Вот и за штурвалом Цессны, я почти сразу почувствовал себя «в своей тарелке», и полетел. Только вот первая посадка мне не далась сразу. И опять прозвучала похожая фраза: «Не гони!»

Но сегодня я решил устроить себе паузу в обучении. Тем более повод искать не пришлось. День МУРа — чем не повод. Только вот рассказывать старому военному лётчику про мой профессиональный праздник я не стал. Да и зачем. Старик заполучил мои дежурные уши и рассказывал мне истории из своей жизни. А послушать было чего.

Я уже узнал историю его инвалидности. Подстрелили его в полёте. Помнится наши пилоты ещё во время Первой Мировой войны использовали для этого дела большие чугунные сковороды, подкладывая их под зад. Но и это не всегда помогало. Это потом уже придумали бронеспинки для пилотов. Но порою и они не спасали. Вот именно так Питер О,Нил на Корейской войне и получил свою травму. Уж не знаю что ему там в копчик прилетело, то ли пуля от крупнокалиберного пулемёта, то ли ещё что потяжелее, но с тех пор он ниже пояса никогда уже ничего не чувствовал. Хотя при этом ему всё же удалось кое-как посадить свой Мустанг на землю. И всё это лишь для того, чтобы попасть в плен к северянам. Про плен он подробностей не рассказывал. Видимо туго ему там пришлось. А впереди ещё была долгая и извилистая дорога на родину… Наверное, после окончания войны его обменяли на кого-то из советских или китайских пилотов.

Жена его не стала долго ждать. Да и кому нужен муж инвалид в этом капиталистическом обществе, целиком и полностью замешанном на деньгах? Поддержку ему оказал лишь его брат Патрик, вместе с которым они и основали этот небольшой аэродром. Это сейчас тут царит запустение, а раньше… Брат погиб во Вьетнаме, но его сын Питер продолжил дело отца и дяди, тоже став пилотом.

* * *

В очередной раз, криво-косо, но Лёшке всё же удалось посадить Цессну. Я отпивал ром с колой мелкими глотками, следя за лётными «успехами» брата. Помнится такой коктейль, когда я был на Кубе в две тысячи девятом году, называли «Куба-либре». Но в этот раз я чуть не поперхнулся, когда старый военный лётчик задал мне вопрос, просто застав меня врасплох.

И даже не сам вопрос меня так поразил…

С ужасающим акцентом и довольно коряво, но Питер О,Нил старший спросил меня:

— Ти и тфой брат русски?

Причём спросил он меня не по-английски, а на ломанном русском языке.

Глава 20

Глава двадцатая.

Живой герой правителю не нужен.

Уж больно смел, строптив и своенравен.

Но в мёртвом виде он ещё послужит,

Когда герою памятник поставят.

05 октября. 1974 год.

США. Штат Техас. Где-то в окрестностях Хьюстона…

Александр Тихий.

Сказать, что я просто ох… охренел от слов старого пилота, это значит, ничего не сказать. К тому же, он сказал это всё, хоть и на ломанном, но на русском же языке…

Первую мысль, потянуться за пистолетом, я сразу же прогнал. А вот вторая была: «На чём же мы прокололись?»

* * *

Ответил я Питеру по-английски:

— Не понимаю. О чём это вы?

— Успокойся, парень! Я не желаю тебе зла. Да и на русских у меня тоже нет никакой обиды…

— А разве не русский лётчик сделал Вас инвалидом?

— Это была война… И как я теперь понимаю, не наша война. Одни корейцы убивали других корейцев. По большому счёту, это было их личное дело. Но политики решили, что нас это касается. А с той стороны русские и китайцы тоже так решили.

— Но всё-таки именно русский пилот…

— Ну, да. Он стрелял в меня, я в него. Всё по-честному. Я же не рассказывал тебе, сколько русских и китайцев лично я сбил… Но ты мне не ответил на мой вопрос.

— А это обязательно?

— Ты живёшь в моём доме. И мне очень хотелось бы знать правду о тех, кто ест мой хлеб.

— Мы не замышляем ничего плохого, ни против Вас, ни против Вашего племянника. И, да… Мы — русские. Но как Вы…

— Твой брат в первый же день на входе в дом споткнулся на крыльце. Такие слова, который он тогда сказал, я часто слышал, когда был в плену. Поэтому я решил понаблюдать за ним. Он часто говорит на русском со своей подругой.

— И что теперь? Вы позвоните в полицию и сообщите им, что у Вас проживают русские парни?

— Зачем мне это делать?

— Но мы же русские? Во всех газетах пишут, что мы ваши враги.

— В газетах много чего пишут. И что? Всему там надо верить?

— Тогда к чему вы завели этот разговор?

— Чтобы понять.

— И что Вы хотите понять?

— Для чего вам всё это нужно, парни?

— Честно?

— Да. Именно так.

— Мы собираемся свалить из этой страны, куда-нибудь в Мексику или на Кубу.

— Хочешь угнать самолёт?

— Зачем? Я могу его просто купить.

— И откуда у вас, ребятишки, так много денег? Банк ограбили?

— Питер! Откровенность за откровенность. Расскажи мне, почему у тебя нет никакого негатива к русским, несмотря на то, что они подбили тебя, и в результате, сделали инвалидом на всю жизнь? Мне это тоже нужно понять.

— Как тебя зовут на самом деле?

— Так и зовут. Только Ксандр — это сокращённое от Александр. А ещё можно Саша, Саня, Алекс…

— Но твоего брата тоже зовут Алекс?

— Да. Но это потому что он Алексей или Лёша.

— Ясно. Русские… Русские меня спасли. Когда мне чудом удалось посадить свой самолёт, я долго не мог выбраться из него. Сидел и истекал кровью… Потом… Потом появились корейцы. Они вытащили меня на землю и чуть не забили насмерть палками. Но откуда-то появился русский лётчик. Он прогнал их и забрал меня. Да. Я был в плену. Но русские поместили меня в госпиталь и пытались поставить на ноги. А Na-ta-sha плакала, когда врач сказал, что я никогда не смогу ходить.

— Наташа?

— Она была медсестрой в русском госпитале. Заботилась обо мне. Это была последняя женщина в моей жизни…

Старик замолчал, глядя куда-то вдаль. А я подумал, что не такой уж он и старый. Ему же ещё и шестидесяти нет, наверное… Хотя если бы не седина, шрамы на лице и потухшие глаза… Может ему вообще не больше полтинника. Вот только жизнь его сильно подкосила ещё тогда, когда он был в самом расцвете лет и сил. Чуть больше тридцати — счастливый возраст. Всё ещё впереди. Но вот у него-то как раз всё было не так. Если бы не его брат и его тёзка-племянник, то он, наверное, и не нужен был никому в этом мире.

— Питер! Ты спрашивал, откуда у нас деньги… Эти деньги мой брат забрал у мексиканских наркоторговцев.

— Наркотики тоже взяли?

— Нет. Эти fucking наркотики нам на фиг не нужны. Сожгли мы их. Там же на месте. Облили бензином и сожгли.

— Это правильно… А почему ты не хочешь остаться в Америке?

— Домой хочу. Я люблю свою Родину!

— И это тоже правильно… Ну, ладно. Забудь! Считай, что никакого разговора у нас не было. И Питеру ни слова. Он может не так понять.

— Ясно. Спасибо тебе, Питер!

— За что, парень?

— За честность. За доверие. За доброту.

— Звучит, прямо как название медали: «За храбрость».

Интерлюдия.

СССР. Где-то в Москве…

— Ну, что? Есть новости из Штатов?

— Никак нет, товарищ генерал. Но местные новости не лучше.

— Знаю уже. «Шурик» набирает себе новых опричников. Знакомая ситуация. Сам небось помнишь, как Никита избавился от тех, кто помогал ему свергать Берию. Живые мы ему не нужны. По крайней мере, не нужны на своих нынешних местах. Меня легко спишут в отставку. Я же уже и так пенсионер, и к тому же инвалид…

Судоплатов усмехнулся.

— Да, что Вы говорите, товарищ генерал… Вы ещё ого-го…

— Угу… Свяжись с Ивашутиным. Договорись о нашей встрече. Желательно где-нибудь за городом.

— Есть! Разрешите выполнять?

— Погоди. Это ещё не всё. Вызови ко мне… Впрочем, не надо. Сам дойду. Заодно и посмотрю, как они там службу несут.