Я качаю головой, чертовски сбитый с толку.

— Модник Себастьян, — Вигго показывается из-за холмика на тропинке, указывая через плечо. — Мы бы хотели поговорить.

— Отвали.

Он вздыхает.

— Я так и знал, что ты это скажешь. Что не оставляет мне иного выбора, кроме как…

— Ладно, — из-за дерева выходит Аксель, старший и самый высокий из братьев, с серьёзным выражением лица, немного похожий на Вигго, но с пронзительными зелёными глазами Зигги. — Хватит этого дерьма в духе «Крестного Отца». Просто скажи бедняге, чего ты хочешь.

— Ты стал таким мягкотелым, — говорит ему Вигго, явно раздражённый.

— Господи Иисусе, Вигго, — Оливер подходит ко мне. — Не будешь ли ты так добр присоединиться к нам в сарае?

Оливер указывает через плечо на строение чуть дальше по склону.

Вздохнув, я бросаю футбольный мяч к своим ногам.

— Ладно.

* * *

— Добро пожаловать, — говорит Вигго, — на твой первый и, возможно, единственный Саммит Братьев Бергманов, Себ.

Оливер, Райдер и Аксель, сгорбившись, сидят на ящиках и перевёрнутых вёдрах и выглядят такими же недовольными таким развитием событий, как и я. От этого я чувствую себя немного лучше.

— Я бы сказал «рад быть здесь», но я начал всё с чистого листа и больше не вешаю людям лапшу на уши. Так что буду честен: на самом деле я совсем не рад сидеть в душном сарае с вами, придурками, а не с женщиной, которую я лю…

Я останавливаю себя, стискивая зубы. Они не услышат от меня этого слова раньше, чем Зигги.

Глаза Оливера расширяются. Он садится и бьёт Вигго в грудь.

— Я же говорил тебе! Я же говорил тебе! Выкладывай, моя медовая булочка.

Вигго сердито смотрит на брата.

— Я не ставил деньги на это.

— Я знаю! — говорит Оливер. — Я имею в виду твоё достоинство. Выкладывай своё достоинство, потому что это нелепо. Он здесь, потому что любит Зигги, потому что последние полгода он старался быть мужчиной, который, по его мнению, достоин Зигги, а это, знаешь ли, много времени, и всё это для бедной Зигс, которая очень не любит ждать, но всё же, хвала ему за преданность делу — сделай это один раз и сделай хорошо, я прав? — говорит он мне, прежде чем снова повернуться к Вигго. — После всего этого он, наконец, здесь, и что ты делаешь? Ты бьёшь его футбольным мячом по голове и заманиваешь в этот чёртов сарай, чтобы рассказать ему то, что он и так знает. Не так ли, Себ?

Я судорожно сглатываю, испуганный тем, что я настолько прозрачен. Испытывая облегчение от того, что я настолько прозрачен. Что кто-то, кто любит Зигги, видит, как я хочу любить и её тоже.

— Да, — говорю я тихо и искренне. — Это верно.

Оливер прислоняется к стене сарая, хмыкает и, скрестив руки на груди, сердито смотрит на Вигго.

Вигго смотрит на своих оставшихся братьев, словно ища моральной поддержки.

— Давайте, ребята. Помогите мне.

Аксель качает головой.

— Нет. Я был против этого. У Саммитов Братьев Бергманов есть множество преимуществ. Это не одно из них, — он встаёт, отряхивая пыль с бёдер. — Я возвращаюсь домой, к своей жене и тишине. Вы слишком шумные, чёрт возьми.

С этими словами Аксель распахивает дверь сарая и выходит.

Райдер садится рядом, упирается локтями в колени и смотрит на меня.

— Я… прошу прощения за выходки Крестного Отца там, у дома, но я хотел сказать, прежде чем ты пойдёшь туда. Каждый раз, когда я общаюсь с Зигги, она говорит о тебе. С такой любовью. Она любит тебя.

Моё сердце ударяется о рёбра.

— Я не знаю, что это за любовь, — добавляет он, пожимая плечами, поднимая руку к слуховому аппарату за ухом, и, кажется, что-то настраивая. — Но я знаю, что все виды любви важны и прекрасны. Что бы вас ни связывало, я просто хочу быть уверен, что ты будешь добр к ней так же, как я уверен, что она будет добра к тебе.

Вот это я могу уважать. Я киваю.

— Я могу это обещать.

Райдер улыбается ослепительной улыбкой посреди его тёмно-блондинистой бороды.

— Отлично. Тогда я, пожалуй, пойду.

— Что… — Вигго изумлённо смотрит на него.

Оливер отталкивается от стены и тоже встаёт.

— Я сказал всё, что хотел. Я ухожу.

Дверь сарая захлопывается, слегка поскрипывая на петлях под порывами ветра. И мы остаёмся с Вигго. Только мы вдвоём.

Прислонившись спиной к стене, я скрещиваю лодыжки и складываю руки на груди.

— Итак, вот мы и оказались лицом к лицу. Чувствую, что мы шли к этому уже некоторое время.

— Нет, ничего подобного, — Вигго встаёт и начинает расхаживать по помещению. — Ты не можешь руководить этим собранием.

Я оглядываюсь по сторонам, подняв брови.

— Ты видишь здесь кого-нибудь ещё? Я просто разговариваю.

Вигго скидывает бейсболку на затылок и дёргает себя за волосы, поворачиваясь лицом ко мне, когда снова надевает её. Его взгляд напряжён, выражение лица жёсткое.

— Как один, по общему признанию, бесцеремонный человек другому бесцеремонному человеку скажу: я действительно не одобряю, насколько бесцеремонно ты себя ведёшь.

Я медленно сажусь, подбадривая себя. Он не ошибается — по крайней мере, не ошибается в том, каким я был раньше: отмахивался от того, что было важно для людей, для себя самого, был легкомысленным и саркастичным, прятался от искренних чувств.

— Окей.

Вигго, кажется, немного сдувается от этих слов. Он поворачивается и без особого энтузиазма пинает ведро.

— Наверное, я не тот брат, с которым ты думал, что тебе придётся поговорить. Но Рена здесь нет, так что я должен это сделать…

— Рен доверяет мне. Я не беспокоюсь о том, что он подумает об этом.

Я не сомневаюсь, что если Зигги захочет того, о чем я собираюсь её попросить, и мы расскажем Рену, он будет только рад за нас, заключит нас в свои крепкие объятия и прижмёт к себе.

Вигго приземляется на коробку, от которой при его приземлении поднимается облачко пыли.

— Не беспокоишься?

— Не беспокоюсь, — я наклоняюсь вперёд, упираясь локтями в колени. — Но я беспокоюсь о тебе.

Вигго шмыгает носом, отводя взгляд. У него стиснуты челюсти, я вижу это даже под бородой.

— Она моя младшая сестра.

Я улыбаюсь, странно тронутый.

— Я знаю.

— Она… она самый лучший человек, и если ты причинишь ей боль, я клянусь Богом… — он вытирает нос, затем пристально смотрит на меня. — Я беспокоюсь о ней, ясно? У неё были очень трудные времена, когда она была моложе.

— Я знаю.

Однажды вечером, на Рождество, после семейного ужина у её родителей, когда камин горел, издавая тихое шипение и хлопки, Зигги поведала мне о том, что она начала рассказывать несколько месяцев назад, в тот первый вечер, когда мы вместе проводили время — о том, как тяжело было в средней и старшей школе, как сильно пострадало её психическое здоровье, пока она не получила свой диагноз, и даже некоторое время после этого. Как Рен забирал её и отвозил в закусочную Бетти, покупал ей столько молочных коктейлей и картошки фри, сколько она хотела, и просто слушал, как она рассказывала ему всё, что ей было слишком страшно и тревожно рассказывать кому-либо ещё. Как в это время в её жизни появилась Фрэнки, ещё одна женщина-аутистка, у которой была любимая работа, приятная на ощупь одежда и порочное чувство юмора; та, кто показал ей, что тогда, возможно, было трудно, но потом станет легче, что она найдёт путь вперёд и научится быть счастливой в жизни, которую она налаживала для себя.

Я и до этого любил Фрэнки и Рена, но после того разговора я полюбил их бесконечно больше.

Вигго пристально смотрит на меня своими светлыми бергмановскими глазами.

— Тогда ты понимаешь, почему я защищаю её. Почему я беспокоюсь о ней. Почему я пытаюсь защитить её от всего, что в моих силах, чтобы это никогда не причинило ей такой боли, как тогда, — он тяжело выдыхает. — Я, бл*дь, был прямо там, в школе, с ней, и не видел этого. Я не видел, как они издевались над ней. Они делали это так тихо, так незаметно, иначе, клянусь Богом, я бы натворил невероятных вещей.