– Пошли завтра, Снегурочка, смотреть как отроки учаться. Они уже упряжками коней управляют, – и она продолжила шепотом, – только ты делай вид, что сидишь просто так, тебе, мол, и не важны эти юношеские забавы.
– Почему? – просто спросила Снега, – перебирая сохнущие травы на холстяном полотнище.
– Так надо, – повторяла девочка непонятливой, – такой порядок, а то возомнят о себе…
– Ладно, – просто ответила ведунья, – пошли, посмотрим.
С ними пошла и Гильда, посмотреть, как Ван колесницей правит. Девушки взяли с собой мешочек орехов, что бы нескучно было, и сели рядком. Вокруг них так же, будто случайно или по очень важному делу, сидели с десятка три юных девиц, из гуннов или мансов. Каждая или вязала, или пряла, и одеты все были для этой обычной работы на диво нарядно, так что презабавно звенели браслетами, когда вязали.
Сидели Гильда и Снега на скамейке рядом с Аленой, ведунья наблюдала, делая вид , что ей не интересно, как юноши учаться управлять легкими колесницами. Как пары горячих коней, а у некоторых и тройки, погоняемые возницами, разворачиваются, маневрируют, не задевая друг друга, а юные воины кидают дротики на полном скаку и стреляют из колесниц из лука в соломенные мишени . Комья земли, из под копыт коней, просто земля, или песок, летели вокруг, пыль стояла столбом, попадая и на будущих воинов. Недалеко стоял и их наставник, он был старше учеников всего на шесть лет, звали его, как слышала Алена, Лист. На колесничных бойцах были кожаные шлемы, что бы юноши не пострадали при нежданном падении. Учитель тоже был в шлеме и внимательно смотрел за учениками, и кричал им что-то, и девушки не слышали что это были за слова, , и скорее всего, это было к счастью. Гильда смотрела на скачки, широко раскрыв глаза, и иногда порывисто вскрикивала, хватая за локти то Алену, то Снегу, когда колесница Вана и Ветта опасно наклонялась. Снегурочка смотрела, и ее сердце замирало, как успевает Ван поразить цель, и каким-то чудом при этом не вылететь из повозки. Девушка призадумалась, и стала доставать листья разных видов папоротника, и пошевелила сухие травы, сложила их вместе в льняной мешочек.
– Снега, Чего задумала?– улыбалась своим большим ртом Алена, ухватив за рукав подругу,– что-то новое опять? Твой отвар спас от смерти нескольких стариков с слабым сердцем..
Гильда тоже посмотрела на рисунок на земле, но не сказала ни слова, лишь понимающе улыбнулась, смотря на ведунью с восхищением. Снега после излечения навсегда стала для дочери вождя непререкаемым образцом.
– Пока не знаю… – она опять как будто не слышала никого, – можно и по-другому, на колеснице, – и в задумчивости наклонила голову, взяла веточку, и стала чертить на земле.
Алена стояла и смотрела на рисунок, на колесницу, на длинное копье у воина в колеснице. Да, Снега прямо ведунья, ишь чего удумала…
Юноши закончили выездку, побежали умываться сами и коней протереть от пота, а затем и Ван пришел к сидящим девушкам вместе с Веттом, приятелем.
– День добрый, славницы, – поздоровался Ван, поклонившись девушкам, и эти слова повторил за ним Ветт. Отроки вытянулись, стали как молодые дубки, которым еще предстояло окрепнуть, но рост был у них уже немалый.
– Привет, Ван, – широко улыбаясь, поздоровалась Гильда, с досады краснея, убирая шитье в суму на боку, – отлично в повозке держишься.
– И вам обоим привет, – сказала после всех Снега, – время у меня немного, Ван. Вот, посмотри на рисунок, – и она показала юноше набросок на земле.
Юноша посмотрел, задумался, вставал и так и эдак, помотал головой. Достал из сумы фигурку воина на колеснице, приставил прутик длинный к его руке, повозил по земле, обдумывая.
– Непросто будет при скачке, с длинным копьем, если трясанет и им земли коснешься-то вылетишь из повозки на манер сводного брата кукушонка. Значит, опускать копье надо уже приближаясь к врагу, а так держать его острием вверх, – думал он вслух, -без щита, значит, доспех усилить надо, а копье делать таким, что бы ломалось при попадании в цель, с втулкой из меди, и при ударе оскепище цело, а наконечник остается в неприятеле. Надо будет попробовать.
– Я и снадобье придумала, что бы боец сильнее стал и быстрее все успевать в бою- и уклоняться, и колесницей править,
– Непросто так ты к нам попала, – усмехнулся Ван, – или на удачу, или на погибель.
– Зачем говоришь такое, – вскинулась , покраснев Алена, – Снега скольким помогла, скольких вылечила.
– Я пойду, Ван, приходи с сестрами к нам домой, давно ведь вы у нас не были, – и она посмотрела на него с грустью. И будто вспомнила, повернулась, уходя, – Привет тебе, Ветт, – и пошла домой, еле переставляя ноги, оставив всех на поляне.
Ван посмотрел на удаляющуюся фигуру девушки, вздохнул, посмотрел и на укоризненные глаза сестры, и на осуждающее покачивание головы Снеги, и вздохнул снова.
– Чего, ты, Ван? Нельзя быть таким злым, – сказал , смеясь Ветт, и тут же осекся, взглянув на Алену с поджатыми губами.
– Виноват, простите, сестры. То одно, то другое, и не ровня я ей. Но виноват, это точно, – покраснел юноша, – прости, сестра названная, – и поклонился в пояс, – а что за зелье? Готово?
– Завтра сварю. Не испугаешься? На следующий день, после того, как его напьешься, будет очень плохо, или надо выпить другое, после урочных дел, тогда легче будет. Но в день когда выпьешь отвара, и сила , и быстрота возрастут невероятно.
– Стоит попробовать. Спасибо тебе.
– Рано еще благодарить, – вздохнула девушка, – посмотришь сам.
На следующий день пришла Снега с Аленой, принесли баклажку зелья, и ждали их Ветт и Ван.
– Привет, сестренки, – шумно поздоровался отрок, а Ветт кивнул знакомицам, – давайте, что у вас.
– Выпей, но не больше, чем полковша, – и ведунья налила в ковшик Вану, тот взял , улыбнулся и весь скривился, будто чего-то горького отведал.
– Не мед конечно, Ветт, пей и ты, – передал он ковш другу, тот выпил остальное, и они пошли к привязанной колеснице. Рядом с ней уже стояло приготовленное оскепище двенадцати локтей длины, и Ван взял его, и залез в колесницу, а Ветт размотал вожжи, и тронул колесницу с места, и погнал своих каурых рысью, развернул, подъехал к месту, где они поставили шесть мишеней из дерева и соломы. Юноша пока пробовал управлять, объезжая кругами соломенных врагов, вдруг Ван ему крикнул, и Ветт погнал колесницу не в лоб мишеням, а сбоку, под углом, подъезжая за сорок шагов, отрок опустил громадное копье, девицы услышали треск, в руке Вана остался кусок оскепища, а остальное осталось торчать в отброшенных мишенях, сбитых на землю. Ветт еще раз пробовал так же развернуть повозку, и еще раз, привыкая, как лучше приближаться для атаки. Он закладывал такие повороты, чудом удерживая равновесие повозки, что касался земли лишь одним из колес, удерживая равновесие колесницы, свешиваясь своим телом в противоположную сторону. Повозка порхала между деревьев, как бабочка между цветов, не задевая и не разбиваясь, лишь копыта покрытых потом коней стучали по покрытой травой земле. Наконец, он перевел галоп на рысь, а потом и на шаг, подъехал к ожидающим гостьям, спешился, и привязал коней к дереву. С колесницы сошел улыбающийся Ван, не выпуская обломанное оскепище из руки, только потом прислонил его к дереву, снял кожаный шлем, и его локоны на еще обритой голове смешно топорщились.
– Великолепно, сестры,– говорил он непривычно громко, но его язык заплетался, – видели, как мы ездили, – и он ударил Ветта по плечу, – а Ветт как управлял упряжкой? Нет, и длинное копье- это просто чудо! Мы всех победим, – он очень быстро говорил, лицо его покраснело, и часто дышал.
– Ван, – сказала ему Снега, – а теперь попей другой отвар, ты успокоишься.
– Да все хорошо, сестричка , – громко и невпопад захохотал отрок.
– Выпей, тебе говорят, – уже строго сказала Снега, протянув ему питье, Ван отпил, и передал Ветту. Лихорадочное возбуждение стало спадать, и нездоровый румянец исчез с их лиц.
