Мышь оказалась проворней охотника, и кинжал, не попав в цель, тяжело стукнулся о пол, подскочил, ударил в стену и, гремя, покатился назад. Бурый шерстистый комочек будто на ниточке притянулся к черному неровному треугольнику щели и, пискнув, пропал в ней.
— Подлая тварь!.. — выругался огромный темноволосый сеньор, восседавший во главе большого стола. — Перьен! Принеси мой кинжал. Быстро!
Юркий маленький слуга, стоявший в неосвещенном углу возле двери, мигом сорвался с места и, подбежав, склонился над кинжалом.
— Сеньор Беркадо! Здесь на рукояти… Здесь появилась трещина.
— Ублюдок! Там не должно быть никаких трещин! Что ты говоришь?!
— Нет-нет, я ничего не говорю, сеньор. Сейчас все исправлю.
— Брысь! Ну!
Слуга выскочил за дверь, а рыцарь посмотрел на своего соседа справа.
— Житья не стало с этими недомерками. Помнишь моего первого оруженосца? Кстати, его также звали Перьеном. Вот в ком силища была. А сейчас! Почему вокруг одни хиляки? Этот у меня уже седьмой или восьмой будет.
— Да, да… А Перьен, тот, первый Перьен, он что — сам ушел от тебя? осторожно поинтересовался у рыцаря его собеседник, высокий, худой человек, кутавшийся, несмотря на жару и духоту, в длинный зеленый с пятнами плащ.
— Как же, уйдет кто-то от меня. Пришиб я его. Перечить он стал, ну и… Колом по голове, а потом… сам понимаешь. Да, наверно погорячился я тогда. Зря, конечно. Все равно со временем сломил бы его, заставил бы слушаться. А сейчас — тьфу! Мелочь какая-то, не прислуга.
— Да-а, — неопределенно протянул человек в плаще.
Второй сосед сеньора Беркадо, на удивление суетливый, хотя и очень полный молодой человек с колышущимися формами и отвисающим тремя складками подбородком, казалось, не прислушивался к разговору, налегая в основном на жаркое приправленное кислым соусом. Часто и громко ударялся о крышку стола огромный кувшин с вином, стоявший по левую руку от толстяка.
— Ух, люблю ванзийское! — промолвил наконец обжора, инстинктивно стремясь заполнить паузу, возникшую в разговоре. — Даром, что издалека везут… Отличное вино.
— А я слышал, что теперь дорога на Ванзию стала вдвое короче, оживился высокий. — Говорят, через Саархаб теперь можно ехать. Кто-то убил чудовище.
— Что, правда? — вяло отреагировал толстяк. — Перевал теперь свободен? Это хорошо. Осенью поведу туда свой караван… Интересно, кто же убил этого скорпиона?
Сеньор Алессандро сидел один в темном углу столового зальчика таверны «Золотой конь». Запивая кислым вином непрожаренное мясо и плохо выпеченные лепешки, он невольно прислушивался к разговору, протекавшему между сеньором Беркадо и двумя его собеседниками. Перед тем, как прозвучали слова о Саархабском перевале, сеньор Алессандро вдруг прекратил пить и поднял голову. Он неотрывно глядел в спину молчащего сеньора Беркадо. Когда прозвучал вопрос «…кто убил скорпиона?», слегка помешкав, сеньор Беркадо стукнул кулаком по столу и заявил:
— Скорпион — мой военный трофей. Моя добыча. Я разделал его две недели назад на Саархабском…
Он не закончил фразу, остановился и посмотрел в глаза высокому.
— Ты мне не веришь, Необ? Не веришь?
Необ пожал плечами и ничего не ответил.
— Да, я понимаю, нужны доказательства. Конечно…
Выдержав паузу, сеньор Беркадо вдруг провозгласил:
— И они у меня есть!
Толстяк и Необ переглянулись.
— Перьен! Скотина! Иди сюда!
Хлопнула дверь, и Перьен подкатился к своему хозяину.
— Я здесь, сеньор Беркадо. Кинжал еще не готов, сеньор…
— Молчать! Трофей сюда. Живо!
— Ваш последний трофей?
— Быстро, тащи! Что, мне по десять раз повторять?
Перьен скрылся и тут же появился вновь, волоча по грязному полу объемистый кожаный мешок. Мешок тотчас же был вскрыт.
— Ну, как вы думаете, — сеньор Беркадо с чувством превосходства глядел на своих собеседников. — Что это такое?
— И что же? — Необ был невозмутим. — Никак задняя лапа скорпиона?
— Ты почти угадал. Это не задняя, это передняя лапа саархабского скорпиона. Вот его боевая клешня… Ага, каково?
— И что же ты так долго молчал, — покачал головой молодой обжора. — Я бы давно уже на каждом углу об этом трепался. Такое чудовище завалить…
Сеньору Алессандро не нужно было заглядывать в мешок, он отлично представлял, что в нем лежит: многосуставчатая лапа, серая с бурыми проплешинами, с сосульками свалявшейся шерсти, с разверстой, но уже безопасной клешней. Наверняка, левой, потому что правая клешня была раздроблена мечом сеньора Алессандро еще в самом начале битвы и вряд ли годилась теперь для подобных демонстраций.
Рыцарь Беркадо не понравился сеньору Алессандро сразу, с того самого момента, когда он затеял отвратительную охоту на беззащитного грызуна, отважившегося совершить отчаянную вылазку в зал. Как только прозвучало заявление о победе над саархабским чудовищем, в душе сеньора Алессандро начало разрастаться чувство отвращения к бесчестному человеку, лжецу и наглецу, посмевшему присвоить себе чужие заслуги, и он заговорил:
— По-моему, принц Фаурэт обещал наградить того, кто привезет ему глаз и сердце скорпиона. О ногах и лапах, пусть даже изрядно клешнятых, в Указе Фаурэта ничего не говорится.
Резко повернув голову, рыцарь Беркадо посмотрел на вступившего в разговор чужака с такой яростью, что, казалось, он проткнет сеньора Алессандро взглядом, словно двумя хорошо отточенными клинками.
— Я изрядно покромсал его, — успокоившись и вновь отвернувшись к своим собеседникам, проговорил сеньор Беркадо. — И мне кажется оскорбительным какое бы ни было недоверие к моим словам.
— А чем вы ответите мне, сеньор Беркадо, если я обвиню вас во лжи? Вы не убивали саархабское чудовище. Ну!
Молчание длилось недолго.
— Во двор, сеньор… Не знаю вашего имени.
— Конечно, — усмехнулся сеньор Алессандро, — во двор. Во дворе и решаются любые споры и неловкие ситуации… А если случайно погибнет тот, кто прав… Ну что ж, не беда. Просто никто так и не узнает имени настоящего победителя саархабского скорпиона.
— Уж не вы ли этот славный герой?
