– И что тут случилось, тоже расскажете? – спросил Иван, и старуха кивнула.

– Помочь-то чем?

Гий сунул руку в карман и принялся вертеть одну из украденных у Ивана монет. Если и эта бабка опоит его каким-то товаром и заберёт последнее – ему будет стыдно и носа показать перед своими.

Старуха промолчала немного, оглядывая сгоревшие дома.

– Людей хоронить. Огонь схватился быстро, и часть их даже выбежать во дворы не успела.

Иван двинул плечом, прогоняя холод где-то под кожей, и посмотрел на Гия. Тому было нечего сказать, но он слабо кивнул – не столько соглашаясь, сколько понимая.

– Идёмте. Найдём вам инструменты, – сказала старуха и двинулась по невидимым тропинкам вглубь деревни.

Пирожки в корзине остыли, а нож под боком нагрелся от тепла кожи. От быстрого шага красная косынка съехала в сторону – неприкрытую макушку гладил ветер. Запах, вид обугленных домов на фоне багрового неба и чёрных пиков сосен пробудили что-то внутри, и в горле защербило не то от гари, не то от подступающих слёз.

Первую секунду Желя надеялась, что перепутала тропинку и вышла к незнакомой, чужой деревне, которую настигла беда, но узор луга, приводящий к первым избам, вид на кусты шиповника неподалёку были слишком знакомыми, чтобы надежда, перемешанная с испугом, сумела набрать силу.

Желя дала зарок не приближаться к почерневшим домам, вместо прямой дороги через деревню она пошла в сторону, по самому краю. Кусты там росли гуще, ветками они цеплялись за летнюю накидку и подол сарафана, и Желе с попеременной удачей удавалось не оцарапать кожу. Но мелкие ранки успели покраснеть на тяжёлом воздухе. Она не чувствовала боли.

Дом бабушки стоял чуть в стороне от главного массива жилищ. Она рассказывала, что та земля, где изначально ставили деревню, со временем проглатывала дома, как бы ни трудились зодчие; вот и понадобилось перенести или перестроить то, что ещё осталось, поодаль. На новом месте деревня разрослась, а домик бабушки так и остался сам по себе. Местные деревенские предлагали перестроить его поближе к остальным, но к тому моменту мама с Желей уже уехали, бабушка состарилась и, ссылаясь на любовь к тишине за пазухой молодого леса, осталась при своём.

Наверное, именно эта подсознательная мудрость («Или лень!» – как сама бы пошутила старушка) и не позволила пожару перекинуться на её дом. Ещё издалека Желя заметила знакомый забор, который спустя года стал не выше её бедра, старые резкие ставни, побуревшие от солнца.

И когда она увидела свет из окон и убедилась, что это ей не кажется, то чуть не расплакалась.

– Бабушка! – тут же позвала Желя, забегая на порог. У печи стоял знакомый истёртый стол, а вокруг развернулся беспорядок – угольные пятна, неубранные инструменты, но Желя даже не задержала на них взгляда и бросилась в спальню.

– Бабу… – не успела договорить она.

В тесной комнатке всё было знакомо. Выцветшие тёплые одеяла, в которых в детстве Желе было жарко спать, занавешенные окна – света хозяйка дома не любила. Но признать бабушку в человеке, который спал на её кровати, Желя не могла. Замерев в дверях, она хмуро его оглядела.

Гость был не старше неё самой, но какой-то чумазый. Одеялом он закрыл только ноги, и серая косоворотка выделялась на фоне аляповатой ткани. Одна рука была убрана за голову, а вторая покоилась на груди.

Желя прищурилась.

Она всё ждала, когда спящий почувствует её взгляд и вскочит, но лицо его по-прежнему оставалось спокойным, расслабленным, а дыхание было ровным и глубоким.

«В самом деле спит», – подумала Желя и попятилась, пока её не заметили.

На кухне она глазами поискала что-то тяжёлое или острое, чтобы разбудить незнакомого и спросить, какого чёрта ему здесь понадобилось и где её бабушка, но потом вспомнила про Василисин нож. Желя уже успела половчее взять его в руку, когда входная дверь отворилась и, разгоняя пыль юбками, в дом вернулась хозяйка.

– Бабушка! – воскликнула Желя, получилось жалостливо.

Старушка выглядела скорее удивлённой, чем радостной, но тут же притянула внучку, которая успела перегнать её в росте на голову, к груди.

Желя хрипло заговорила прямо ей в макушку:

– Я увидела дома… но вокруг никого не было…

– Ну-ну… – только и сказала старушка, поглаживая её по волосам и затягивая на положенном месте красную косынку.

Желя быстро успокоилась и даже не проронила ни одной слезинки, но пальцы на руках чуть вздрагивали. Только теперь она заметила, что бабушка пришла не одна – её гость неловко встал у дверей, держа в руке по пустому деревянному ведру.

Внучка вдруг вспомнила про спящего в бабушкиной кровати.

– Я знаю, что деда мы похоронили давненько, – медленно заговорила Желя, – но твой новый избранник, который лежит в спальне, показался мне слишком молодым.

Девушка даже не улыбнулась и посмотрела на другого молодого гостя так же хмуро, как до этого глядела на спящего, но бабушка развеселилась и цокнула языком.

– И что же теперь, это повод убивать её молодых любовников?

Этот голос прозвучал за спиной, и Желя, не оборачиваясь, поняла, кто поднялся. Первый незнакомец, скрестив руки на груди и опёршись бедром на край стола, не выглядел заспанным.

Желя сперва не поняла его слов, но потом заметила, что продолжает сжимать Василисин нож.

– Да, внучка, многовато у меня нынче гостей, – заговорила старушка, слова её звучали наигранно бодро. – Однако давайте не разводить шум.

– У меня есть что спросить…

– Верю, – теперь голос упал в самую грудь, а на губах появилась горькая улыбка, – но сперва дело. О, да ты пирогов принесла! В самый раз. Дайте я вас разведу, потом соберёмся и переговорим. Гий, Иван, кончайте стоять, как идолы по весне, и идите отмойтесь, истопку мы наладили. Желя, подсоби прибраться, мы тут с мальчишками развели небольшой беспорядок.

Мальчишек не понадобилось звать дважды, и тот, что притворился спящим в бабушкиной комнате, за рукав вывел второго с вёдрами наружу.

Желя поморгала несколько секунд, а потом стала помогать по приборке – в любом случае, ей обещали всё рассказать.

В монотонной домашней работе, руководимой короткими просьбами и замечаниями, Желя почти успокоилась. Ей должно было бы быть стыдно из-за того облегчения, которое она почувствовала при виде бабушки, если держать в голове, что вряд ли кроме неё остался кто из живых.

Снаружи потемнело, и не хотелось представлять, как пройдёт эта ночь.

Когда дверь со скрипом отворилась и снова впустила гостей, на этот раз отмытых, скромный ужин был уже готов. Женщины успели сварить нехитрую похлёбку на остатках мяса, разогреть пироги и настоять чаю на местных травах.

– Добрый вечер, – смущённо сказал тот, что стоял с вёдрами, не зная, как завязать разговор.

Желя ничего не ответила и только кивком головы велела не мешаться и сесть за стол.

Чужаки, с мокрыми волосами, с раскрасневшейся после пара кожей, притихли, пока Желя с бабушкой накрывали на стол.

– Вот этот рыжеватый – Иван, а этот с кислыми губами и хмурый – Гий, – начала всех знакомить хозяйка. – Моя внучка Желя, опора, отрада и надёжа, кнут и пряник и уж не вспомню кто ещё.

Бабушка похихикивала над собственным остроумием, и Желя успокоилась совсем. Если бы во всём этом даже она не смогла разглядеть шутки – стало бы гадко.

В оранжевом свете от лучин и старых подсвечников все сели за стол, тесноватый для такой ватаги. И аппетит был только у Гия, который взглянул на притихшего Ивана и толкнул его в плечо.

– Ешь, – шёпотом сказал он. – Не думал, что упокоение тех мертвецов так уронит твой дух.

Желя неопределённо хмыкнула. Конечно же, в живых никого не осталось.

Бабушка кивнула.

– Верно. Этой ночью мы не утоляем голод, а поминаем.

Желя и Иван почти насильно заставили себя проглотить пару кусков.

– Ну ладно, – заговорил Гий и отпил чай. – У нас был договор: мы помогаем вам с мертвецами, а вы рассказываете, что здесь стряслось.