Я мог бы и пройти пешком, но мне не хотелось, чтобы первый подобрал меня около дороги. И не запихнул с силой в машину. Как бы это ни было странно, но по запаху мы не можем найти друг друга. Так третий и исчез. Может быть, в нем тоже проснулась совесть и совесть тогда победила?

Я не знал, как ушел он. Но я придумал как уйти мне.

Электробус приехал, светя фарами и остановился прямо по центру остановки. Я вошел через среднюю дверь и сел на первое попавшиеся сидения. Где-то за двумя рядами в обнимку храпели бомжи.

За окном лил дождь и на против меня сидел парень с русыми волосами и грустными карими глазами. Но не из-за того, что сейчас мне было грустно (а мне было грустно я вообще-то решил умереть) а из-за формы глаз с нависшим веком. Когда были живы родители, они мне часто говорили, что я похож на щеночка. Мама что я кокер, папа что я дворняга.

Я вышел на следующей остановке от метра. И двинул бедрами влево к Пятерочке, после снова двинул бедрами и перешел дорогу. Дальше зашагал через тихий двор прямо к станции электропоездов. Завернул вправо и опустив руку на красные перила поднялся на мост с высоким забором. В этот момент по рельсам с шумом пронесся поезд. Дождь не переставал меня доставать.

Наверху я смотрел вниз и прикидывал как спрыгнуть на платформу. Можно было бы и купить билет, но мне больше хотелось уйти, не привлекая внимания. Внизу стояли два барьера прямо над рельсами электропоездов.

Почти двести лет я не видел третьего и даже позабыл как он выглядел. Я бы предпочел, чтобы ушел рыжий-нудила вместо него. Этот рыжий-волосатый был из викингов. Он очень старый, но все-таки самый старый – первый, Люций. Я даже боюсь предположить сколько ему лет. Так и представляю его – высокого, жилистого, черноволосого, в доспехах и с мечом, с которого стекает кровь на поле брани. Люций никогда не рассказывал о том, как он первым из нас стал ходячим мертвецом. Хотя мне до боли было интересно узнать, как и Ламии. Но он молчал.

Как все было, в пьяном угаре, в одном из пабов мне стал рассказывать Король Ночи, которого я укапал на индийском кладбище. О том, что на индийском кладбище нельзя укапывать пидоров Стивен Кинг еще не написал. Кличку мы ему такую дали после просмотра сериала про мать драконов. Смотрели все – даже рыжий. Хотя обычно он смотрит только на своего психолога по скайпу. Девушка с весом под сто тридцать кило учит второго не переедать.

Король ночи, в момент, когда на его бороде подсыхала яичница и растекалось пиво, говорил о том, как можно обратиться в зомбака. Но на самом интересном моменте, первый вырубил меня, чтобы я не узнал.

Завязалась драка, когда я очнулся, то услышал, как этот пидор говорит плохо на мою мать. А дальше было, что было. А после – еще много чего было, из-за чего нам пришлось бежать из Америки. Сначала это была Европа, потом страны Азии и последнее место Россия, Москва. Нам даже пришлось учить русский, чтобы не выделяться. Это место подошло нам надолго своей уникальностью. Здесь может прижиться кто угодно, люди разной национальности. А нам нужно было именно это – чтобы Король Ночи не смог нас найти, точнее меня. Это ведь я вырвал его хуй. Да и чтоб рыжий-викинг-переросток не выделялся слишком сильно. Мы с первым хоть и высокие, но до него нам еще расти и расти. Поэтому, Тристану всегда достается вторая половина от нашего завтрака-обеда-ужина. Да, хуй Короля Ночи я кинул тогда рыжему, и он съел его у того на глазах. Но больше мы ничего от него съесть не смогли.

Когда я подобрал момент чтоб перепрыгнуть вниз через барьер прямо под несущийся поезд, то услышал, что кто-то поднимается по мосту. Вообще-то мне было бы похуй, но я уловил, что это кто-то кого я знаю. Я допустил ошибку и повернул голову влево, с моих волос на глаза стекло еще больше дождевых капель, и они смазали силуэт передо мной.

Очень худенькое, тонкое создание шло, трясясь от холода. Это была она. Я вытер глаза и не скрываясь пялился на нее. Она застыла, в глазах мелькнул страх. Поезд с шумом поехал дальше по рельсам. Мне нужно было что-то сделать чтобы она как испуганный олененок не убежала. И я поднял наверх руки и мотнул головой. Мол я тебя не обижу и дальше вообще не двигался. Это помогло, девушка слегка дернула губами в подобие улыбки и быстро перебирая ножками прошла мимо меня. Я провожал ее взглядом, пока она не исчезла из виду. Еще два поезда, не дождавшись моего прыжка поехали дальше отвозить оставшихся подмерзших пассажиров.

Почему она почти в час ночи ходит в этом ужасном месте? Мне стало интересно, и я кинулся за ней вдогонку. Помереть могу и позже.

Грива светлых волос освещала тьму вокруг и остановилась под уродливой аркой с большой надписью – завод «Компрессор». Что ты здесь делаешь, сладенькая?

Я подождал пока охранники в черной форме не протянули тебе что-то белое. Эти ублюдки пожирали тебя глазами. И мой голод заскребся в животе как подпаленная в зад крыса. Совесть причем замолчала, кажется, и она потеряла от тебя голову. Ну чтож я иду за тобой мой мотылек, дальше.

Двое вонючих пердунов окликают меня в момент, когда я прохожу мимо шлагбаума и грозно спрашивают к кому я иду. Мне хочется сказать им, что я иду за тобой, но я сдерживаюсь. Я поворачиваю голову в их сторону и машинально поднимаю глаза наверх в поисках камеры наблюдения. И она сука высится над ними, под ней приклеена бумажка с информацией о том, что объект под круглосуточной охраной. Я стою как мокрый дебил в одной красной футболке в дождь, в час ночи.

– Какой еще пропуск?

Спрашиваю я.

– К кому идете, в какое предприятие?

Я не знаю куда ты пошла крошка, но это место мне не нравится. И я только надеюсь, что ты не приторговываешь наркотой. Ото тот белый пакетик был похож на что-то очень нехорошее… первый смог бы учуять что они передали тебе. И услышать, что ты сказала им, но не я, и не рыжий и не Ламия.

– В какое предприятие идете?!

Тот, что толще брызжет слюной во все стороны. А тот, что старше и грязнее садится обратно на стул и опускает руку на короткий белый блокнот с отрывными краями. До моей тупой головы доходит, что та бумажка была не пакетиком с коксом, а всего лишь пропуском на территорию. Ты мой ангел, я люблю тебя.

Ничего им, не ответив я развернулся и отошел от них, слушая вслед как они ржут надо мной. Клыки уже вылезли, когда я с силой принюхался чтобы найти тебя. Мой нюх повел меня в обход. Вся территория этого жалкого «Компрессора» была из древних построек и бараков и это почти в центре Москвы! Мой шок был еще долго в шоке, пока ноги не остановились напротив у дома в шесть этажей. Я перелез через металлический забор и спустился с пригорка. Прошел через огромную мусорную урну, посаженные деревья и встал около первого подъезда, всего их было два. Ты уже зашла внутрь и мне осталось только смотреть в окна в надежде, что у тебя нет штор и ты включишь свет. Ты как хорошая девочка включила свет. И сегодня мне повезло как никогда – у тебя не было штор. Я отошел чуть дальше, ведь ты живешь на первом этаже и можешь меня увидеть. Тогда ты бы сложила дважды два и поняла, что тебе больше нельзя ходить в Ашан, а я этого не хочу.

На тебе была короткая белая майка, оголяющая плоский живот и такие же белые шорты. Жарко мне стало не только в груди. Ты села на синий диван, над тобой высились модульные картины, в руке ты держала мобильный телефон. Все бы хорошо, но вид у тебя был очень печальный. И грусть потушила пожар в моих штанах. Когда я повернул обратно к забору, чтобы не привлекать внимание охранников, по пути домой, то понял, что попал как первый в свое время.

Только одна единственная девушка зацепила его. Это было здесь, в Москве, больше тридцати лет назад. У нее были такие же синие глаза и темные волосы как у Люция. Он сразу назвал ей свое настоящее имя. Первое свидание у них прошло на кладбище, на этом же кладбище он ее и отпустил. Первый не подавал виду что страдает, он вообще очень закрытый. Но каждый день он записывает сколько прошло дней без Надежды.