Уже в раннем детстве Сергея Мазаева район его родной Малой Переяславки никак нельзя было назвать «одноэтажным». На бывшей Первой Мещанской улице, превратившейся в Проспект Мира, пленные немцы возвели сталинские дома. Что касается шедшей параллельно Большой Переяславской улицы, то здесь провинциальные деревянные хибары соседствовали с тремя относительно высокими строениями – четырехэтажной типографией, примерно таких же габаритов техникумом и домом номер 52, построенным в 20-х годах в популярной тогда стилистике конструктивизма. К последнему в итоге были пристроены еще два этажа, и так он стал самым высоким на улице, вместив в себя целых шесть этажей! Примечательно, что в лишь надстроенных этажах были тогда газовые колонки и, соответственно, горячая вода.
В одноэтажных домах, как тот, в котором провел свои первые годы жизни Сергей Мазаев, приходилось довольствоваться печным отоплением. Неподалеку располагался дровяной склад, куда часто приезжали подводы и машины. Но все же гораздо чаще сюда нескончаемым потоком тянулись люди с санками, не имеющие возможности брать дрова впрок. Дровяной склад прекратил свое существование в 60-х годах. «Раньше это был краснокирпичный суперрайон промышленника Абрикосова, а теперь там сплошные безликие дома-башни, квартиры в которых стоят безумных денег!» – сетует Сергей Мазаев.
Проспект Мира и Большая Переяславская улицы упирались в Рижский (или Крестовский) рынок и продолговатый красный храм «Знамение» в Переяславской слободе. Первая церковь была возведена в конце XVI века для обитавших здесь ямщиков. Деревянный храм изначально был освящен в честь Усекновения главы Иоанна Предтечи. Память об этом сохранялась и в декоре известного нам ныне храма «Знамение»: в 50-е годы на его стене в алтарной части висела картина с изображением головы Иоанна Крестителя на блюде. В Знаменском храме бабушка тайно крестила Сережу Мазаева.
На противоположной стороне Проспекта Мира располагается Рижский вокзал, рушащий все устоявшиеся представления о заведениях подобного рода. Это приземистое и опрятное здание, возведенное петербургским архитектором Станиславом Бржозовским, чей бюст красуется ныне на вокзальной площади, меньше всего ассоциируется с привычными для таких мест бомжами, ворами, мошенниками и цыганами. «Пряничное» строение вокзала в русском стиле было задумано как часть единого архитектурного ансамбля с расположенными по краям соседнего Крестовского моста водонапорными башнями.
Несмотря на то, что задолго до рождения Сергея Мазаева они были снесены, сопровождавшее эти места ощущение сказки не исчезало. Возле вокзала опаленная солнцем ребятня всегда имела возможность купить мороженое и газировку. «Вокруг метро “Рижская” был одно- и двухэтажный райончик: напротив находился огромный сквер, весь в каштанах, а в центре была клумба, за которой бережно ухаживали местные работники – она всегда была в цветах, – вспоминал Сергей Мазаев в одном из интервью. – По кругу были старинные лавки с чугунными ножками – на них сидела молодежь».
Свое первое и самое яркое впечатление детства Сергей Мазаев получил, посещая детский сад Министерства путей сообщения в 3,5 года. Отмечали День работника железной дороги. По этому поводу в МПС был организован праздничный концерт, на который на ГАЗ-24–02 «Волга» свозили из сада детишек в белых рубашечках и синих шортиках. Сценический дебют Сережи Мазаева должен был состоять из декламации стихотворения. «Занавес открылся – и я увидел вселенную, – завороженно рассказывает он. – Увидел всех людей, которые населяют Землю. Все смотрели на меня – я перепугался страшно. И вместо стишка я просто описался. Это был самый яркий номер в концерте!» Воспитательница Берта Владимировна быстро исправила ситуацию, схватив перепуганного малыша в охапку и отнеся его с глаз долой.
Случай, конечно, трагикомичный, однако он очень точно характеризует уже тогда сформировавшееся отношение Сергея Мазаева к сцене. Выходя в начале концерта к публике, он сразу видит всю вселенную и мыслит планетарными масштабами. Отсюда – ощущение бескрайнего простора и раскрывающейся перед зрителями вечности, которое присутствует на концертах всех без исключения проектов Сергея Мазаева. Ну а что касается того детского конфуза, то он так и остался первым и последним в творческой биографии артиста, потому что каждое его появление на сцене сродни знаку качества.
С раннего детства Сергею Мазаеву везло на мудрых наставниц – таких, например, как упомянутая ранее Берта Владимировна, вовремя спасшая малыша от окончательного провала. Одной из них была его первая учительница Галина Анатольевна Бадьянова школы № 292 на Малой Переяславке. Сереже она во многом заменила маму, потому что его родной отец попал в тюрьму и рано ушел из семьи. Мать вынуждена была постоянно работать, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Так что даже не она, а именно Галина Анатольевна, пожалуй, первой разглядела в нем зачатки музыкальных дарований. «Она играла на фортепиано, и у нее был очень звонкий голос, – с теплотой вспоминает Сергей Мазаев. – Соответственно, все пионерские и детские песни я уже тогда знал наизусть. Галина Анатольевна быстро отметила мою способность интонировать и интуитивно воспринимать ноты на слух. Сын Галины Анатольевны стал скрипачом, мы до сих пор с ним дружим, причем – с первого класса».
Уже в школе Сергей Мазаев был весьма разносторонним ребенком. В первый класс он пошел, умея писать и читать: соседка поделенного надвое дома Марина, которая была старше на 4–5 лет, результативно поиграла с ним в школу. Учился он поначалу на одни пятерки, и лишь после пятого класса у него стали иногда просачиваться четверки и даже тройки. В свободное от уроков время мальчик занимался лыжами, плаваньем и фигурным катанием. С первого по четвертый классы в школе у Сережи была ритмика: дети с удовольствием осваивали русский народный танец, гопак, цыганский танец. Полученные навыки очень ему потом пригодились как в концертной практике во время быстрых энергичных песен, так и во время клубных тусовок в бурные 90-е.
В четвертом классе произошло знаменательное событие, предопределившее весь дальнейший творческий путь Сергея Мазаева. Во время урока к ним зашла старшая вожатая и сообщила, что барабанщик и горнист в этом году оканчивают школу, поэтому им требуется замена. Желающих оказалось немало, но вожатая почему-то остановила свой выбор на долговязом Сереже, грезившем о славе барабанщика, и его друге Игоре, видевшем себя горнистом. Правда, ребятам немедленно провели рокировку, ведь именно горнист должен отличаться недюжинным ростом, который и был уже присущ пионеру Мазаеву.
В барабанщиках Игорь долго не задержался, быстро утратив интерес к музицированию, а вот его товарищ отправился в Дом пионеров Дзержинского района между улицами Аргуновская и Новомосковская неподалеку от Останкинской телебашни. Здесь Сереже несказанно повезло, потому что его наставником стал выдающийся потомственный музыкант Даниил Матвеевич Черток (1914–1988), работавший в военных концертных бригадах и сотрудничавший с Василием Соловьевым-Седым, Аркадием Островским, Исааком Дунаевским и Марком Фрадкиным. В 1955-м Черток вышел на пенсию, но не смог сидеть без дела и при Доме пионеров Дзержинского района сформировал детский духовой оркестр, функционирующий тут, кстати, до сих пор.
Сюда-то и попал Сергей Мазаев. Уже в 1972 году в составе оркестра он выступал в Государственном кремлевском дворце на концерте в честь 50-летия пионерской организации. «Оркестр сыграл в моей жизни решающую роль, – признается Сергей Мазаев. – К сожалению, большинство моих друзей-музыкантов из той поры уже вымерли. Остался один Никита Чурочкин, ставший главным анестезиологом одной из больниц. Но музыкантом он, как вы понимаете, не стал, окончив медицинский».
В том же 1972 году дом, где проживали Мазаевы, снесли, и семья перебралась в новую квартиру на улице Цандера в районе ВДНХ. Мама Сережи работала продавцом, и застать ее дома было весьма проблематично. «Конечно, чтобы меня поставить на ноги, мама работала с утра до вечера, – вспоминает Сергей Мазаев. – Я больше проводил времени с бабушкой, а потом у меня появился отчим – внук персидского эмигранта. А брат моей бабушки был в СССР торгпредом. Эта ветка была из Тульской области и Коломны, но мой прадед уже жил в Москве».
