Он держал Нила за запястье, подняв его в воздух почти на вытянутой руке, маленькое тельце извивалось, билось, стараясь высвободиться от железной хватки, но до пола мальчик не мог достать болтающимися ногами.

– Отпустите его! – закричал я, забыв о гордости, умоляя, выпрашивая.

– Идите сюда и заберите, а не то я сожгу его.

Рядом с Китом, в красивом декоративном металлическом каркасе торчал высокий факел, окутанный синим пламенем и напоминавший те, которые используют во время пикников на воздухе подле огромной жаровни или вертела с целым быком или тушей барана, или в процессиях с огнями, или для хулиганских поджогов домов, – Нил по одну сторону от Кита, факел по другую. Стоявший в центре Кит держал в руках канистру, крышка с горлышка канистры была снята.

– Это бензин, папа, – закричал рядом со мной Элан. – Он лил его на пол и поджигал. Мы испугались, что он сожжет нас… и побежали, но он поймал Нила… Папочка, не дай ему сжечь Нила.

– Назад, – завопил я на него, совершенно обезумев. Он неуверенно приостановился, лицо его заливали слезы, потом он отстал, и я знал, что он остался позади.

Я бежал что было сил туда, где был Кит, туда, где он стоял с дикой усмешкой на губах, туда, где был мой сын. Я бежал по направлению к тому месту, где должно было вспыхнуть страшное пламя, бежал из последних сил, бежал, подгоняемый инстинктом.

«Набегу на него, – думал я. – Собью с ног. Свалюсь вместе с ним на пол. Он упадет вместе со мной…»

Он никак не ожидал нападения. Он отступил назад, он уже не глядел с прежней уверенностью, а Нил продолжал пронзительно кричать. Позже я осознал, что, защищая своих детей, человек способен почти на безумство.

В тот момент я видел только пламя, чувствовал только гнев, ощущал только запах бензина и с ужасом представлял себе худшее.

Он может бросить в меня канистру с бензином, ткнет факелом – но чтобы сделать это, ему придется… ему придется отпустить Нила. Я оттолкну его от Нила, и он останется цел и невредим.

Оставалось каких-то шесть шагов, у меня было немного шансов не сгореть. Но ведь и Кит сгорит… и умрет… уж я об этом позабочусь.

И здесь между нами возникла маленькая темная фигурка, как сказочный гоблин, взявшаяся ниоткуда, одни только руки-ноги в стремительном движении. Он с налета ткнулся в Кита, тот потерял равновесие, зашатался, взмахнул руками.

Тоби… Тоби!

Кит отпустил Нила. Каким-то безотчетным движением я отшвырнул своего малыша в сторону от него. Бензин плеснулся из канистры и сверкающей струей окатил ноги Кита. Закачавшись, пытаясь уклониться от расплескивающегося горючего, Кит зацепил стойку с факелом. Та качнулась раз, другой, опрокинулась, и, описав дугу, пламя коснулось пола.

Я рванулся вперед, подхватил правой рукой Тоби, левой – Нила, оторвал их от пола и бросился бежать прочь от огня.

За спиной у нас раздался сильный треск, пахнуло жаром, взвились языки огня, как будто вспыхнул сам воздух. Оглянувшись через плечо, я краем глаза успел увидеть Кита, его лицо искажала гримаса, как будто он сейчас закричит. Мне показалось, будто он набрал в себя воздуха, чтобы крикнуть, но огонь ринулся в его открытый рот, как если бы там были большие меха. Он не издал ни звука, только схватился за грудь, глаза у него вылезли из орбит, и он упал лицом в разрастающийся огненный шар.

Моя рубашка начала тлеть на спине от шеи до талии, у Тоби загорелись волосы. Я бежал с моими мальчиками по проходу, пока не споткнулся и не упал, выронив Нила, но успел перевернуться на спину, чтобы руками загасить волосы Тоби.

Страшные секунды. Нил пропах бензином, Тоби тоже, а со всех сторон к нам подступал огонь.

Я лежал на спине, пытаясь немного отдышаться и собраться с силами, левой рукой я притягивал к себе Нила, сотрясавшегося от рыданий. Одновременно я стал утешать Тоби, и тут сверху на нас полились благословенные струйки воды, прохладной, животворной воды. Маленькие очаги пламени вокруг нас зашипели, запузырились, огонь почернел и потух, на полу осталась дымящаяся скорчившаяся фигура, – то, что осталось от Кита.

Тоби прижался к моей груди, смотрел на меня не отрываясь, как будто у него не было сил отвести взгляд и посмотреть по сторонам.

– Он хотел поджечь тебя, правда, папа?

– Да, хотел.

– Я так и подумал.

– Откуда ты взялся? – спросил я.

– Из столовой, где мы ели ленч. Я прятался… – у него расширились глаза. – Как же я испугался, папочка.

По его опаленным волосам сбегали тоненькие ручейки воды, заливая глаза.

– Любой бы на твоем месте испугался, – я похлопал его по спине, мне очень хотелось как-то выразить свою любовь. – Твоей храбрости хватило бы на десять тысяч героев, – я старался подобрать подходящие слова. – Не всякий мальчик может сказать, что спас жизнь своему отцу.

Я понимал, что этого мало для него. Нужно было что-то большее, что-то такое, что укрепило бы его чувство собственной значимости, уверенности в себе, помогло управлять своими чувствами.

У меня перед глазами стояла картина, как мой отважный Тоби кинулся на невероятно страшную цель, – маленький человечек, который сумел перебороть отнюдь не детский ужас.

Я улыбнулся:

– Хочешь изучать карате, когда приедем домой?

Его напрягшееся лицо расплылось в улыбке, он смахнул со рта капельки стекавшей с волос воды:

– О, папочка, да!

Я присел, не выпуская обоих из рук, прижимая их к груди, и тут появился Кристофер, за ним вбежали остальные двое. Все они как загипнотизированные смотрели мимо меня на жуткое, неимоверное зрелище.

– Не ходите туда, – проговорил я, толчком вставая на ноги. – Где полковник Гарднер?

– Мы его не нашли, – сказал Кристофер.

– Но… разбрызгиватель?

– Я включил его, папа, – сказал Кристофер. – Я видел, как Генри обклеивал его бумажками с надписью, ну, тогда, когда ты уехал на поезде. Я прекрасно знал, где кран.

– Великолепно, – произнес я, но не было слов, которые могли в тот момент передать мои чувства по-настоящему. – Ну ладно, давайте выбираться отсюда, тут льет настоящий дождик.

Нил хотел, чтобы я взял его на руки. Я поднял его, и он обвил мою шею руками, прижался ко мне, и все мы вшестером, промокшие до нитки, медленно побрели к выходу.

Подъехал в своем джипе Роджер и изумленно уставился на нас.

Наверное, мы выглядели очень странно. Один высокий мальчик и один маленький мальчик прижимались ко мне, трое других окружали меня, и со всех текла вода.

Я сказал Кристоферу:

– Беги, перекрой воду.

Затем Роджеру:

– У нас был пожар в большом шатре. Сгорело немного покрытия, облитого бензином, и несколько досок на полу, но Генри был прав, парусина и не думала загораться.

– Пожар! – Он повернулся к входу, чтобы пойти и самому увидеть, что там такое.

– Хочу вас предупредить, – сказал я. – Там Кит. Он мертв.

Роджер задержался на шаг, потом вошел в шатер. Тут вернулся Кристофер, выполнивший поручение, и все мы – и мальчики, и я – стали трястись не то от шока, не то от того, что стояли мокрыми на легком апрельском ветерке.

– Марш в машину, – сказал я, указывая на автомобиль Дарта. – Вам нужно обсохнуть.

– Но, папа…

– Я еду с вами.

Они уже забрались в машину, когда из шатра вышел Роджер, на нем не было лица.

– Что тут могло стрястись? – озабоченно спрашивал он. – Придется вызывать полицию. Пошли в контору.

Я покачал головой.

– Первым делом мне нужно переодеть детей в сухое. Так им недолго подхватить и воспаление легких. Я вернусь.

– Но, Ли…

– Кит пытался поджечь большой шатер. Но…

– Но, – договорил за меня Роджер, – тот, кто пытается разжечь огонь с помощью бензина, рискует сгореть при этом сам.

Я слабо улыбнулся:

– Верно.

Я отвез мальчиков к автобусу, где все мы, особенно я, хорошенько отмылись в душе, переоделись в сухое, сменив всю одежду вплоть до трусов. Мою клетчатую рубашку с почерневшей, как будто от перегревшегося утюга, спиной пришлось выбросить в мусорное ведро, а не в ящик для прачечной. Кожу на спине саднило, как от солнечного ожога, ничего серьезного. Мне чертовски повезло, что рубашка была из толстой шерстяной ткани, а не из нейлона.