– Урод! – прорычал верзила над головой и замахнулся кулаком, но я вовремя увернулся, упав со стола на пол. Здоровяк пробил опустевшую деревянную поверхность, с удивлением рассматривая торчащие из пальцев щепки.

Обернувшись, я и с облегчением вздохнул, увидав поблёскивающий второй револьвер. «Так вот, отчего пол липкий!» – заметил налипшую кровь на барабане с той стороны, на которой лежал ствол.

Не раздумывая, я прострелил Эндрю колено и пару раз пальнул в грудь, хоть это и не имело смысла – слишком много мышц, даже для такого калибра.

– Мелкий засранец… – прохрипел я, облизывая окровавленные губы. – Тебя не учили, что нельзя поднимать руки на старших?! – проигнорировав поднятые руки лежащего здоровяка, пуля просверлила ему отверстие во лбу.

Вдалеке скрипнула крышка погреба. Я рванул вперёд, на ходу подобрав второй револьвер и шляпу, после чего, склонился над лестницей вниз, по которой медленно пыталась спуститься полноватая старуха.

– Милок, будь человеком… – произнесла она, подняв на меня глаза.

– Прибереги этот совет для себя, – её черепушка кровавым взрывом разлетелась по всему подвалу, а обмякшая туша с грохотом свалилась с лестницы.

Как только сердце перестало вырабатывать адреналин, боль в потревоженных рёбрах дала о себе знать, заставив меня сползти по стене на пол и скрючиться, сдерживая стоны. К тому же, плечо теперь отзывалось пожаром страданий на любое подёргивание. Да и лицо горело от ушибов и гематом, нос еле дышал, забившись кровью.

«Я слишком стар для всего этого дерьма…» – с этой мыслью, положив с прибором на любую потенциальную угрозу, я провалился в сон.

Проснувшись через несколько часов, огляделся: трупы лежат там же, где и были. Крови-то натекло… Не помешало бы простирнуть одежду. Другой у меня нет.

Оставаться посреди этой бойни не было никакого желания. Плевать мне на то, что здесь может быть что-то полезное, сейчас стошнит от запаха крови.

– М-м-м! – вместе со звоном цепей донеслось со стороны подвала. Я тут же вскинул револьвер и дозарядил барабан.

«Неужто старая людоедка выжила? Невозможно, ей же башку разнесло…»

С трудом поднявшись, прихрамывая на правую ногу, я медленно подошёл ко спуску в погреб, целясь в отверстие из двух стволов. Глянул вниз: старая тварь всё также лежит внизу, цепи гремят чуть дальше.

– Есть там кто? – спрашиваю. В ответ, лишь слабое мычание.

Аккуратно спускаюсь по наполовину сломанной лестнице. Принюхиваюсь. Из дальнего угла подвала прямо таки разит потом, кровью и нечистотами. Прислушиваюсь. Дыхание… два источника. Один учащённый, другой мерный. И снова звон.

Спрятав один револьвер в карман, протягиваю свободную руку вперёд. Делаю шаг, за ним ещё и… трогаю скомканные волосы на макушке. Провожу рукой вдоль головы. Впалые щёки, суженый подбородок, тонкая шея.

– Девушка… – нащупав верёвку на затылке, дёргаю вниз и вынимаю кляп изо рта. Раздаётся сдавленный кашель и хриплый голосок внемлет мне:

– По-мо-ги-те-е-е…

– Сейчас, я схожу за лампой, а то не видно, – успокаиваю её. – Здесь ещё кто-то?

– М-мой брат…

– Ясно. Одну минуту,

Наплевав на боль, я рванул наверх, добрался до лодки, взял повязки и лампу. Вновь спустился в подвал и зажёг свет.

Передо мной, на стёршихся коленях, стояла даже не девушка, а девочка. Лет четырнадцати. «Настолько молодая? Я думал, что никого моложе тех двух несчастных не увижу!» – вспоминаю случай из Бригга.

Её бледное лицо не видело даже лунного света уже несколько дней. Круги под глазами будто нарисованы чернилами для ручек. Белые волосы свалялись и покрылись кровью и грязью. Губы разбитые и потрескавшиеся, на щеках красный след от тряпки, послужившей кляпом. Руки закинуты назад и привязаны за крюк на стене.

Выхватив нож, я тут же перерезал путы и бросился к мальчику, что лежал лицом на полу рядом с ней. Он ещё младше! Лет десять, не больше! И тоже светловолосый, покрытый кровью и собственными нечистотами. Освободив и его, вернулся обратно к девочке.

Дети совсем обессилили. Но они не заражены. Это главное.

– Спа-с-сиб-бо… – дрожащими губами произнесла она, пытаясь встать. – Мы…

– Потом всё объяснишь, – ответил я. – Закрой глаза, я позабочусь о вас.

Но девочке не потребовалось дожидаться моего совета. Она упала в обморок, едва сумела отползти от стены. Взяв её на руки, поднял наверх. Тоже самое проделал с мальчишкой и уже двоих отнёс в лодку. Положил рядом и накрыл парусиной, под которой спрятал мешки с припасами. Отвязав лодку, решил поскорее уплыть подальше от этого адского места.

Когда дом скрылся вдали, я отложил весло в сторону и, наконец, решил позаботиться немного о себе. Зачерпнув воды из реки, я прочистил нос, прополоскал рот и отмыл кровь от лица. «Уже немного легче».

Глянул на детей: грязные, болезненные. Нужно будет их покормить, как только проснутся, и остановить лодку, чтобы отмылись хорошенько.

«А где взять одежду? Чёрт! Это ведь дети… У меня никогда не было детей, я не знаю, что им ещё нужно…» – хотя, по правде говоря, я всегда хотел их. Вот уж вовремя желание сбылось!

Нет, надо думать серьёзно. Очень хорошо, что я встретил не прокажённых детей, но теперь на мои плечи легла обязанность о них заботиться. До какого момента? Пока не умру? Или пока свет вновь не зажжётся во всём мире? Чёрт! И еды теперь не напасёшься…

Но одно я знаю точно: мне ещё рановато на пенсию. Для мракоборца лучшей перспективы сейчас и быть не может.

Глядя на них, я задержался, особенно, на мальчике.

«Когда-то у меня тоже был брат…»

***

Когда матушка забеременела вторым, отцовские нравы немного охладились. Он даже не трогал меня эти девять месяцев, чтобы та не нервничала.

День рождения брата был вторым светлым воспоминанием не только из детства, но и за всю жизнь. Только представить: у меня теперь есть брат! Лучший друг, который всегда будет рядом. Сначала я буду о нём заботиться и защищать, а потом уже вместе зашагаем по жизни!

Мы станем полицмейстерами! Нет! Я буду бургомистром, а он – моим коронером! Да, всё именно так…

– Недоношенный, – неутешительно произнёс доктор, снимая перчатки. – Поздно вы решили завести второго. Болеть будет много. Лучше сразу отдайте в приют и обеспечьте старшего.

«Отдать в приют? Моего брата?!» – слова доктора меня возмутили до невозможного.

– Дяденька, ступайте с миром со своими советами! Без вас справимся! – сжав кулачки, ответил я ему и показательно обнял матушку с лялькой на руках.

– Пф, я же как лучше советовал! – фыркнул доктор и, забрав с комода пару монет с четвертью, хлопнул дверью.

– Эдгар! – громом произнёс отец, что впервые за долгое время был трезв.

«Зря я это сказал…» – подумал я тогда, но старик Иоганн поразил меня своим ответом:

– Это слова не мальчика, но мужа. Надеюсь, не в последний раз их слышу от тебя, – шмыгнув носом, отец опёрся на костыль и скрылся во мраке кухни.

Признаться, в тот момент я даже подумал, что больше никогда не встречусь с побоями от него, но… Мне просто показалось. Отец был неисправимым пьяницей до самого гроба. И не он один.

Сколько их видел, лишь пару разу в год они проявляли трезвость ума, словно забытая совесть и честь возвращались на мгновение. Однако не стоило обманываться, я всегда так считал и буду считать: кто раз плотно взялся за стакан – уже не отпустит. Поэтому, ещё с детства я обходил все трактиры десятой дорогой, а от одного только запаха перегара мне хотелось блевать, но не желудком, а скорее, душой. Это, конечно, не помешало мне спустя несколько лет напиться с Ростмахом, за что и по сей день стыжусь.

– Мамочка, а как его зовут? – спросил я, когда понял, что отец пошёл на кухню не затем, чтобы принести матушке воды. До ушей донеслось звяканье горла бутылки о стакан.

«Даже в такой момент жить без спирта не может!»

– Хм… – устало протянула она, измученная родами. – Пусть будет Ольгерд. Так звали моего отца, он был бедным плотником, но честным человеком. Знал бы ты, как не хватает таких сейчас… – и уснула вместе с малышом на руках.