— На такой-то тряске?
Несмотря ни на что, Фред внезапно ощутил, что ему приятно вернуться домой. Он представил себе, как на лестнице его встретит Варавит, как Илман проводил его до спальни с чистой постелью, Теуш будет тихонько тренькать на лютне, и всё будет по-прежнему.
6
Безумно хотелось спать. Знакомая, словно ходил по ней с самого детства, скрипучая крутая лестница без перил обрадовала Фреда, и всё же в таком состоянии он бы не поднялся по ней без помощи, не свернув шею. Двое служителей тут же подхватили его и помогли взойти.
На ужин, если так можно было назвать ночной перекус, Мэй разогрел овощное рагу, такое вкусное, что Фред задержал во рту деревянную ложку, чтобы получше распробовать. Сытый, но, по-прежнему расклеенный, он побрёл по извилистому коридору в свою комнату, но на полпути передумал и свернул во внутренний дворик.
Он решил помыться, в надежде, что холодная вода придаст бодрости. Но вода, как назло тёплая, разморила ещё больше. После мытья, шатаясь как зомби, Фред нашёл свою комнату и рухнул на расправленную кровать.
— Вам ещё что-нибудь нужно, вождь?
— Мэй? Ты ещё здесь? — пробубнил он в подушку. — Исчезни.
— Слушаюсь, — Мэй вышел за порог. Минуты две он провозился с вечно отваливавшейся дверью, пока, наконец, не поставил её на место. — Спокойной ночи, — прошептал он и поспешил прочь.
Постель была жёсткой. Уснуть долго не получалось — Фред ворочался с одного бока на другой. Подкладывал руку под голову, убирал, потом снова подкладывал. Вредный, как барышня, организм, который ещё недавно умолял о сне, теперь от него же отказывался.
И всё же Фред уснул. Во сне ему виделась рябь океана в алом закатном солнце. Далеко-далеко, почти у самого горизонта, мелькали среди барашков чёрные спины китов. Почему-то Фред был уверен, что океан тёплый, и можно в него окунуться как в парное молоко, но купаться не хотелось. Было тревожно. Там, на западе, творилось нечто страшное, и Фред ожидал вестей.
А потом была тишина и пустота. И только чёрный всепоглощающий цвет. Только чёрный. Чёрный...
Простынь, одеяло и подушка нагрелись так, что было невозможно спать, и Фред перевернул одеяло и подушку, перекатился на другую сторону, сменил бок. Но кошмар не ушёл, а повторялся вновь и вновь.
Только ближе к утру Фред успокоился. Нашёл удобную позу, свернувшись как зародыш, накрылся одеялом с головой и погрузился в сон.
Он проспал до полудня. Понял это, когда увидел, что суета в «муравейнике» уж очень напоминает подготовку к трапезе. Снова скрипели половицы в коридоре, кудахтали куры, спорили голоса. Фред осознал — это его комната. Кошмара больше нет. Он жив и он дома. Чуть менее часа Фред валялся в кровати, ставшей мягче королевской перины. Наконец, обретя в себе силы и повинуясь воле мочевого пузыря и пустого желудка, он откинул одеяло, выскочил и, не одеваясь, споро зашагал по коридору.
— Доброе утро! — кричал он, заглядывая в комнаты, но почти все комнаты были пусты. Из окна коридора он заметил во дворе какое-то собрание.
«Гимнастика. Ну, как всегда».
После туалета, Фред направился на кухню, как вдруг остановился как вкопанный.
Сначала он подумал, что ему показалось. Отступив на два шага назад, он, еле двигая шеей, которая почему-то отказывалась подчиняться, посмотрел налево, в комнату без двери. Там, на диване, листая книгу, сидела женщина, которую он и в страшном сне не ожидал бы здесь увидеть.
Он сорвался с места. Хотел испариться, но, почти добравшись до конца коридора, услышал из-за спины:
— Здравствуй, Фред.
Глава 9. Ломехуза
1
Он глядел на неё и не мог поверить глазам. Мачеха казалась существом из кошмаров, из реальности, которой не должно было быть. Но она стояла в коридоре — живая, из плоти и крови.
— Как ты сюда добралась? Как нашла меня?
Приглядевшись получше, он заметил, что состояние Бетти, мягко сказать, не походило на состояние здорового человека — её кожа была бледна, под глазами образовались мешки, а в глазах виднелись прожилки. Так обычно выглядели те, кто не ели и не спали больше двух суток. Будто в подтверждение догадки, она едва стояла на ногах, и вынуждена была опираться на стену.
— Ты перешла сюда ради меня? — он сделал шаг навстречу. — Зачем? Почему?
— Потому что я ненавижу тебя, — она махнула головой в комнату.
Фред вошёл. На столе он увидел граммофон с пластинкой. Лиза попросила поставить и включить пластику с цифрой «1». Первым, что он услышал, был твёрдый мужской голос:
«Данная запись предназначена исключительно для конфиденциального использования наблюдателями и агентами Симмаратанской Доктрины Межмировых Границ. Прослушивание за пределами прямой юрисдикции Доктрины карается Доктринарным судом вплоть до высшей меры наказания».
Далее шёл мелодичный женский голос.
«Пластинка номер один. Запись номер один. Меня зовут Фред Берроу. Я родился в Торонто 21 ноября 2000 года. Мои родители погибли в пожаре в ночь на четвёртое апреля…»
Фреда затрясло, будто по нервам прошёлся электрический разряд. Упав на пол, он зажал уши ладонями и заорал:
— Выключи это!!! Выключи!!!
— Тебе больно, — нависла над ним Лиза. — Мне было так же больно. По моему телу пускали настоящий, а не воображаемый ток. А теперь представь себе, каково мне было, когда я всё это узнала?
— Я не хочу это слышать!!!
Одна из служительниц Культа забежала в комнату и, сжалившись, выключила граммофон, однако Лиза схватила ту за руку.
— Нет! Пусть слушает. Пусть он знает.
— Довольно! Он всё уже понял.
Прошло несколько минут, прежде чем Фред осмелился оторвать руки от ушей. Сев на кровать, он отдышался, и только после этого согласился выслушать мачеху.
— Ты не захотел прослушать записи до конца. А ведь ты не осилил и минуты первой из шестнадцати пластинок.
— Я слушал это дерьмо достаточно. Вот только не помню, когда.
— Конечно не помнишь. Эти записи шли напрямую в твоё подсознание.
— Просто перескажи мне их содержимое, — понимая, что это будет почти так же больно, Фред напрягся и сжал кулаки.
— Первая запись рассказывает твою правдивую биографию. А вот дальше начинается программа.
— Что ещё за бл…ская программа?
— О твоей прошлой жизни. Об Инкриме, шестигранной башне, завоеваниях, о Великой Межмировой войне, из который ты, точнее, якобы ты, вышел победителем. О других мирах и расах, хшайсах, «железных пчёлах», о Кадонийской кампании, Миенхоте, предательстве, саркофаге, трёх империях и прочем, прочем, прочем.
— И зачем всё это?
— Ты — фальшивка, Фредди. Ты — проект Фернандо Эстремадуры. Ложный Саундар.
— Быть того не может. Зачем вы тогда стирали меня?
— Как нарисовать картину без ластика? Мы сформировали тебя таким, каков ты сейчас.
— Для чего?!
— Для того чтобы внедрить тебя в Культ. Сделать тебя ломехузой, что разрушит муравейник изнутри.
— Бред какой-то, — Фред схватился за голову.
— Трудно это принять. Но такова горькая правда, Фред.
— Значит, я — не Инкрим? А это Фернандо мне внушил? — слёзы наворачивались на глазах, но Фред упорно их сдерживал.
— Вся твоя жизнь — проект Фернандо.
— Я в это не верю!
— Зато охотно поверил Марку. А почему, дорогой? Потому что он говорил то, что тебе приятно?
Соскочив с кровати, он схватил граммофон и расколошматил его об пол.
— Вон отсюда! Я не хочу тебя видеть! Ни здесь, ни в этом городе, ни в этом мире!
— Фредди-Фредди, — покачала головой Лиза. — Ты ведь так и не понял, что я на твоей стороне, — она протянула кисти рук, исполосованные красными ссадинами. — Вот что оставил мне этот подонок руками своей шавки Оливера Мэдисона, — она опустила руки на колени. — Я хочу помочь тебе начать новую жизнь. Если бы я была на стороне Фернандо, разве бы я дала тебе прослушать пластинки?
— Так ты сбежала.
Лиза рассказала историю побега, не утаив и то, с кем она покинула минус шестой.