– Не могу ручаться, – сказала она, – но Занте не знает, что такое стряслось с ее родителями. Она говорит – не может быть, чтобы это было из-за того, что Филмер говорил в салоне перед коктейлями: это какая-то глупость.

– А она сказала, что он говорил?

Нелл кивнула:

– Сказала, что мистер Филмер попросил ее отца уступить ему Право Голоса, а отец ответил, что с этой лошадью ни за что не расстанется, и, как говорит Занте, оба при этом улыбались. Потом мистер Филмер, все еще улыбаясь, сказал: "Нам придется еще немного поговорить о кошках". И все. Мистер Филмер отправился в ресторан. По словам Занте, она спросила отца, что хотел сказать мистер Филмер, и тот ответил: "Не приставай ко мне, дорогая". Нелл в недоумении покачала головой. – Так или иначе, сейчас Занте веселится в салоне, а остальное семейство ушло к себе в вагон, а я еле жива от усталости, если хотите знать.

– Так ложитесь спать.

– Все актеры в салоне фотографируются, – сказала она, пропустив мимо ушей мое предложение как слишком легкомысленное. – Сегодня они были на высоте, правда?

– Великолепно играли.

– Кто-то расспрашивал Зака, какую лошадь пытались украсть на вокзале в Торонто и кто.

– И что он сказал? – с интересом спросил я. Это была самая заметная из неувязок.

– Он сказал, что в тот момент это показалось ему хорошей идеей. – Она рассмеялась. – Сказал, что им пришлось изменить сценарий, потому что актер, который должен был играть роль конокрада, сломал руку и не смог приехать.

По-видимому, этим все удовлетворились. Им очень понравилось, как закончилось представление. Все наперебой целуют Донну и Мейвис. Мейвис надела свои драгоценности. – Она зевнула и задумчиво произнесла:

– А мистер Филмер не ужинал, да? Пожалуй, надо мне пойти и посмотреть, как он себя чувствует.

От этого я ее отговорил. Средства от изжоги прекрасно помогают, сказал я. А вот чем вылечить человека от душевной низости – вопрос совсем другой.

С его точки зрения, он сделал свой ход чуть раньше времени, подумал я. Если бы он еще не высказал свою угрозу, пьеса не оказала бы такого потрясающего действия ни на него, ни на Мерсера. Возможно, для Мерсера это, как я и рассчитывал, стало бы предостережением, заставило бы его задуматься; однако я никак не мог предполагать, что все случится именно так, хотя ухмылка Филмера и мрачное настроение Мерсера меня насторожили. Пожалуй, это к лучшему, что я не знал про тех кошек, когда сочинял эпизод с кражей драгоценностей. У меня появилось бы очень большое искушение нанести удар в самое больное место. Что-нибудь про истязание лошадей, например.

– А что вы замышляете сейчас? – спросила Нелл. – У вас такой задумчивый вид.

– Да ведь я вообще ничего такого не сделал.

– Не уверена.

Она встала. По случаю банкета на ней была черная блузка с широким стоячим воротом, расклешенная черная юбка и нитка жемчуга на шее. Ее светлые волосы, высоко зачесанные и заколотые гребнем, на этот раз были не заплетены в косу, а свободно падали вниз. Я с острым беспокойством подумал, что мне очень не хочется с ней расставаться, что для меня это уже перестало быть игрой. Мы знакомы всего неделю и один день – разум подсказывал, что этого мало, инстинкт же твердил, что вполне достаточно.

– Где вы остановитесь в Ванкувере? – спросил я.

– В отеле "Четыре времени года", вместе со всеми пассажирами.

Она чуть улыбнулась мне и отправилась веселиться. Оливер уже убрал все скатерти и стелил чистые – чтобы все выглядело прилично, сказал он. Я предоставил ему заканчивать и пошел через весь поезд, чтобы поговорить с Джорджем Берли. Когда я проходил мимо двери Филмера, она была закрыта.

Проводник спального вагона сидел в своем купе с открытой дверью. Я заглянул к нему и спросил, как чувствует себя пассажир, который просил дать ему что-нибудь от изжоги.

– Куда-то ходил недавно, а потом вернулся. Ничего не сказал, просто прошел мимо меня. Думаю, что с ним все в порядке.

Я кивнул и пошел дальше. Джордж сидел у себя за столом, заваленным его бесконечными бумагами.

– Заходите, – пригласил он, и я уселся на свое привычное место.

– Я показывал ту фотографию, – сказал он. – Вы об этом хотели спросить?

– Да.

– Он определенно едет этим поездом. Фамилия – Джонсон, так написано в списке пассажиров. Его купе в самой голове поезда, и он сидит там почти все время. Питается в переднем салоне-ресторане, но приходит только на ужин, а?

Как раз сейчас, когда я ходил к машинистам, он был там, а когда я шел обратно, его уже не было. Там говорят, что он за едой не засиживается. И никогда не приходит ни на завтрак, ни на обед. Никогда ни с кем не разговаривает, а?

– Мне это не нравится, – сказал я.

Джордж усмехнулся:

– Подождите, вы еще не слышали самого скверного.

– А что самое скверное?

– Мой заместитель – это проводник одного из тех, передних спальных вагонов – говорит, что уже встречал его раньше, а?

– Где встречал?

Не спуская с меня глаз, чтобы видеть, какое впечатление это на меня произведет, Джордж сказал:

– На железной дороге.

– На... то есть это железнодорожник?

– Он в этом не уверен. Говорит, что этот человек похож на одного проводника багажного вагона, с которым он когда-то работал на перегоне от Монреаля до Торонто, давным-давно. Лет пятнадцать назад. Или двадцать. Говорит, что если это он, то он всегда был ужасно задиристый, никто его не любил. Постоянно лез в драку. Лучше было ему не перечить. Но, может быть, это и не он. Этот старше. И он не помнит такой фамилии – Джонсон, хотя я думаю, что ее нетрудно забыть, слишком она обыкновенная.

– А проводник багажного вагона может знать, как слить горючее из бака? – спросил я. – И отцепить вагон Лорриморов?

Глаза у Джорджа весело блеснули:

– Проводники багажных вагонов постоянно ездят с поездами, а? И они не дураки. Они принимают мелкие грузы на остановках и следят за тем, чтобы по ошибке не выгрузили не тот багаж. А кто живет в поездах, тот знает, как они устроены.

– А в нашем поезде есть проводник багажного вагона?

– А как же! Но он не сидит все время в своем вагоне – во всяком случае, когда поезд в пути. Он должен что-то есть, а? Но на станциях он всегда там, открывает вагон. Этот наш – не из самых лучших, имейте в виду. Староват и толстоват. – Джордж усмехнулся. – Он говорит, что никогда не видел этого Джонсона, но он всегда работал на перегоне от Ванкувера до Банфа, ни до Торонто, ни до Монреаля не доезжал.

– А этот проводник или ваш заместитель не разговаривал с Джонсоном?

– Мой заместитель говорит, что Джонсон разговаривает только с единственным человеком – с одним из владельцев, который стучит к нему в дверь, когда идет навестить свою лошадь и проходит мимо его купе. Он был там сегодня вечером, совсем недавно, и у них произошла какая-то ссора в коридоре, около купе моего заместителя.

– Джордж! Ваш заместитель слышал, из-за чего они ссорились?

– Это важно, да? – спросил Джордж, сияя.

– Возможно, очень важно.

– Нет, не слышал. – Джордж с сожалением покачал головой. – Он говорит, что ему показалось, будто этот владелец говорил Джонсону, чтобы тот не делал чего-то такого, что Джонсон собирался сделать. Говорит, что они кричали друг на друга, только он не вслушивался, а? Ему было неинтересно. Так или иначе, этот владелец пошел обратно, в наш конец поезда, говорит он, и он слышал, как Джонсон сказал: "Как захочу, так и сделаю, черт возьми!", сказал очень громко, но он думает, что владелец этого не слышал, потому что уже ушел.

– Не густо, – сказал я.

– Сдвинуть поезд под уклон легче, чем потом его остановить, а?

– Хм-м.

– Это все, что я могу для вас сделать.

– Ну хорошо, – сказал я. – Мы знаем, что он едет этим поездом, знаем, что его фамилия, возможно, Джонсон, а возможно, и нет, знаем, что он, возможно, железнодорожник, а возможно, и нет, и я точно знаю, что у него драчливый характер. Похоже, он все еще что-то замышляет, а что, нам неизвестно.