но это лишь в автобусе. Дрожали

от холода с тобою на ветру,

и чувства даже мельком не возникли,

потом спокойно крем в лицо вотру,

и вид морщин – осыпавшие иглы.

И отношенья встали по местам,

я не ищу ни встречи, ни свиданья.

В автобусе людей не меньше ста,

мы проезжали солнечное здание.

Все отошло. Листва лишь зелена.

Да, я тебе давно ведь неподвластна.

И в сентябре я в чувствах вновь вольна,

и нет и мысли: "О, я – сладострастна!"

1989

Парк

Водный ветер, шум фонтана,

солнца теплый водопад,

танец листьев вьет у стана,

блестки в тысячу карат.

Солнце землю охватило,

окунуло в небеса,

снегом очи ослепило,

и проснулись в миг леса.

Парк прекрасен в теплом мае,

ожил новенький каскад,

на пруду из лодок стаи,

и скамейки в ряд стоят.

Льются струи водопада

по ступенькам и шумят,

а детишки ходят рядом

и в фонтан встать норовят.

Воздух ласково и нежно

кисти веток целовал

и весну встречал. Безбрежно

шла она в девятый вал

в новом парке, где деревья

очень малой высоты,

а была здесь деревенька,

когда мерили версты.

А девятый вал фонтана

извергался в вышину,

опускался вниз спонтанно,

нарушая тишину.

Я иду в порывах ветра,

очи щурю от лучей,

в парке нет и километра,

но от счастья – сто ключей.

1989

Город

Мой милый город средь лесных массивов,

окраина Москвы иль город – Соц.

По берегам прудов склонились ивы

и там, где гаражи, возникла ТЭЦ.

Столица предо мной иль город малый,

таится он под зеленью лесов,

а в поясе блестит слегка устало

чудесный пруд и мостик на засов.

Все пройдены любимые дороги,

знакомы мне леса и все дома,

автобусные возят меня дроги,

подругою – природа мне сама.

И так года, взрослеют, вянут лица,

по небесам проходят облака,

и город в руки взял давно синицу

за тонкие и нежные бока.

Все внешне очень тихо и спокойно,

все очень чисто, благостно почти,

и люди здесь ведут себя достойно,

о прошлом лишь в музее все прочти.

А город строится и быстро вырастает,

из Спутника растет красивый град,

и вскоре прошлое название растает,

останется одно – Зеленоград

1989

Тревожная весна

Зима ушла, растаяла бесследно,

плывут дожди по стеклам и ветвям,

еще он дома, милый мой наследник,

подверженный от юности страстям.

Волнения с ним идут, не прерываясь,

и армия маячит каждый миг.

Он, дождиком сегодня умываясь,

уже науку армии постиг.

Срастаются деревья над дорогой,

пути с его отцом, давно срослись,

для вечности все это так не много,

а для семьи, так это – просто жизнь.

Деревья набирают свою силу,

и люди набирают в жизни вес,

и вес труда, что строит дачу, виллу,

и вес, что исключат всех повес.

Мог в детстве незаметным быть ребенок,

и в юности студентом, как и все.

А в зрелости заметят: он был львенок,

он львом стал в молодой своей красе.

Но вот тогда, все было так тревожно,

и армия была не просто так,

и вспоминать бы надо осторожно,

и к ране не прикладывать пятак.

1989

Узоры от мороза

Морозный иней очень тонок,

он, словно шкурка у зверька,

а снег весь мелкий и без корок,

следов хорошего денька.

Прекрасны милые мгновенья

цветущих инеем ветвей,

они души проникновение,

они подарок добрых фей.

Хороший день. Снег чист в падение.

И утро в мареве снегов,

блеск раздается, словно деньги,

морозных солнечных долгов.

Вернулся снег. Январь в расцвете

своих морозов и снегов,

на каждой ветке, как в кассете,

уложен инея покров.

Зима, зима, зима повсюду,

замерзли чувства, спит тоска,

и скоро я совсем забуду

красу зеленого листка.

Цветут узоры от мороза,

блистает иней в тишине.

Зима – стихи, а, где же проза?

Замерзла, спряталась в кашне.

1989

***

Лесной соловьиный оркестр

выводит зеленые трели,

листва хорошеет окрест

под звуки природной свирели.

Душа от любви неземной

летает над птичьим хоралом,

и рада, что муж мой со мной,

со мной, не в степях за Уралом.

И жалко до слез, спазм в груди,

что сыну сегодня в солдаты,

но где-то уж поезд гудит,

неся свои старые латы.

1989

За окном

Мое окно объяли ветви взглядом,

под белым снегом виден их изгиб,

каким-то нескончаемым парадом,

уходит вдаль лесной красы прогиб.

Не упиваясь красотой лесною,

черчу свои обычные листы,

вдруг, вспоминаю, сын ведь не со мною,

он служит в армии, прости сынок, прости…

Чертить – черчу, но моему терпенью

ведь есть конец, когда приходит ночь,

тогда душа спешит к стихотворению

и прогоняет удрученность прочь.

Всю жизнь тянулась достигать высоты

и очень надоела суета,

и мир весь из условностей, полеты

одной души, нужны как никогда.

Мне писем нет, мой сын стал молчаливый.

И где он? Как он? Что-то замолчал.

Эх, сын, мой сын, любимый мой и милый,

как я хочу, чтоб голос твой звучал!

1989

Скульптор чувств

Твоя недосягаемость волнует,

я в плен иду твоих далеких рук.

Мне хорошо, и голос твой чарует,

и разгоняет будни скучных мук.

Мне хорошо. Необъяснимо плохо,

что ты далек, как миллионы звезд.

Меня ведь не устроят чувства крохи,

я обойдусь без просьб любви и слез.

Но я люблю и в этом неповинна,

ты – жизнь моя, ты – зимний солнца луч,

в тебе вся Русь, и что-то есть от финна,

наверное, холодность зимних туч.

Ты скажешь: "Блажь, родная, что с тобою?"

Я подниму кричащие глаза,

любовь свою не назову слепою,

и наши затрепещут голоса.

Люблю игру на грани придыхания.

Люблю идти по острию любви,

порой любовь, как бабочек порхание.

А ты, мой друг, все искорки лови.

Но ты суров, лишенный вдохновения,