Баня, это было каменное большое здание, крытое черепицей, внутри которого с одной стороны – душевая, такого Неарх не видел на Крите. Вдоль потолка шли бронзовые трубы для воды, и два десятка леек, в виде листьев лотоса, из которых изливалась вода на моющихся, и на полу решетки для слива воды, и пол был притом мраморный, с изображением лесов и моря. Все друзья Александра пошли в баню – Гефестион, Гарпал, Евмен, Птолемей, Леоннат, Филота, Неарх, Эригий, Лаомедон, все юноши из знатных семей. Служитель включил задвижкой воду, и она полилась на моющихся, критянин долго отирал тело губкой, а потом, почувствовав, что чист, вышел в помещение для одевания, где лежала чистая одежда, бело-серая, из тонкого льна, обулся и на скамейке ждал остальных. Вскоре все вышли, и посидев немного, пошли поесть, трапеза была очень простая, и курету было любопытно-обычные лепешки, сыр, мед и разбавленное вино, так что поели все быстро, вышли, и направились в сад школы, где Аристотель вел свои уроки. И вот, случилось незабываемое- Неарх увидел великого Аристотеля, это был человек среднего роста, с небольшой бородкой, одетый в одежду мудреца, описанную еще Геродотом- белый льняной хитон и такой же плащ, укрепленный на плече серебряной фибулой. В саду так же стояло кресло для наставника и складные стулья для учеников, и маленькие столики для письма.
– Новый ученик? – сказал наставник, вопросительно смотря на Неарха,
– Мое имя Неарх, сын Андротима, из города Лато, с Крита, ответил критянин, – Я теперь в свите царевича.
– Меня зовут Аристотель, сын Никомаха, – в свою очередь ответил Аристотель.
– Александр, я слышал, ты делаешь успехи в лекарском деле, успешно лечил восьмерых людей. Это отличный результат.
Услышав эти слова наставника, царевич прямо расцвел, щеки его порозовели от удовольствия.
– Но, – добавил Аристотель уже другим тоном, – ты своим мастерством спас и пятерых варваров? Фракийцев? – лицо философа презрительно скривилось,
– Это прежде всего люди, учитель, и не такие плохие, – ответил с усмешкой царевич,
– Варвары, – процедил Аристотель.
– Люди, – утвердил уже ледяным тоном Александр.
Поняв, что дело принимает нежелательный оборот, а он уже знал, что царевич бывает неудержим в гневе и страшен в ярости, философ перевел урок в русло обучения. Надо сказать, что многого Неарх не изучал на Крите – философию, математику. Астрономию он познал и лучше, и даже два раза Диокл давал ему посмотреть в приближающую трубу с хрустальными линзами, в нее было видно, что на Луне тоже горы, а у Марса два спутника. Более простые стекла для увеличения на Крите распостранены, при помощи составных линз ювелиры делают сложные изделия, всем известные камеи. Но, конечно, мастера берегут секреты этих изделий, и он видел, как при помощи линзы Диокл и жрица зажгли священный огонь Илиоса. Он рассказывал и о свойствах цветов, как распознать полезные, как изготовить целебный настой. Но больше всего полюбились ему уроки философии, когда прогуливаясь по саду, они старались понять, как поступать правильно.
В Миезу приехали даже механики, и Александр, который никогда не смотрел схватки панкратиатистов, зашел к мастерам. Им предоставили светлый дом и несколько помошников, литейщиков, слуги суетились в доме, разбирая инструмент, развешивая схемы, и собирая большой стол в центре дома. Царевич зашел, и вежливо поздоровался с адептами Гефеста, на столе, рядом с папирусами и пергаменами, лежало собираемое устройство, состоящее из множества шестеренок, и Неарх заинтересовался работой механизма, а рядом на столе лежало то-то похожее на лук с бруском.
– А это что? – спросил с живым интересом Аргеад.
– Я назвал этот механизм гастрафетом, – заметил пожилой, но стройный механик с седыми волосами, одетый в серый хитон и прикрытый замшевым фартуком, в простых сандалиях, – Для более дальнего обстрела противника и улучшенной пробиваемости доспехов,
Александр взял устройство в руку, попробовал взвести механизм рукой, у него не вышло, и отдал механику, тот вставил ногу в крюк внизу механизма и выпрямив спину привел гастрафет в боевое положение. Взял толстую деревянную стрелу, положил ее в желоб прибора.
– Здесь есть лучники? – спросил мастер.
– Я могу пользоваться луком, – отозвался Неарх, выйдя вперед,
– Сколько досок стрела лука пробьет? – добавил он.
– Одну, на дистанции в полстадия, -уточнил критянин.
– Возьми юноша механизм в руки, – и он подал курету гастрафет, тот взял его, как показал механик, и механик положил опять стрелу в желоб, показал, что надо навести в угол дома, где стояли две доски, и по команде нажал на крюк спуска, отдача от удара стрелы в живот была внушительная, но с треском стрела пробила обе доски насквозь. Александр подошел посмотреть, и другие этеры тоже стали рассматривать место попадания.
– Великолепно, мастера вы превзошли себя, отцу я напишу о этом, деньги будут вам выданы. И прибор с шестернями тоже интересен, а для чего он?
– Для разных автоматов, и для часов, можно фазы луны для жрецов измерять.
– И время измерять, – поспешно добавил другой.
– Лучи Солнца на него же не падают, как он время может измерить? -заметил царевич.
– Можно настроить на измерение равных промежутков времени, за счет пружинного механизма, – добавил мастер, и как улучшение дл водяных мельниц, и машин для подъема воды из шахт.
– Очень интересно, ты подобен Дедалу, механик, это интересные изделия, так что Птолемей, это все лучше, чем борьбу смотреть. Вам за все приборы заплатят, уважаемые мастера.
Свита вышла из дома, царевич был в приподнятом настроении, и он о чем-то шептался с Гефестионом.
Лучшие наездники учили юношей как держаться в седле, как перестраиваться во время боя, управляться копьем и мечом. Неарху нравился конь Александра, как он послушен, как трепетно царевич ухаживает за Буцефалом. Однажды о спросил у Гефестиона,
– А когда Александр купил Букефала?
– Ну, это целая история, приготовься слушать, – с готовностью ответил он. и начал свой рассказ, подобный рассказу о Беллерофонте:
«Однажды к царю Филиппу пришел торговец, и предложил волшебного коня за двенадцать талантов серебра…»
– Двенадцать? – перебил Неарх, – ни один конь столько не стоит!
– Не перебивай! – нахмурился Гефестион,
Царю понравился конь, это был лучший из коней, и он позвал лучших объездчиков, но их всех сбросил чудо-конь. Тогда царь разозлился на торговца, и сказал, что конь заколдован, и никто не сможет на нем ездить. И никто не хотел его объезжать, потому что боялись. И только Александр не испугался, он вспрыгнул на него, и погнал его вихрем, и как вихрь облетел вокруг торжища, а когда вернулся, конь слушался Александра, как ручной.
Александр слез с взмыленного коня, народ вокруг засиял улыбками. Царь Филипп, тот был так доволен, что просто расплылся в улыбке от радости и гордости за сына. И я стоял неподалеку, не сводил глаз с друга, и был так рад за него, будто сам укротил норовистого жеребца. И Филипп подошел к наследнику царства.
– Как назовешь коня, Александр? – спросил он сына.
– Букефал- ответил тот, оглаживая шею коня одной рукой, а другой, держа поводья. Александр весь тоже сиял от счастья.»
Неарх внимательно смотрел на Гефестиона, друга царя, и думал:
– Сбылось веленье богов… Как всегда, не так как ожидаешь, но быка Александр укротил, рожден он под звездой, ведь герб Аргеадов священная звезда, порожден священной горой (Олимпиадой)..И совета не попросишь, не у кого..Только жрица с Крита ведает предсказанье..
Пока Гефестион рассказывал правдивую историю, Александр подошел, и так, что друг его не видел, и знаком показал Неарху ничего не говорить юному оратору,
– Так сколько уже? Двенадцать талантов? -сказал он смеясь, и хлопнул того по плечу, – Нет, гораздо меньше Неарх, но конь правда, заводной, Букефал, лучше его не бывает, это точно. Ты забыл добавить, Гефестион, что отец прослезился, и добавил, что Македония слишком мала для меня. И тем более, это не просто конь, – он посерьезнел и смотрел в глаза курета, – это как посвящение… У вас, там, на юге, этого нет… А здесь юноша из хорошей семьи, войдя в возраст, должен укротить коня по обычаю. В остальной Элладе такого не понимают.