Mandy Baggot

WISHING ON A STAR

Copyright © Mandy Baggot, 2022

© Кокта М., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Иллюстрация на переплете Марии Кузьмич

Художественное оформление Радия Фахрутдинова

– Сэм, ты меня слышишь, чел?

– Расступитесь. Сэм, дружище, это Тим. Ты меня слышишь?

– У него что, шлем треснул? Точно треснул! И голова тоже треснула?

Внутри себя Сэм Джекман улыбался, но он не был уверен, что сигналы из его мозга доходили до губ. Чад, с которым они играли в одной команде, паниковал так, будто он мама Сэма. Но ощущения были и впрямь странными. Как будто… в общем, было больно. Нестерпимо. Он помнил, как бежал к боковой линии, изо всех сил пытаясь вырвать победу для «Бизонов Цинциннати» – своей команды Национальной футбольной лиги, а потом ударился обо что-то. Или, вернее, о кого-то. Он летел по воздуху мимо тысяч людей на трибунах, мимо прожекторов и чирлидеров, которые слились в один поток радужного света, когда он свалился на газон. Вниз головой. И с искрами из глаз.

– Он дышит? – Сэм услышал голос Тима.

– Вы что, сомневаетесь, что он вообще дышит?! – Чад запаниковал еще больше.

– Где врачи?

– Сэм! Очнись, мужик! Открой глаза! – Голос Чада был уже таким громким, что Сэму стало больно.

Внезапно он почувствовал себя опустошенным. Именно так чувствуешь себя, когда не спишь всю ночь из-за завывания сирен под окнами. Это опустошение наваливается на тебя, обволакивает и не дает дышать. Сэм уже лежал на земле, поэтому ему оставалось только не открывать глаза и сдаться…

– Сэм! Сэм! Не смей отрубаться!

– Сэм!

– Тяни, Рути!

– Да тяну я!

– Значит, тяни так, как будто это не елка, а очень колючий Халк в исполнении Марка Руффало. Ой!

Анна Хит выпустила из рук ветки ели, почувствовав, как иголки вонзились ей в ладони через перчатки, словно острые булавки. Дерево было слишком большим, чтобы легко пролезть в проем входной двери их таунхауса в Ричмонде. И если им даже удастся протащить его в гостиную, оно совершенно точно загородит телевизор и камин огромными ветвями. В начале декабря возле их любимого кафе на продажу выставили елки, и в ту секунду, когда Рути остановила взгляд на дереве, которое возвышалось над остальными, Анна уже знала, что будет дальше.

– Это оно, мам! Это Малкольм!

За те тринадцать лет, которые Рути провела в этом мире, Анне так и не удалось донести до нее, что иногда нужно идти на компромисс. Проблема была в том, что у Рути могло появляться по сто желаний на дню, а Анне никогда не хватало сил отказать ей, если эти желания были осуществимы и не грозили ее разорить.

– Мама, у них здесь горячий шоколад трех видов – надо попробовать все!

– Ой, мам, смотри, какой милый плюшевый ослик! Его зовут Ларри. Мы же не можем его оставить здесь, раз мы уже дали ему имя!

Рути вовсе не была избалованной. Просто у нее было расстройство аутистического спектра. И у Анны все еще не укладывался в голове этот диагноз, поставленный два года назад.

– Малкольм очень извиняется. – Голос Рути прозвучал где-то впереди на расстоянии десяти веток.

– Малкольму придется ампутировать несколько конечностей, если он хочет остаться у нас, – ответила Анна, стягивая перчатки и рассматривая покрасневшие руки.

– Мы не можем его расчленить! Он часть семьи.

Анна не видела Рути из-за густой кроны «Малкольма», но вполне представляла выражение ее лица. Ее ярко-голубые глаза наверняка бегали из стороны в сторону, как всегда, когда она пыталась сосредоточиться, темные локоны болтались, выбившись из-под зимней шапки, пока Рути прижимала ветки, чтобы дерево точно влезло в дом. Она была такая умная. Лучшая в классе.

Служба тестирования заболеваний аутистического спектра определила ее расстройство как «высокофункциональное»[1]. Но в повседневной жизни Рути с трудом удавалось делать даже простые вещи, и ей больше всего на свете хотелось распрощаться с этим диагнозом, так же, как и ее матери, Анне. Вот только ты не можешь распрощаться с неотъемлемой частью своего ребенка. Анна и Эд совсем не ожидали диагноза РАС, но деваться от этих трех букв было некуда: они изменили их жизнь, завертев ее вокруг необыкновенного ребенка, особенного во всех смыслах этого слова.

– Так, – сказала Анна, выдыхая. – Я готова толкать снова, но ты должна сказать, когда мне остановиться.

Она натянула шапку пониже на темное каре и подумала, что хорошо бы джинсы не сползли, обнажив ее зад перед проезжающими мимо машинами. Ей и впрямь пора было купить новый ремень.

– Хорошо, – отозвалась Рути.

– Уверена, Рути? Потому что в этот раз у меня получится, – сказала Анна. – У меня теперь есть сила Тора и его молота и, надеюсь, меткость Соколиного глаза.

– Мам, я знаю, что ты сильная, но ты не супергерой.

– Ну вот. Теперь ты рушишь мои мечты. Ладно. На счет «три». Раз, два, три!

Она толкнула изо всех сил, дерево проскочило через дверной проем, и в доме раздался леденящий душу крик, который впору было записать и использовать в сериале «Американская история ужасов».

– Малкольм! Нет! Малкольм меня придавил! Малкольм меня придавил!

Своим криком Рути легко могла бы призвать Люцифера из бездны ада, и Анна в первую очередь подумала о дочери в надежде, что та не сильно пострадала. И только потом – о разрушениях.

Она буквально бросилась через порог прямо на дерево, откидывая ветки в сторону от своего лица и огибая ствол. На доли секунды она зацепилась взглядом за фотографию своей бабушки Гвен, стоявшую на буфете. Если бы та смотрела сейчас вниз с небес, то смеялась бы над происходящим или удивлялась, почему Анна до сих пор не «завела себе мужика»? Какой бы независимой ни была сама бабуля Гвен и какой бы самодостаточной она ни вырастила Анну, у нее все равно были старомодные представления о том, что в мире есть дела, предназначенные только для мужчин или только для женщин. Но времена меняются, и, будучи матерью-одиночкой, Анна несла на себе всю ответственность как за деньги в доме, так и за всех Малкольмов в их с дочерью жизни.

– Рути, ты как? – спросила Анна, добравшись наконец до нее.

– Малкольм давит, мне больно! – закричала Рути еще громче, если такое вообще было возможно.

– Сейчас, сейчас. – Дерево почти полностью закрывало Рути, и Анна схватилась за верхние ветки, пытаясь отодвинуть его в сторону от дочери, трепыхающейся, будто рождественский эльф, которого вот-вот засосет в пылесос. Анне нужно было сдвинуть дерево, и как можно скорее!

– Малкольм, прекрати!

С одной стороны – буфет в коридоре, на котором стояла фотография бабули Гвен, любимая лампа Анны с ярко-красным стеклянным абажуром, принадлежавшая бабуле Гвен, и телефон, с другой – Рути, которая продолжала биться в истерике так, что неравнодушные прохожие уже могли скоро вызвать полицию…

Анна толкнула елку влево и с трудом добралась до дочери под грохот падающего на паркет телефона и звуки бьющегося стекла. Лампа это была или фоторамка – оставалось только догадываться.

– Все хорошо, – сказала Анна, пока Рути пыталась встать на ноги, ни до чего не дотрагиваясь, – та еще задачка, если ты лежишь на спине. – Мне… взять тебя за руку и помочь подняться?

– Не трогай мои руки! – рявкнула Рути, переворачиваясь на живот и опираясь локтями на деревянный пол так, чтобы ладони ничего не касались. – И не смотри на меня!