– Не гунди.

Гий зашёл боярину за спину и связал руки, запястья саднила старая выветренная ткань, но Иван терпел. Потом завязали глаза, и боярин на несколько мгновений потерялся.

– Гий, ты же не оставишь меня здесь одного?

Вор сдерживает смех.

– Да зачем мне?

– Просто из забавы.

Слышится вздох, а потом Ивана хлопают по плечам.

– Мурыжить тебя – не такое большое веселье. Топай, нужно ещё выше.

Если бы глаза были открыты, Иван начал спорить, но темнота, неспособность даже нащупать себе путь из-за связанных за спиной рук сделали его ещё смиреннее. Он терпеливо зашагал вперёд, чувствуя чужие ладони на спине.

Постоянно спотыкаясь о камни, они дошли до места, где послышался звук капель, где шум отражался со всех сторон. Стало прохладно, запахло влагой.

– Пещера? – спросил Иван, ударяясь плечом о камень. Он вдохнул воздух сквозь зубы.

– Я же просил потише.

Вокруг стоит странный гул, и Ивану кажется, что где-то выше слышатся шаги. И это шаги не его, не Гия. Руки за спиной пропали, боярин, вскинув голову, развернулся на месте.

– Гий?

– А теперь можно и поговорить. – Голос вора где-то справа, далеко. Камни крошатся на пещерный пол, словно он садится. – Я же вижу, что ты совсем нездешний. Хороший кафтан, сапоги, косишь под дурачка…

– Гий, хватит. – Иван дёрнулся, и связанные руки режутся о полоску ткани. Перевязь на глазах даже рывком головы не скинуть – так крепко она завязана.

– Хватит! Ты освободишься, когда я решу. – Теперь Гий говорил слева, немного ближе, но от того, как тихо он переходил по пещере, Иван поёжился. – Когда мы говорили со старухой, когда мы ночевали в деревне, ты постоянно спрашивал об огненной махине. Выспрашивал какие-то пути, дороги… К чему?

Нарочито шумные шаги. Иван попятился, но споткнулся и упал на бок.

– К чему тебе прикидываться дураком и искать огненную махину? – Последний вопрос звучит тихо-тихо.

Иван не сразу смог набрать в грудь воздуха, чтобы ответить:

– Это был приказ… Отец велел найти мне огненную махину…

– Погоди, так вы знали, что она будет в наших краях? И не предупредили местных?

Шаги зазвучали снова, и Иван был готов поклясться, что в пещере не только они двое.

– Это долгий рассказ… Я хотел… Мы не виноваты!

– Ч-ч-ч, – шёпот Гия звучал обманчивым успокоением, – этот рассказ ты прибережёшь для нашего вожака. Там и решим, кто прав, а кто виноват.

Иван так и не понял, что с ним сделали, но голова опрокинулась на пол пещеры, звук воды стал громче, как на берегу шумной реки.

Очнулся он уже в тишине. Руки по-прежнему связаны, но уже спереди, а повязка с глаз съехала на нос. Стало дурно, и Иван согнулся, лёжа на земле. Лбом он коснулся холодного пола.

В голове не было ни плана, ни проклятий для Гия.

Иван не смог бы сказать, сколько просидел один. Глаза привыкли, и он увидел покатые стены пустой землянки. Неподалёку стояла чашка, но не придумал ли он её себе, боярин не знал.

Но тут сверху посыпался песок, и проник тонкий луч света. Послышалось копошение, Иван, помедлив, подполз ближе.

Из косого проёма показались длинные волосы, перебитые мелкими косичками. За ними показалось белое лицо и лохматая ткань бурой шали.

Девочка, завёрнутая в пёстрые одежды, смотрела на Ивана сверху вниз и усмехалась. Было в ней что-то от повадок Гия.

– Ты будешь вылазить или нет? – бесстрашно спросила она. Слова получились квакающими, словно девочка научилась говорить совсем недавно.

– Да. – Иван стряхнул повязку с носа на шею, резко кивая. – Да, буду.

Детское личико пропало, боярина ослепил свет. Через секунду сверху свесилась верёвка, и, споткнувшись о воздух, Иван поднялся на ноги.

– Мои руки… связаны. – Он с сомнением ухватился за плетение, сухое и острое, и ощутил, как кто-то много сильнее тащит его наверх.

Стукнувшись макушкой о земляной потолок, Иван почувствовал тяжёлую руку на воротнике, которая, как котёнка, вытянула его и бросила на свет. Боярин зажмурился.

– Дальше справишься сама? Я не собираюсь за ним ходить, – сказал кто-то сверху, голос гортанный и тяжёлый.

Ответа Иван не услышал, потому что его легонько пнули под ребро, заставляя распахнуть глаза и подняться.

Это был сухой луг с колючей травой и пряными цветами, запах которых щекотал нос. Свет рассеянный и неверный, по сторонам дороги стояли факела. Иван посмотрел на небо, где солнце уже закрыли горы, и вздрогнул.

– Иди, – приказала девочка, стоящая рядом.

Боярин захотел протянуть ей руки, чтобы развязала, но взгляд у маленькой надсмотрщицы был такой грозный, что он не решился и пошёл по тропе.

Землянка, куда его свалил Гий, стояла чуть поодаль от цветных шатров из обрезков ткани, кожи и шкур. Запах огня усилился, но на этот раз не было тех жутких чувств, как на пожжённой деревне – этот огонь был защищающий, кормящий, греющий.

Ветер принёс запах варящейся еды, и у Ивана заурчало в животе.

И из этих шатров медленно выходили люди…

С самой первой встречи Иван понял, какой крови Гий. Его народ носил множество имён, ведь никогда не знал своей исконной земли, и племена-соседи называли их каждый на свой лад. Но сами они называли себя Волками, – признавали жизнь в лесу, держались вместе, все друг за друга. Эта волковость проявлялась даже в наружности; в серо-русых волосах, бледных глазах и коже и, словно желая совсем не растаять в своей бесцветности, жилища они украшали яркими тканями, рисунками из охристых глин и блестящими безделицами.

Многие обряды, например, вой на полную луну, как то бывает у настоящих волков, этот народ потерял, но остался деревянный венок, который видел Иван – Волчье Колесо – как символ ночного круга.

Волки, мужчины и женщины, смотрели на боярина колко, исподлобья. И Иван понимал: сам он выглядел как разбойник с большой дороги – лохматый, пыльный, весь в ссадинах. Волею Гия, ему оказали радушный приём…

Девочка привела его к одному из шатров, что не выделялся на виде остальных, но по тому, как играющая малышня обходит его стороной, чтобы не потревожить шумными забавами хозяина, Иван понял, кому сей кров принадлежит.

– Мы к вожаку? – тихо спрашивает он, наклоняясь, но маленькая проводница прикладывает палец к губам.

И они подслушивают.

– Гий, знаешь, как это выглядит? Ты теряешь сноровку и не можешь выдержать боя с лесными разбойниками, возвращаешься в стаю с пустыми руками и приводишь сюда чужака. И всё это в неспокойствии, когда нам приходится сниматься с кочевья.

Иван заглянул в щель и увидел, как Гий сидит к нему спиной, скрестив ноги. Вожак напротив в той же позе, но руки по-хозяйски упёрты в колени.

– Я не собираюсь оправдывать свои ошибки, – сказал Гий, – но чужого я привёл сюда, чтобы всё выведать. Быть может, он знает больше, и мы придумаем, как обойтись без нового далёкого пути.

Вожак, хмурясь, медленно покрутил головой. Гий сидел бездвижно.

– Отец. – Впервые боярин услышал, что Гий сбивается на слове. – Та огненная махина уже пожгла несколько деревень. Нет веры, что, покончив с остальными, её не поведут по нашему пути на новое место. Следует всё выведать…

– Не учи старых волков! – Вожак срывается. – Если бы я сам не видел в том нужды, мальчишка бы не сидел у нас в землянке. К слову, надо его встретить…

Иван вздрагивает, когда взгляд старшего резко вперивается в его глаза, и дёргается назад. Их заметили. Но провожатая не теряется и вступает в шатёр, ведя за собой боярина за сжатую ладонь.

– Волчонок, опять шалишь? – рычит вожак. – Укушу за бочок.

Девочка взвизгивает и смеётся, словно её схватили только что, и убегает прочь.

Иван ловит хмурый взгляд Гия и кланяется.

– Я благодарю за встречу.

– Благодарить нужно не за сами встречи, а за то, чем они кончаются, – протягивает отец Гия и ведёт рукой в воздухе.

Когда Иван не понимает, Гий требовательно хлопает по покрывалу рядом с собой: «Садись!»