Генрих глубоко задумался, потирая кончики пальцев.

— Как звали психолога?

— Доктор Милдред… кажется Пакс или что-то вроде того. Короткая фамилия на «П».

Генрих сделал пометку в блокноте: «Найти доктора Милдред Пакс» и поставил знак вопроса рядом с фамилией.

— Теперь главное. Что это были за скрипты?

— Ты задаёшь не те вопросы, Птица.

— Эй! Только Марк имеет право так меня называть.

— Ох, прости, я совсем забыла про Марка, — съязвила та, но, подумав, извинилась по-настоящему. — Не знаю, что на меня нашло. Для меня это тоже шок. Ты спрашиваешь, что за скрипты. Есть такие скрипты, которые заставляют любую информацию врезаться в память надолго. Они как нож — оставляют шрамы.

— Или как игла с тушью.

— Вспомнила, — она пощёлкала пальцами. — Милдред Пакс. Можешь не искать её — старушка прописалась на кладбище в прошлом году.

— Проклятье!

— Будь она жива, это бы вряд ли бы что-то изменило. Фернандо часто использует людей «втёмную».

— Как и все наблюдатели Доктрины.

— Тем более.

— Н-да, — Генрих выскочил из кресла, схватил одну из пластинок, повертел в руках, поднёс к лампе, чтобы рассмотреть штамп. Тот переливался всеми цветами радуги, а под определённым углом становился виден логотип корпорации «Линс», производившей атрибуты для наблюдателей Доктрины — круг с девятью шипами, обращёнными внутрь, с точкой в центре.

«Я что-то упускаю, — навязчиво крутилась мысль в голове Генриха. — Что-то, что лежит на поверхности. Уж очень всё гладко».

— Пластинки надо уничтожить, — сухо сказал Генрих.

— Ты с ума сошёл?! — вскочила Лиза и схватилась за ящик. — И лишить нас такой улики против Фернандо? Ты хоть понимаешь, что эти пластинки теперь — наше оружие?

— Когда это ты восстала против Фернандо? — ухмыльнулся Генрих.

— Когда эта тварь заставила меня убить ни в чём не повинных людей. Когда я чуть не лишила жизни годовалое дитя! Уже тогда я восстала против Фернандо. Вот только моё восстание носило тихий, незаметный характер. Это вы, мужчины, восстаёте внезапно, пафосно, масштабно. Мы, женщины, делаем это каждый день. Не через насилие, а через любовь.

— Оставь эти речи, пожалуйста, они на меня не действуют.

— Потому что ты — функция. А я — мать. Вот в чём между нами разница, Генрих.

— Что ты намерена делать с пластинками?

— Передать их Культу. Я думаю, это худший из вариантов для Фернандо. Ничто не ударит по нему больнее.

Генрих тяжело вздохнул и посмотрел в пол. Он чувствовал, что делает что-то не так. Чего-то не видит, или не слышит, или не чувствует нутром.

— Генрих?

— Почему Фернандо сразу не уничтожил пластинки?

— Вероятно, они ему нужны, но не сейчас. Видимо, чтобы предъявить Культу в нужный момент, когда Фред выполнит свою миссию и станет не нужен. Так он избавится от Фреда их же руками, но это только моё предположение. Ох, Господи! Генрих, думаешь, я могу залезть в голову Фернандо?! Разгадать все его планы?

Генрих пытался размышлять, но Лиза не давала и минуты тишины.

— Нужно как можно скорее передать пластинки Культу, пока Фред не совершил непоправимое. А моего Фредди я знаю — он иногда прикидывается идиотом, но способен на такое, что в кошмарном сне не привидится здоровому человеку! Вспомни хотя бы магазин. Генрих, ты здесь?

У агента Марка разболелась голова, он рухнул в кресло и, глядя в потолок, негромко произнёс:

— Твоя взяла. Ты передашь пластинки Культу, но скажи, что это спорное доказательство. Ещё надо проверить их подлинность.

— Ты откроешь мне Тоннель?

— Попрошу Артэума.

— Нет! Артэум не должен знать. Он не доверяет мне. Он не слышал этих пластинок, не видел штампы своими глазами, не знает о Фредди то, что знаю я. Он всё равно не откроет тебе Тоннель, либо откроет, но пройдёт слишком много времени. А чем быстрее мы передадим пластинки, тем лучше. К тому же, Артэум не сам открывает Тоннели — он просит эйров Симмаратана, а у них свой интерес против Культа.

— В этом ты права, — удивился Генрих. — У меня есть ещё один способ.

Вечером того же дня, оранжевый «Ниссан» гнал на восток по шоссе вдоль великого озера Онтарио. За рулём и в этот раз сидел Генрих. Лиза, истощённая морально и физически, клевала носом на переднем сиденье. Сколько Генрих ни уговаривал её поспать, та отказывалась.

Около семи вечера, автомобиль съехал с дороги, чтобы остановиться у самого берега. Оранжевый закат отражался от безмятежной водной глади, и на миг, выйдя из машины, Генрих даже забыл, зачем приехал сюда.

— Красиво.

Лиза не ответила. Достаточно отдохнув, прижимая к себе ящик с пластинками, она поравнялась с Генрихом, глядя на озеро, и вопросительно поглядела на него. Тот медлил. Он пытался осмыслить и уложить в голове все факты, что узнал сегодня.

«Если она права, значит, Марк ошибся. А если Марк не ошибся?»

Он косо поглядел на Лиза, но не прочёл на её лице ничего кроме решимости.

— Отвернись.

Лиза неохотно повернулась к нему спиной. Генрих засучил рукав, и через пару минут в полуметре под водой, примерно в десяти метрах от берега, замерцало едва различимое в закатном свете мутное пятно. Оно походило на молоко, разлитое кем-то под водой, и было почти незаметно, если не вглядываться.

— Ты издеваешься, — сказала Лиза, вновь поглядев на воду. — Ненавижу водные.

И Генрих, и Лиза прекрасно знали, что наиболее безопасные Тоннели те, что открываются под водой. Правда, они же и самые неудобные. Агенты часто пользовались такими Тоннелями, и специально держали в багажниках непромокаемые рюкзаки и костюмы для плавания.

— Хочешь, чтобы я простудилась?

— Можем отъехать подальше, километров на сто, и тогда я открою тебе сухопутный Тоннель.

— Нет уж!

Лиза открыла багажник и достала рюкзак. Вежливо отвернувшись, Генрих подождал несколько минут.

— Готово, — громко отчиталась Лиза.

— Удачи тебе! — сказал Генрих, когда та входила в холодную воду. Вместо ответа, Лиза, видимо, посчитав, что это не к месту, хмуро поглядела на Генриха, но всё ответила: «Спасибо».

Вдохнув полные лёгкие воздуха, Лиза нырнула, и вскоре исчезла в водах озера Онтарио. Генрих знал, что через минуту она вынырнет в море около Симмаратана, и всё равно переживал. Не столько за Лизу — она опытная, и знает, как выживать. Он думал о своём выборе, о Фреде Берроу и о Марке, который так не вовремя пропал. Когда рябь на воде улеглась, Генрих вернулся в машину и включил печку, чтобы согреть руки.

«Ход сделан. Да поможет нам всем Бог».

Глава 8. Яд

1

Свет костра играл на потолке пещеры. Огонь почему-то гудел. Вскоре рассудок отделил звук от картинки. Гудением был тихий человеческий напев. Монотонный, словно буддийская молитва. Фред повернул голову набок. От слабости шея едва поддавалась, но, как подсказывал жизненный опыт, между покоем и информацией всегда выбирай информацию. Нужно было хоть немного узнать об пещере, о людях, издававших этот странный гуд.

«Где я? Кто они? Чего они хотят?»

Глаза дали два очевидных ответа. Первый — каменный стол. Возможно, высокий, так как людей с него не было видно, а голоса доносились откуда-то снизу. Второй — если это и была пещера, то над нею хорошо потрудились, ведь стол окружали не своды природного камня, а четыре стены. Свет исходил от чаш на высоких подставках. Осмотрев пещеру одними глазами, Фред насчитал их четыре. Насколько это было важно? Фред не знал, потому что сейчас важно было всё.

Чуть повернувшись, он посмотрел ещё ниже, и не зря. Слева, на полу, Фред заметил трёх женщин в серых балахонах. Женщины сидели на коленях. На лбу каждой было по три синих точки, расположенных треугольником. Женщины что-то вязали... нет: не было ни спиц, ни клубков. Только нити между пальцами. Это больше походило на ритуал. Быстрыми движениями, с закрытыми глазами, женщины то снимали, то перекидывали петельки с пальца на палец. Одна из женщин нахмурилась. Фреду стало не по себе. Не хотелось, чтобы те заметили, что он не спит. Фред отполз от края, что далось через силу, и повернулся на другой бок. С другой стороны, в тех же позах, в таких же балахонах и занятые тем же делом, сидели трое мужчин.