Вот и сейчас, он сел рядом со мной, пока я нервно сплетал и расплетал пальцы, не зная, что и сказать.

— Знаешь, и все-таки...

— Нет, Диор. — Отрезал я. Я знал, что он снова скажет. Знал, что определенно кого-то заменяю ему, потому он так обо мне печется. Однако я размышлял о побеге весь день, и все больше убеждался в том, что не могу оставить товарищей, как бы ни хотел. Это будет... попросту бесчестно.

— Почему?

— Потому что так правильно. — Я зажмурился, и сжался, словно на меня сейчас обрушится удар. Однако этого не случилось. Я услышал лишь тяжелый вздох, и скорее почувствовал, как у него опустились плечи. Что ж... сначала Сиола, теперь я... ему, вероятно, тяжело нас, самых юных, подводить под смерть.

— Неправильно будет твою сестру оставлять одну. — Тихо проговорил капитан. Он не смотрел на меня, он смотрел вперед, на статуи божеств. Ненадолго опустилась тишина. Немногие поздние посетители также тихо молились. Жрецы и жрицы ходили, словно охраняя покой церкви. — Ты расскажешь ей? — Взглянул на меня Диор.

На душе стало так тяжело, словно мне на грудь опустили массивную гирю, и отрицательно покачал головой, потому что никакие слова не шли из горла. Я не мог понять его реакции. Его взгляда и мимики. Проскочившее удивление и сочувствие. Я видел, что он рвется меня уговаривать снова, уверять в о том, чтобы уехать с ней из Гротенберга немедля. Бросил на него хмурый взгляд, и наш безмолвный поединок продолжался недолго. Диор дрогнул первым, на миг, отведя взгляд.

— Тогда... — начал он, — тогда пообещай, что ты выберешься, чего бы тебе это не стоило. — Кожаная перчатка легла мне на плечо.

— Это... это я могу пообещать. — Я выдавил из себя улыбку. Диор улыбнулся в ответ.

Некоторое время мы сидели в молчании. Многие прихожане уже расходились, даже самые поздние. Жрицы меняли свечи, тихо проходя у витражей с жизнеописанием божеств. На нас не бросали уже взглядов, а мы не говорили ни слова.

— Иди домой, Сегель. — Наконец произнес капитан. — Тебе нужно постараться поспать. Хотя бы немного. — Я поднялся, вздохнув, когда он продолжил: — Эти силы тебе уж точно понадобятся. Я хочу немного ещё помолиться нашим покровителям.

13

Акт IV

13

День. День четвертый

Старый Гротенберг. Лаборатория Нерла

Чем время ближе было к рассвету, тем больше чувствовал Сегель облегчение. Тьма, клокочущая внутри него, отступала, отползала, и пряталась, боясь дневного светила, точно западный вампир. Если ночью его периодически ломило от боли, то уже к раннему утру, он кое-как передвигался по лаборатории. Ощущение вибрации в пространстве, резонирующее с его магией, было непривычным, но уже приятным, и родным. Словно билось в такт с его сердцем, отдаваясь в механическом протезе, в самом его ядре. Интересно, думал Сегель, успею ли я узнать все грани своих новых возможностей? Что-то внутри, правда, снисходительно и грустно улыбалось, стискивая тоской и преждевременной скорбью сердце.

В тот момент, когда он уже чувствовал себя почти здоровым, за исключением боли в самых серьезных ранах, и принялся за уход за своим клинком, Нерл, наконец, вышел из мастерской. Огляделся, поправляя очки, и глянул на Сегеля. Усталая улыбка скользнула по губам, а после, мастер едва заметно мотнул головой, призывая мужчину зайти к нему.

В этот миг входная дверь распахнулась, принося в лабораторию запах гари, пота и крови.

— Беда, господин алхимик! — Прогремел женский голос с порога. Переглянувшись, мужчины тут же выскочили в коридор. Там, в потертом от сажи и багровом от крови доспехе, стояла темноволосая жрица. — Лорда Асари схватили, и ведут на очищение в Храм!

— Как это случилось?! — Воскликнул Сегель, выходя вперед.

Тут по телу прошла дрожь, скрутила краткой судорогой, всколыхнула тьму внутри него. Что-то там... вне этих стен, было неправильным. Он выскочил наружу, а жрица не сдержала вскрика. Мужчина настолько ужасно сейчас выглядел? По сравнению с его прибытием в город — определенно. Однако сейчас это его никак не волновало.

Ибо то, как сейчас выглядел город, было намного хуже.

Гротенберг был прекрасен и ужасен одновременно. Отсюда, с высокой точки, Сегелю казалось, что город будто бы заключили в подобие полупрозрачного айсберга. Часть света солнца, трусливо прячущегося за облаками, накрывала город в его естественном виде, другая же часть — причудливо преломлялась, искажалась, выгорала, или тонула в темноте. Словно время здесь, и время там — это совершенно разное «время», если там оно вовсе «есть».

— О Творцы, — Нерл ошеломленно встал рядом с Сегелем, — они рвут грань между нашим, и Потусторонним миром.

Конечно. Конечно же, это изнанка. Сердце Сегеля сковало холодом.

— По улице... бродят обращенные. — Негромко произнесла Сиола, становясь по другую сторону. — Те, у кого не хватило воли, наверное, или может быть, те, кто не был снабжен лекарством, по окончанию церемонии обратились практически мгновенно... стали, — она сглотнула ком в горле, — бросаться друг на друга, не разбирая, кто перед ними. А меж тем, стража и жрецы схватили Асари, и столкнулись друг с другом в бою. Стражники замка не учли того, что жрецы уже дрались с тварями многим хуже, чем простой человек, и быстро переломили ход сражения... Но важно не это... те, кого убили в процессе, также обратились. — Сегель бросил на неё взгляд. В её глазах читался ужас, а девушку ощутимо трясло. — Когда Черного Кинжала скрутили, всем велели возвращаться в Храм, уводя с собой тех, кого не задело обращением, но... это неправильно! — Она судорожно вдохнула. — Верховные Жрец и Жрица готовы весь город подвергнуть очищению.

— Без Асари нет смысла идти в замок, — произнес Нерл, на удивление спокойно. Оглядел Сегеля, и мужчине стало не по себе от проницательного взгляда алхимика. Однако он всё понимал. За ночь у них было достаточно времени, чтобы поговорить о его предназначении в этом замысле. Алхимик кивнул ему, и Сегель кивнул ему в ответ, выдавив безликую улыбку.

— Надо вытаскивать его. — Уверенно произнес он.

Сборы не продлились долго. По сути, всё уже было собрано ночью — то ли предчувствие, то ли стечение обстоятельств толкнуло обоих заняться делом. Пояс с зельями — в основном, от проклятия, и немного перевязочных материалов. Дополнительный пояс — с лезвиями и небольшими метательными ножами — быть может, получится в бою освоить ферокинез на интуитивном уровне. Потрепанный доспех, портупея с одним единственным мечом, и самое главное — клинок Пустоты.

Сегель собирался с силами, допивая снадобье. Нерл сказал, что его магия связана с проклятием куда как больше, чем у простых обращенных — и все оно завязано на кровь. Раны, и магия. Объясняет, почему ему становилось все хуже в боях.

Алхимик, как и всегда, подошел бесшумно.

— Сегель?

— Сэмюэль... — кратко усмехнулся наёмник, — Сэмюель Ривгольд. — Он поднял взгляд на непонимающего Нерла, краем глаза замечая отражение в зеркале. Худощавая бледная фигура, больше похожая на мертвеца, или вовсе — призрака. — Так меня звали до отъезда из Гротенберга... побега, если вообще быть точным. — Мужчина допил травяной отвар, поморщившись. Дурной вкус, горький. Быть может, это его восприятие сгущает краски, потому что даже лаборатория казалась ему мрачнее, несмотря на вполне мирную обстановку, не в пример тому, что творилось за его стенами.

Алхимик протянул ему браслет. Серебро, с аккуратно высеченными на его поверхностями рунами, и тонким рисунком, похожим на тот, что был на стене, когда он проснулся. В центре его был небольшой черный камень. «Какая красота» — подумал пробужденный, прежде чем защелкнуть на запястье. По телу прошла волна холода, а сердце словно замедлило свой ход. Странное ощущение, не причиняющее ему никакой боли. Сегель думал, что будет иначе.

— Он поможет тебе в нужный момент. — Проговорил алхимик. Сегель поднялся.

— Спасибо вам за все, господин Нерл, — и, в непривычной для себя манере, склонил голову. Алхимик также кратко поклонился ему, но протянул руку. Рукопожатие было крепким, — и прощайте.