Если поначалу это зрелище понравилось ему, то вскоре он стал чувствовать какую-то грусть, потому что давно не вспоминал садов своего детства, того невинного счастья, которое так редко приходит к мелнибонийцам, независимо от возраста. Он вспомнил о своей матери, которая умерла во время родов, о своем убитом горем отце, отказывавшемся признавать сына, который, по отцовскому рассуждению, убил его жену.
В глубине этого природного зала произошло какое-то движение, и Элрик снова почувствовал опасность, но люди, возникавшие из тени, не были вооружены, а на их лицах застыло выражение печали.
– Мы прибыли в Марадор, – уверенно прошептала Оуне.
– Вы хотите присоединиться к нам? – заговорила одна из женщин.
На ней было свободное одеяние, сверкающее множеством цветов, отражающих цвета породы на стенах и сводах пещеры. Ее длинные волосы имели цвет блеклого золота, а глаза отливали свинцом. Она протянула руку, чтобы прикоснуться к Элрику в знак приветствия, и ее рука оказалась такой же холодной, как и его. Он почувствовал, как заражается таким же печальным спокойствием, и ему показалось, что не худшая судьба – остаться здесь, вспоминать желания и радости прошлого, когда жизнь была намного проще и казалось, что мир можно легко покорить, легко улучшить.
За его спиной Оуне голосом, который показался ему неуместно резким, произнесла:
– Мы путники в вашей земле, моя госпожа. Мы не желаем вам никакого вреда, но остаться не можем.
Тогда заговорил мужчина:
– Путники? И куда же вы направляетесь?
– Мы направляемся в Крепость Жемчужины, – сказал Элрик.
Оуне явно была недовольна его откровенностью.
– У нас нет желания задерживаться в Марадоре, – сказала она. – Мы только хотим найти местоположение следующих врат – врат Паранора.
Мужчина задумчиво улыбнулся.
– Боюсь, что они потеряны. Потеряны для всех нас. Но в потере нет ничего плохого. В ней даже есть утешение – неужели вы не чувствуете? – Он взглянул на них мечтательными, невидящими глазами. – Лучше не искать того, что может принести одни разочарования. Мы здесь предпочитаем помнить то, что когда-то страстно желали, и то, что мы при этом чувствовали…
– Но разве не лучше продолжать поиски? – Элрика удивил собственный резковатый тон.
– Зачем, мой господин? Ведь реальность не выдерживает никаких сравнений с ожиданиями.
– Ты так считаешь, мой господин? – Элрик готов был поразмыслить над этой сентенцией, но почувствовал, как Оуне крепко взяла его за руку.
– Не забудь о названии, данном этой земле похитителями снов, – прошептала она.
Элрик подумал, что это и вправду земля Старых Желаний. К нему возвращались все его прежние устремления, неся с собой ощущение простоты и покоя. Теперь он вспомнил, как эти ощущения были вытеснены гневом, когда он начал понимать: вероятность того, что его мечты воплотятся в реальность, чрезвычайно мала. Его выводила из себя несправедливость этого мира. Он погрузился в изучение магии. Он исполнился решимости изменить устоявшиеся правила, дать больше свободы, больше справедливости – у него для этого было достаточно власти. Однако соотечественники отказывались признавать его логику. Ранние его мечты стали увядать, а с ними и надежда, которая поначалу наполняла его сердце. Теперь ему снова предлагали прежнюю надежду. Возможно, где-то существуют миры, в которых все его желания исполнятся? Может быть, Марадор и был таким миром?
– Если бы я вернулся домой, забрал Симорил и привел ее сюда с собой, то мы могли бы счастливо жить с этими людьми, – сказал он Оуне.
Похитительница снов ответила чуть ли не с презрением:
– Это земля Старых Желаний, а вовсе не земля Сбывшихся Желаний. Понимаешь разницу? Чувства, которые ты испытываешь, легки, и их легко поддерживать. Но реальность остается недостижимой, и ты лишь тоскуешь по тому, чего не сможешь получить. Когда ты отправился на поиски мечты, ты заслужил признание в этом мире, Элрик из Мелнибонэ. Отступись от своих намерений – от намерения построить мир, в котором властвует справедливость, – и ты утратишь мое уважение. Ты утратишь и свое собственное уважение. Ты станешь обманщиком, а меня сделаешь глупцом, потому что я поверила, будто ты посодействуешь мне в спасении Священной Девы!
Элрика потрясла ее вспышка, казавшаяся такой оскорбительной в этой приятной, безмятежной обстановке.
– Но я думаю, что построить такой мир невозможно. Уж лучше предаваться мечтам, чем терпеть поражения.
– Именно в это и верят обитающие в Марадоре. Останься здесь, если хочешь, и верь в то, во что они верят вечно. Но я думаю, каждый должен попытаться добиться справедливости, как бы ничтожны ни были шансы на успех!
Элрик чувствовал усталость, ему хотелось присесть и отдохнуть. Он потянулся и зевнул.
– Кажется, эти люди владеют тайной, которую я могу узнать. Я, пожалуй, поговорю с ними немного, а потом уже мы пойдем дальше.
– Если ты это сделаешь, то тем самым погубишь Аная. И Священная Дева тоже умрет. И все то, что ты ценишь в себе, тоже умрет.
Оуне сказала это тихим голосом. Ее тон был почти обыденным. Но в ее словах звучала такая убежденность, что настроение Элрика было переломлено. Он уже не в первый раз собирался погрузиться в свои сны. Сделай он это раньше, так теперь сам бы правил своим народом, а Йиркун был бы сослан или убит.
Мысль о кузене и его амбициях, о Симорил, которая ждет его возвращения, чтобы они могли пожениться, помогла Элрику вспомнить о цели его пребывания здесь, и он стряхнул с себя это настроение умиротворенности, мечтательности. Он поклонился людям из пещеры.
– Я благодарю вас за вашу щедрость, но дорога зовет меня к вратам Паранора.
Оуне глубоко вздохнула; вероятно, это был вздох облегчения.
– Время здесь измеряется не привычным способом, принц Элрик, но можешь не сомневаться, оно идет гораздо быстрее, чем мне хотелось бы…
Элрик, последовав за Оуне в глубины сверкающих пещер, с большим сожалением расстался с грустными людьми.
А Оуне добавила:
– Эти земли очень точно названы. Остерегайся знакомого.
– Может, нам следовало немного отдохнуть здесь? Восстановить силы? – спросил Элрик.
– Ну да, и умереть здесь от сладкой грусти.
Он посмотрел на нее с удивлением и увидел, что и на нее повлияла здешняя атмосфера.
– От этого погиб Алнак Креб?
– Конечно же нет! – Оуне пришла в себя. – Уж такой очевидной ловушки он вполне мог избежать.
Теперь Элрик испытал чувство стыда.
– Я едва не провалился при первом же серьезном испытании моей решимости и моего умения держать себя в руках.
– У нас, похитителей снов, то преимущество, что мы много раз проходили подобные испытания, – сказала она ему. – С опытом противостоять искушению легче, хотя оно и остается сильным.
– И тебе тоже приходится преодолевать искушение?
– А почему же нет? Ты думаешь, у меня нет забытых желаний, ты думаешь, мне не о чем мечтать? Ты думаешь, у меня в детстве не было приятных мгновений?
– Прошу меня простить, моя госпожа.
Ее передернуло.
– Эта часть прошлого всегда притягивает к себе. Да и вообще прошлое притягивает. Только мы забываем о другой части – о той, что заставила нас погрузиться в фантазии.
– Значит, ты веришь в будущее, моя госпожа? – попытался пошутить Элрик.
Камень у них под ногами стал скользким, и они были вынуждены спускаться с большей осторожностью. Впереди Элрику снова послышался звук реки, возможно, теперь она несла свои воды под землей.
– В будущем ловушек не меньше, чем в настоящем, – сказала она с улыбкой. – Я верю в настоящее, мой господин. В вечное настоящее.
В ее голосе послышалась дрожь, словно она не всегда придерживалась такого мнения.
– Я полагаю, что размышления и сожаления предлагают множество искушений, – сказал Элрик и открыл от изумления рот, уставившись на то, что увидел впереди.
Расплавленное золото устремлялось вниз по двум сильно изношенным лоткам в породе, образуя огромное, имеющее форму рогатки сооружение. Золото текло беспрепятственно, а приблизившись, они поняли, что оно не горячее. Его текучесть обеспечивалась, видимо, какой-то составляющей породы. Золото, достигнув пола пещеры, наполняло пруд, из которого вытекал ручеек, несущий свое драгоценное содержимое к другому потоку, который, как показалось поначалу, содержал обычную воду. Но, приглядевшись внимательнее, Элрик увидел, что наполняет этот ручеек – серебро, а два элемента, встретившись, смешивались.
