Глаза извел на воду,
Он их любил, и понял, что скучал
Без них все эти годы.
– Прости меня, прошу, прости! Я трусом был,
Но, если бы тогда все знал,
Не сделал б глупости! -
Он мать с отцом обнял.
Почувствовал тепло их тел,
И понял, что находится в Раю.
– Ты извини меня, но кайф твой обломлю.
И Чарли отскочил обратно к стенке.
Пред ним стоял тот самый Незнакомец,
Он плащ надел и кепку.
– Подлец ты мелкий, ты думал, что все прощено тебе?
Но это только… салом по губе.
– Куда ты дел моих родителей?
– Ты в них нашел своих спасителей?
А я и есть твои отец и мать,
Я лучший друг, и, если так сказать,
Я был с тобой всю жизнь,
И утешал тебя, любой каприз.
А помнишь, как однажды ты подумал,
Что лучше – делать или думать?
Тебе ответил в образе отца,
Что лучше делать, так спокойнее душа.
И ты добился много с той поры,
Я был с тобой всегда.
– Но как же я погиб?
– У каждого есть выбор жить.
Но сдался ты.
Теперь на муки адские все дни твои
Обречены.
И вспомнил Чарли все те дни,
Когда он в лучшем друге видел черта,
Когда на улице его встречал.
И тот всегда всё знал,
И говорил уперто,
Что Чарли не добьется ничего,
И нет с него уж в этом мире толку.
И это он его подвел к самоубийству.
– Я понял все! Ты жизнь мою испортил!
За что?
– А говорили же тебе: “Себе лишь верь”.
Закрылась дверь.
И Чарли оставался там сидеть.
Кричал, ходил, ломал себе все кости,
Но толку не было, никто не заходил
До Чарли
В гости.
"За что мне, Боже, эта мука?"
– Ах, ты ж сука. -
И по лицу удар он получил,
А это Незнакомец его плеткой бил.
– Как можешь ты на Бога гневить?
Он даровал тебе любовь, семью,
Приличный человек, а оказался нелюдь.
Ты наслаждался жизнью, как в Раю.
– А я и не гневлю! Прошу верни те муки,
Ведь нет мученья хуже, чем одному со скукой. -
Для Чарли это время худшее из всех,
И, если б знал, что будет так,
Не взял б на душу грех.
Он понял всю свою вину…
– Ну, что ж, я вижу, что ты осознал.
Идем же в Рай.
И с Незнакомцем он прошел по коридору,
И двери те увидел,
Где он когда-то был.
На них все так же "Рай",
И Чарли с радостью ту дверь открыл.
Ворота Рая отворились. Видит воду.
И к ней бежит, он очень хочет пить.
Он чувствует, что под ногами травы,
Он дышит полной грудью кислород.
Он понимает то, что это правда,
Что он в Раю сейчас живет.
Напился и наелся до отвала.
Поспал,
– Ну все, тебе пора.
– Куда?
– Назад. Я пошутил, что ты для Рая готов стал.
– Как пошутил? Но это ж не смешно.
– Увы, я тренируюсь. На день раз по сто. А нам пора обратно.
– Боооже, прошу Тебя, оставь меня в Раю!
Но было поздно, был уже в Аду.
– Одна из пыток, кстати,
Когда тебе дают желанное
И забирают.
– Хватит!
Любимая, родители и Рай!
Я испытал все муки!
– О, о муках ты не вспоминай. Тебе готова участь хуже.
Самоубийство – худший грех,
Ты забираешь жизнь, но не имеешь права,
Ты заставляешь близких сожалеть,
Ты самый низкий перед Богом, правда.
И вечно будешь ты в аду гореть.
Ты будешь никому ненужным.
Прощай, я о тебе не вспомню никогда,
и не придет к тебе никто.
Пока.
Часть третья.
Пропал.
И сорок лет по адским меркам.
(Для Чарли это миллиард).
Он понял, какой был дурак.
Ходил один,
Кричал, вопил,
Но никому не нужен был.
И даже сам себе он стал чужим.
В глазах уже давно пропала страсть,
Он понимал, что не имеет власть
Над тем, что происходит.
Послышался стук в дверь.
«тук-тук»
– Войдите!!! О, прошу!!! Войдите!
Открылась дверь, а в ней стоял тот самый зверь,
Который избивал его вначале.
– К тебе пришел я вместе с тортом, с чаем.
– Конечно, проходи. Садись, поговорим.
И Чарли торт вкусил,
Почувствовал его блаженство,
Он лучше в жизни и не ел,
"Какое совершенство".
Они беседовали три минуты,
Открылась дверь, и Незнакомец вошел внутрь.
Он был одет в пиджак и брюки.
– Что делаете здесь?! Ответь мне, зверь!
– А это Чарли затащил меня сюда, поверь.
Он говорил, что это все не страшно,
Что ему нравится быть одному. И он готов в аду быть даже дважды.
– Не верь ни слову одному ему. -
Взмолился Чарли
– Такого я не говорил,
Ты сам пришел ко мне, и сам чай предложил.
– Не правда! Я ходил, ходил, а он позвал,
Ну, я зашел секундой, и он мне начал говорить, что вовсе не устал,
Он дальше так же хочет жить.
– Тебе я верю, черт. Пойдем со мной.
А Чарли пусть пока живет свой срок второй.
– Не правда! – Чарли закричал!
– Зачем надежду эту дал? Зачем соврал?
Зачем себя убил я? Боже!!!
Я каюсь!
Пощади меня! Ты ж Милостивый все же.
И он глаза открыл.
И видит… Утро.
На стенах разноцветные обои.
Лежит он в доме у себя.
Суббота,
И понимает, то, что этим он доволен.
"Ура! Все только лишь во сне"
Он даже плакать начал,
"Я понял, то, что жизнь везде,
И, что бороться нужно за удачу"
– Спасибо, Боже! Милостивый Ты!
Все как в тот день, когда себя хотел убить.
Но, вместо смерти, выбрал чай попить.
Заходит он на кухню, а там черт сидит…
– Осталось 40 лет -, он говорит.
У Чарли разрывается внутри,
Он сжал до крови кулаки.
И в голове все потемнело.
Глаза закрыл от страха,
"Нет, я смелый".
И открывает он дрожаще веки,
И черта уже нет на табурете.
– Причудится ж такое. Наверно просто сон дурной,
Еще вчера я перепил.
Но понял я одно,
Что плохо жил…
Но голос чей-то сзади перебил,
– Ты был прощен,
Это не сон. Живи.
Чарли. Эпилог.
Туман в глазах его и дымом душит.
На легких чувствует осадок сажи
– Теперь же ты поймешь,
что думать нужно дважды,
Но поздно – говорил ему Прислужник.
Прислужник избивал его плетями,
Глумился, кожу триста раз снимал.
А, иногда, он бил его словами,
Бранил, из Ада в Ад таскал.
Однажды показать решил он Чарли
Какими пытками встречает грешный Ад,
Чтоб понял тот, все это лишь начало,
Чтоб захотел он все вернуть назад.
Прислужник:
–А это, милый друг, висят кретины,
Которые за деньги продались.
Они любили модные машины,
Квартиры, телефоны, шоубиз.
Семью продали, за детей забыли.
И Души их чернее, чем моя.
Бог дал им деньги, чтоб они любили,
Чтоб помогали бедным, матерям.
Они одни могли кормить те страны,
В которых "голод", "мука" процветали.
Они могли дарить надежду и тепло,
Но, если б знали то,
Что деньги – зло.
Теперь же вон висят,
Их руки отрываются от тела,
Их ноги, бедра из костей выходят,
А ребра, то и дело,
Ломаются и в легкие заходят.
