«Система-то с пробелами, – огорчился он, поглядывая на парня, который явно ждал от него ответа, – придется доучиваться на ходу». И, положившись на интуицию, отрицательно замотал головой. Похоже, и такой ответ удовлетворил вопрошавшего. «Может, здоровьем интересовался, – промелькнуло в голове у Тараса, – он ведь тут вроде медбрата».

Боец оказался недалек от истины.

– Ты… долго лежишь, Гисандр, – заметил второй, – надо… Тело… оно… двигаться.

«Надо же, – не переставал удивляться Тарас, – почти все понимаю».

И тут же попытался встать.

От резкого напряжения мышц он покачнулся, голова закружилась, но он устоял, уняв дрожь в ногах. Оба эскулапа удовлетворенно переглянулись, усмехнувшись.

– Хорошо, Гисандр, – кивнул высокий, – теперь…

Тарас опять не понял смысла, но решил, что от него требуют сделать несколько шагов. Сделал. Боль пронзила бок и живот, отдала в ноги, слабость снова накатилась, и он присел на ближайший камень. На лицах наблюдателей отразилось разочарование.

– Больно, – откровенно пожаловался Тарас на незнакомом языке.

– Ты… терпеть, – безразлично напомнил низкорослый парень, даже поморщившись оттого, что услышал жалобу от такого крепкого бойца, как Гисандр, словно тот вообще не мог испытывать боль после ранения, – иначе педоном тебя накажет, когда вернемся в Лаконию.

– Куда вернемся? – пробормотал Тарас, ничего не поняв.

– Встань, – снова скорее попросил, чем приказал долговязый.

Тарас нехотя подчинился. Тот резким движением сдвинул на бок одеяние бойца, оголив живот. Протянул жилистую руку и резко сжал стальными пальцами рану на боку. Тарас взвыл от боли, взмахнув руками и едва не заматерившись по-русски: «Отвали, коновал хренов». Но сдержался из последних сил.

А «коновал» остался доволен увиденным, даже снова потрогал шов, проведя по рубцу пальцем. Видимо, это он и заштопал рваный бок Тараса, пока тот блуждал между мирами в бессознательном состоянии. Так что, можно сказать, этому бандиту Тарас был обязан своим возвращением.

– Пойдем, Архелон, – обратился долговязый к своему спутнику, заканчивая первый «осмотр», – он еще…

– Идем, Эгор, – кивнул тот, – нас ждет…

Но кто их ждет, Тарас опять не понял. У него создалось ощущение, что слух его постоянно дает сбои, доводя до сознания только половину смысла. А оба парня, словно позабыв о стоявшем перед ними «пациенте», развернулись, чтобы уйти.

– Эй, – не выдержал Тарас, – а мне что делать?

– Сегодня… завтра… ходить, – наказал, обернувшись долговязый Эгор, неожиданно протягивая бойцу горсть знакомой сушеной травы, – тело работать. А потом…

Тарас напрягся; похоже, лежать ему больше не дадут.

– Деметрий… нападение на… илотов, – добавил второй «медбрат», которого звали Архелон, – он… ты должен пойти… вместе… если выживешь.

И ушли, не дожидаясь ответа, в сторону лесной тропы. В лагере снова остались лишь малолетки. А смертельно уставший от этого осмотра Тарас, не раздумывая запихал в рот «обезболивающее» и рухнул на тростниковую лежанку, с наслаждением вытянувшись. Он был еще слабоват для походов, но это, похоже, местного «пахана» Деметрия, едва не отправившего его на тот свет, совсем не волновало.

«Значит, день или два у меня еще есть отлежаться, – размышлял он, прикрыв глаза от солнечного света и ощущая, как по жилам разливается горьковатое снадобье, затуманивая перегруженный новыми впечатлениями мозг, – а потом меня поведут на дело, чтобы замазать окончательно. Непонятно вообще, почему не добили. Нет, надо что-то придумать. Сбежать отсюда, что ли, пока не раскололи и не связали по новой? Скоро они стоянку меняют, это ясно. Куда они там собирались возвращаться с добычей, в Лаконию? А это еще что за деревня…»

Не додумав мысль, Тарас сам не заметил, как опять провалился в глубокий сон. А проснувшись, понял, что уже вечер. Неподалеку от раненого сновали молодые пацаны, колдуя над костром, на котором на этот раз жарилось что-то мясное. Присмотревшись, Тарас разглядел в отсветах костра тушу какого-то животного, не то молодого и не слишком крупного кабана, не то барашка. Рядом с огнем стояли пятеро старших парней, у ног которых валялась еще одна туша, больше походившая на крупного козла, судя по рогам. И этот козел был еще жив, но связан. Он то и дело брыкался, пытаясь подняться, но безрезультатно. Путы держали его надежно.

«Интересно, – подумал Тарас, чутким носом втягивая запахи жареного мяса, – добычу они на охоте убили или тоже украли у крестьян? С них станется».

Народ у костра балагурил больше обычного, по всему было видно, что отряд или несколько групп вернулись из своих налетов с большой добычей. Тарас после глубокого сна почувствовал себя лучше и решил было встать, чтобы размяться. Но потом передумал и продолжал лежать, втихую проверяя свои лингвистические способности. Он слушал и подсматривал за говорившими, стараясь в точности понять смысл сказанных слов. Благо за много дней его вынужденного нахождения на этой поляне у ручья вся братия привыкла к нему и уже давно воспринимала его как часть горного пейзажа.

– …он визжал, как свинья, когда Деметрий отрезал ему руку, державшую мешок с зерном, – хохотнул один из старших, рассказывая, видимо, недавно случившуюся историю.

– Свинью у него мы тоже забрали, – поддержал шутку другой парень, невысокий здоровяк со сломанным носом, указав рукой в сторону жарившейся на костре туши. – Нельзя быть жадным, когда тебя просят по-хорошему.

Его шутке рассмеялись и все остальные, находившие поступки Деметрия забавными. Самого предводителя этой стаи у костра не было. Впрочем, как и еще человек десяти из старших. Видно, опять отправился на новое дело. «Неугомонный этот Деметрий, – решил Тарас, радуясь и одновременно пугаясь тому, что понимает практически весь разговор, – просто преступный мозг этой банды. Его надо будет взять первым, остальных будет скрутить легче».

– Сегодня будет настоящий пир, Плидистрат, – добавил здоровяк, вновь указав на подрумянившегося поросенка, – давно такого не бывало.

– Да, – кивнул тот, – ты прав, Книд. Хотя педоном нам и запрещает есть вдоволь, но пока мы здесь одни, надо хоть раз порадовать себя горячей и сытной едой. Деметрий разрешил. В долине Эврота мы долго такого не увидим.

– Это верно, – кивнул Книд, сломанный нос которого был хорошо заметен на фоне пламени, – еще чуть больше месяца и нам придется возвратиться к алтарю Артемиды, где нас ждет отличная порка.

– И многие из нас умрут, отдав души богам, – ухмыльнулся тот, кого называли Плидистрат, – как это случилось со многими тогда, когда нас пороли впервые.[15]

На этот раз всеобщий взрыв хохота заставил Тараса вздрогнуть. Смеялись даже молодые. Боец спецназа смотрел на них тайком, вытаращив глаза, как на полоумных мазохистов или клуб малолетних самоубийц.

– А молодые станут настоящими спартиатами, – продолжил Плидистрат свою мысль, – и получат оружие. Но тебе, Эномай, – заявил он, внезапно пнув ногой под зад наклонившегося за поленом пацана лет десяти, – это пока еще не грозит.

Под очередной взрыв хохота парень упал, ударившись лицом о камень и разбив нос, из которого потекла кровь. Тарас ожидал, что пацан разревется. Но Эномай только стиснул зубы, остановив рвавшиеся наружу слезы, и размазал рукой кровь по лицу, молча глядя на того, кто его так унизил, взглядом обиженного волчонка.

– Молодец, – похвалил его обидчик. – Иди, умойся. Из тебя со временем выйдет толк.

А когда пацан, отбросив все еще зажатое в руке полено, пошел к ручью, исчезнув в темноте, добавил, обернувшись к своему собеседнику:

– Крепкий у тебя брат, прямо как ты.

– Да, в нашем роду все хорошие бойцы, – ответил Книд, погладив свой сломанный нос.

– Помнишь, как год назад мы с тобой схватились у моста через Эврот из-за того, кто пройдет по нему первым? – поинтересовался все таким же веселым тоном Плидистрат, упершись кулаками в бока.