– А что здесь ещё сомневаться? – пожал плечами Игорь и нахмурился.

– Ты же понимаешь, что после этого шага пути назад не будет, – на всякий случай предупредила я.

– Любовь Васильевна, – чуть поморщился Игорь, – вы мне показали убедительные доказательства. И рассказали много интересного. И, главное, вовремя. Я убедился. Так что теперь думать?! Уже и так всё ясно.

– Просто обычно если любят, то ни на что не обращают внимания. Особенно в молодости…

– Я бы, может, и не обращал внимания, но бабушка… Ивановна… мне до сих пор не по себе… внутри всё как будто перевернулось. Разве ж можно так со стариками?

– Ну… – развела руками я, даже не зная, что тут ответить.

– А представьте, вот не узнал бы я этого и женился бы на ней. А потом, не дай бог, со мной что-то случилось. И моя мать так же была бы… или я, к примеру, заболел… Нет, не хочу с таким человеком жизнь разделить. Это опасно.

– Тогда пошли, – кивнула я и первой вошла в подъезд.

Игорь последовал за мной.

– Зайдём ко мне сначала, – сказала я, оттягивая скандал.

– Нет! – покачал головой Игорь.

– Почему нет?

– Настрой пропадёт. Лучше сразу.

Я внутренне усмехнулась. Этим и отличаются мужчины и женщины. Первые – идут в бой сразу, не сворачивая и не раздумывая, пока боевой запал не пропал. Вторые будут долго примеряться, обдумывать, передумывать. И только потом… может, пойдут, а может, и нет, если найдётся убедительная причина не идти.

Я хотела позвонить в дверь квартиры Ивановны. Но Игорь меня опередил:

– Я сам.

Я спорить не стала, уступив первенство ему. Более того, сама даже чуть отошла в сторону.

Игорь нажал на кнопку звонка. В глубине квартиры раздался пронзительно-некрасивый трезвон. Дверь открылась, и на пороге возникла Райка в линялом халате и не расчёсанная.

– Ой! – испугалась она, увидев Игоря, и судорожно поправила полы халата. – Ты не предупреждал, что зайдёшь. Я же не накрашенная…

– Привет, – хмуро сказал Игорь, – я ненадолго. Поговорить надо. И взять кое-что.

– Что? – не поняла Райка.

– Ты деньги у соседки вымогала? – без обиняков, напролом спросил Игорь.

Вопрос прозвучал слишком резко.

– Какие деньги? – вполне натурально захлопала глазами Райка. – У какой соседки? Ты пьяный, что ли?

– Деньги за детей, – зло сказал Игорь, – не надо делать наивный вид! Я знаю, что ты шантажировала соседку на деньги! И вот скажи, ты действительно могла бы написать в опеку? Чтобы их забрали в детдом?

– Не понимаю о чём ты… – окончательно растерялась Райка, но тут её взгляд случайно зацепился за меня. Лицо её исказилось от ненависти. – Ты! Это ты уже наговорила! Вот дрянь! Игорь, не верь ей! Это такая тварь, ты даже не представляешь! Эта уродка…

– Что здесь происходит? – дверь напротив открылась, и оттуда выглянул сосед.

– Виктор Альфредович, здравствуйте, – примирительным тоном сказала я, – извините за беспокойство. У нас тут разговор по-соседски. Мы больше шуметь не будем.

Дверь закрылась, а Райка заголосила опять:

– Тварь! Игорь, что она тебе наговорила?! Ты зачем ей веришь?! Все знают, какая это мразина!

– Раиса, успокойся, – тихо, но довольно жёстко сказал Игорь и велел: – Поговорим в квартире. Нечего соседей тревожить.

Он шагнул внутрь, и Райке пришлось посторониться. Я направилась следом.

– А ты куда прёшься?! – опять не своим голосом заверещала она. – Пошла вон отсюда! Никто тебя сюда не звал! Вон из моего дома!

– Это не твой дом, – так же тихо сказал Игорь.

– Это наш будущий дом, – попыталась улыбнуться Райка, но вышло слишком резиново и ненатурально. – Я не понимаю, Игорь, почему ты такой злой? Что эта уродская дура тебе наврала? Ты разве не знаешь, что она ненормальная? Не в себе. Давай спокойно поговорим…

– Поговорим, – кивнул Игорь и добавил: – И не обзывай, пожалуйста, Любовь Васильевну. Мне это не нравится.

– Я не обзываю, Игорь! – нелогично заюлила Райка. – Но вот зачем ты её защищаешь?

– Я её не защищаю!

Пока они спорили, плохая я или хорошая, я огляделась. Думаю, Любаша здесь иногда, по-соседски, бывала. Я же заглядывала через порог единственный раз: когда только пришла в этот дом и уринолюбивая Ивановна бегала проверять, насколько выкипела моча. Она тогда не закрыла дверь, и я увидела фрагмент её жилища.

Ну что сказать? Нужно отдать должное Райке, в квартире стало чисто, и въевшийся запах застарелой мочи и старости практически выветрился. Она даже обои, я смотрю, и то переклеила. К свадьбе готовилась, очевидно.

Старалась.

– Где вещи Ивановны? – спросила я, оглядывая обстановку.

Райка аж задохнулась от возмущения и стала похожа на рыбу, выброшенную на берег. Да, аллегория избитая, но именно что на рыбу она сейчас и была похожа. Причём на рыбу сома. Хотя по менталитету стояла ближе к барракуде.

– Пошла! Вон! Я! Сказала!

Её визг, и так высокий-высокий, перешел ещё на две октавы выше, почти в ультрафиолет. У меня чуть барабанные перепонки не полопались.

– Не ори, – попросила я, ковыряя в ухе (заложило).

– Раиса, прекращай истерить, – сказал Игорь. – Любовь Васильевна только возьмет вещи твоей тёти, и всё.

– С какой стати?! – вызверилась Райка.

– Ей переодеться надо, – тихо сказал Игорь.

– Ничего ей не надо! – завила Райка. – Она тебе наврала!

– Она в больнице, и ей нужны чистые вещи – одежда и постельное бельё, – пояснил Игорь. – Любовь Васильевна возьмёт.

– Ничего ей не надо! Что за враньё!

– Это правда.

– Это неправда! Ложь! Эта тварь тебе наврала! Не знаю зачем! Может, чтобы отомстить мне! Сама небось на эту квартиру глаз положила…

– Раиса, ты что такое говоришь?

Продолжение дискуссии я уже не слушала, так как наконец сообразила, где могут находиться вещи Ивановны. У неё двухкомнатная квартира. В одной комнате была спальня, в другой, по советским правилам, – зал. Ну, или гостиная, если другими словами. Логично, что Райка спала в гостиной, там же она и ремонт сделала. А вот к спальне Ивановны она ещё не добралась. Поэтому я сразу же направилась в дальнюю комнату.

Так и есть. Старый советский пузатый гардероб светло-кофейного цвета с огромным, чуть искривляющим изображение зеркалом, над которым были вразнобой прилеплены три овальные наклейки с советскими моделями, занимал добрую треть комнатушки. Кровать была самая простая, как и продавленное кресло с истёртой обивкой, старый торшер и небольшая прикроватная тумбочка, густо уставленная какими-то баночками и пузырьками. Судя по запахам, с особо тщательно выпаренной уриной. Шторы были тоже старыми, штапельными, с узбекскими узорами, которые чередовались с красными пятиконечными звёздами.

М-да, Ивановна вела крайне аскетичный образ жизни и явно была стоиком. Иначе как жить в таких условиях – не представляю. Возможно, поэтому она и подсела на керосин и выпаренную мочу. У меня в знакомых в той, прошлой жизни была женщина, которая, если совсем рутина и быт заедали и становилось тоскливо, ехала в глухую деревню, где снимала убитую избушку под дачу. Сортир на улице, печка дымит, пол земляной, крыша протекает, хворост для растопки из леса надо носить, воду – из колодца, который далеко. В общем, условия ужасные. Зато буквально после недели такой жизни она возвращалась обратно и с огромным наслаждением жила своей прежней жизнью. Радовалась тёплому унитазу, стиральной машинке, бойлеру и горячему душу. Так что, может, и Ивановна так же? Навернёт стаканчик керосина, запьёт его мочой и потом смотрит на всё это убожество более благодушным взглядом?

От таких мыслей я хихикнула и пошла собирать Ивановне вещи.

В шкафу я обнаружила стопку постельного белья. Когда-то оно было белым. Нет, Ивановна стирать его старалась, причём явно регулярно. И даже крахмалила и гладила. Но от частого использования и множества стирок оно давно приобрело серовато-молочный цвет.

Ну да бог с ним, зато чистое. Я вытащила пододеяльник и развернула (проверить, полутораспальное или вдруг, не дай бог, двуспальное). Затем наступил черёд одежды.