент ей захотелось посмотреть на собаку, перебегавшую дорогу. Главное, что факт состоялся. И вечером в дневнике, который аккуратно вела (по совету подруги) уже два месяца, Марианка отметила историческое событие. Обозначила так: «Первый поцелуй, наконец!» Число и роспись. «Пусть будет, для истории. Чтобы было что рассказать внукам». Она закрыла глаза и вспомнила опять во всех подробностях тот первый поцелуй в ухо. Потом были и другие и разные, но тот первый навсегда войдет в историю. Потом она вспомнила и первые объятия. Потом и другое. Как первый раз стала женщиной. «Хотя какие глупости! Разве женщиной можно стать дважды?». Этот же парень, который поцеловал ее в ухо на следующий день пригласил в музей. Они долго ходили по залам, сколько она узнала нового. Гоша оказался искусствоведом. Для нее, шестнадцатилетней девчонки, которая не различала Васнецова от Леонардо да Винчи (плохо училась в школе) Гоша был, как энциклопедия. Насыщенная знаниями и новыми эмоциями она легко согласилась пойти после музея и кафешки, где они перекусили, к Гоше домой. Он обещал продолжить ее художественное образование. Дома он неожиданно сказал, что она должна ему позировать. «Боже, настоящий художник заинтересовался ею, мелкотой!» Она, держа марку, как заправская натурщица выполнила все его просьбы. Как-то, неожиданно для себя, разделась по его просьбе и улеглась в позе Данаи, которую осыпает золотой дождь. Наготы своей она не стыдилась, сейчас она ведь натурщица, а Гоша вытащил мольберт и начал творить. Глаза его блестели вдохновением, а руки что-то наносили кистью на бумагу. Он сопровождал каждый свой мазок восклицаниями типа «прелестно», «неподражаемо». Марианка вначале застеснялась, как она могла раздеться перед мужчиной, где ее стыд? Но потом мысли пошли в другом направлении. Он же наверно знаменитый художник. А чем плохо войти в историю? Ведь какая-то кривозубая Мона Лиза вошла и ничего. А она своими глазами читала, что улыбка Джоконды — это признак какой-то психической болезни или вообще неправильного прикуса зубов. Но, по правде, Марианке было стыдно. Ей захотелось схватить одежду, натянуть джинсовую юбочку, футболку и смыться с места своего позора. Но сдержалась. Ах, лучше бы она не сдержалась тогда. Марианна выдвинула потайной ящичек, где хранила свою бесценную рукопись. Нужно было освежить все в памяти. Почему она забыла такие важные подробности своей жизни?

…Марианка закрыла, по просьбе Гоши, глаза и отвлеклась на минутку. Потом внезапно она ощутила какой-то холодок в районе пупка. девушка, Девушка, как ужаленная, открыла глаза. Перед ней на корточках сидел Гоша и кистью разрисовывал ей живот.

— Что вы делаете?

— Молчи, ты ничего не понимаешь в настоящем искусстве. Это новое направление. Я его апологет. Я хочу скрыть твою наготу под слоем краски. Направление в живописи, которым я занимаюсь, называется разрисотелепортация. То, что я делал на мольберте только подготовка произведения искусства. Через три часа открытие выставки. Ты будешь моим экспонатом. Собираются 15 художников, каждый принесет, вернее приведет свою работу.

Марианка замерла, как в прострации. Ее волновал лишь вопрос: «А эту татуировку легко смыть или она навсегда?». Но она, лежала, как завороженная, боясь задать вполне естественный вопрос.

— Тебе не следует волноваться. — Гоша прочитал ее мысли. — После показа работ, я привезу тебя домой и смою краску. К сожалению искусство преходяще. Работы нашего направления исчезают в тот же день. Они только остаются в памяти свидетелей. Любование красотой — это мгновение. Мы перестаем замечать красоту уже через несколько минут. Так зачем хранить то, что уже не воспринимается глазом и чувствами. Так устроен человек. Поэтому мы создаем картины на живых объектах каждый день. И мы меняем объекты искусства.

Марианка вдруг страшно расстроилась и приготовилась плакать:

— Так что, я временная картина? Завтра меня уже не будет?

— К сожалению я не могу повторяться, искусство идет вперед, я постоянно ищу новые типажи. Завтра на твоем месте будет другая.

— Не хочу, не хочу быть временной!

Девушка оттолкнула художника и схватила свою одежду, быстро оделась и подбежала к дверям. Потом она оглянулась. Художник не последовал за ней. Он сидел на полу и обхватил свою голову руками бубнил, словно обращаюсь к кому-то:

— Зарезала, она меня зарезала…полный провал.

Марианна уже взялась за ручку, но что-то ее остановило. Ей жаль было этого, как она уже догадалась, художника-неудачника, который ухватился за нее, как за соломинку. «А вдруг он и вправду станет знаменитым?». Девушка повернулась и медленно, как бы нехотя, подошла к расстроенному… Он посмотрел на нее исподлобья и стал раздевать. Раздевал медленно, осторожно, словно выкручивал болтик с винта, боясь нарушить резьбу. Больше художник за кисть не взялся, работал руками и еще одним местом; он как Адам, создавал женщину. Марианна потом себя сильно себя корила за эту слабость. Никуда ни на какую выставку она с Гошей не поехала, а просто, как завороженная смотрела, что с ней делают. А делали с ней самые непотребные вещи. Да, она стала женщиной. Но ведь когда-то это должно было случиться? И Гоша тут совсем не причем, он только оказался орудием судьбы. А желание было у Марианки самой.

Только странно, что от первого поцелую до взросления прошло только несколько часов. А для нее — целая вечность. Но впрочем, кому это интересно, кроме «новорожденной женщины» и ее дневника?

…Сестра что-то рассказывала про вчерашние, вернее ночные приключения, но Марианка с зажатым в руке дневником, ничего не слышала. Она сейчас находилась в мире немого кино, а тапер-память трещал на своем стареньком расстроенном пианино и ей было хорошо… или плохо… она сама не знала.