Его паспорт подтверждает, что ему двадцать восемь. Неуместно просить Хану оценить его внешность, но она, словно услышав мои мысли, говорит:

– Все говорят, что он хорош собой.

Я захлопываю паспорт и бросаю его обратно на стол.

– Откуда ты знаешь?

– Мама не перестает указывать на то, какой он красивый, всякий раз, когда всплывает его имя. А потом говорит, что мне нужно брать его в пример и лучше ухаживать за бровями. К тому же ты сама его видела.

Да, видела, и это определенно тот парень, которого я отправила в ванную. Я прислоняюсь к кухонной стойке.

– Я подумала, что он убийца, и наставила на него нож.

– Ты ранила его? – спрашивает она с тревогой.

– Нет.

– Хорошо. Я уверена, что у него имеется медицинская страховка, но поножовщина – это недружелюбный прием, с точки зрения кросс-культуры[12]. Ари, прости, что сваливаю это на тебя, но он все-таки родственник и находится в затруднительном положении.

Он все же кузен Ханы, и я не могу его выгнать вон, поэтому приходится смириться с наличием нового жильца в квартире.

– Как долго он здесь пробудет?

– Не могу сказать. Но он тихий, – добавляет она.

Хоть какое-то разнообразие, поскольку Хана обладает темпераментом яркой личности.

– Что такого стряслось, раз ему пришлось прыгать на рейс в Торонто?

Она тяжело вздыхает.

– Разрыв отношений. Тяжелый.

Плохие новости. Не хочу показаться злючкой, но у меня большая нагрузка. Если незнакомец будет хандрить, попивая мерло из бутылки, и выслеживать свою бывшую в социальных сетях под аккомпанемент сентиментальных баллад, это не очень хорошо скажется на моей продуктивности.

Не успела тревога осесть, как голову поднял новый страх.

– Твоя мама приедет навестить его? – Вечная борьба Ханы за установление границ со своей матерью так пока и не привела к какому-либо ощутимому успеху. Если ее мама пронюхает, что поблизости томится раненая птица семейства Чхве, то я могу попрощаться с мирной домашней жизнью.

Хана фыркает.

– Боже, нет. Джихун держит это в секрете. Никто, кроме меня, не знает, что он здесь, поэтому не размещай его фотографии в своих социальных сетях. Ты же знаешь, она мониторит их, проверяя, чем я занимаюсь.

– Как будто я собиралась это делать. – Она же сказала, что он будет вести себя тихо. – Ладно, пусть остается.

Хана визжит от восторга.

– С меня должок, обещаю.

Прежде чем я успеваю ответить, с неприятным причмокиванием она посылает мне поцелуй по связи и отключается.

Я кладу телефон на стойку и убираю нож обратно в деревянную подставку. Быстро застегивая блейзер, я выхожу в коридор и стучу в дверь ванной.

– Э-э. Джихун?

– Вы вооружены? – Теперь, когда мои страхи улеглись, я замечаю, что у него глубокий хрипловатый голос без особого корейского акцента.

– Я отложила нож после того, как Хана поручилась за тебя.

Дверь открывается, и Джихун, отойдя к дальней стене, чтобы увеличить расстояние между нами, с опаской поглядывает на меня. Только теперь я улавливаю черты семейного сходства с Ханой. У обоих одинаково острые скулы, переходящие в сильную линию челюсти, и заостренный подбородок. Но даже с таким безупречным костным каркасом он выглядит совершенно разбитым. Темные круги под глазами, бледные губы плотно сжаты.

– Я – Ариадна, – представляюсь я с профессиональной улыбкой, которую обычно использую для работы и социального взаимодействия. Этого достаточно, чтобы передать сигнал «Я дружелюбна и не желаю вам зла», не располагая к чему-то большему.

– Ариадна, – он делает шаг вперед и произносит мое имя осторожно, выговаривая все слоги, так что оно звучит, как музыка. – Чхве Джихун. – Он слегка кланяется. Повисает неловкое молчание, пока он не спрашивает: – Мне можно выйти?

– Конечно. – Я отхожу в сторону. – Я покажу тебе комнату Ханы.

Он тащит два самых больших в мире чемодана и закрывает дверь спальни, напоследок одаривая меня вежливой улыбкой. Отлично, теперь я избавлена от неуклюжих светских бесед и могу сосредоточиться на памятной записке, которая должна быть готова к завтрашнему утру. Головная боль, просидевшая в засаде весь день, заявляет о себе. Я достаю из чехла ноутбук, но слишком рассеянна, чтобы работать. Вместо этого я наливаю стакан воды и устраиваю тихое скорбное прощание со столь желанным безмятежным одиночеством. Присутствие незнакомца в моем пространстве требует от меня быть общительной и дружелюбной, а не расслабляться с нечищеными зубами и в драных легинсах. Мне придется быть «включенной» постоянно, а не только на работе. Даже думать об этом утомительно, но я уже согласилась, и ничего уже не поделаешь. Влипла так влипла.

Я допиваю воду и отправляю Хане краткое сообщение, подробно расписывая, как она мне теперь должна. Затем, больше не в силах откладывать неизбежное, я выкидываю Джихуна из головы и открываю ноутбук.

Мой неизменный утренний распорядок включает в себя одно нажатие кнопки повтора сигнала будильника, мысленный обзор повестки дня, несколько глубоких вдохов, чтобы справиться с грузом предстоящих проблем, и попытки вытащить себя из постели. Этим утром мой ритуал прерывается сообщением.

Алекс Уильямс – вице-президент по связям с общественностью компании звукозаписи «Хайфен Рекордс»[13] и его сообщение не сулит мне ничего хорошего. Я смотрю на экран затуманенными глазами и пытаюсь настроиться на рабочий лад, и это после четырех часов сна. Разумеется, все усилия тщетны.

Звонит телефон, и я беру трубку, скидывая с себя одеяло.

– Нет – это законченное предложение, Алекс. К тому же сейчас шесть утра.

– Выбора нет. Ты – юрист «Люкс»[14]. Поскольку «Хайфен» является клиентом «Люкс», у нас общая проблема. Технически я назвал это услугой просто из вежливости, но все куда серьезнее. Инес сказала, чтобы я звонил тебе напрямую.

«Люкс», элитный консьерж-сервис, обслуживающий богатых, знаменитых и в высшей степени придурковатых, – самый хлопотный, но в то же время самый привлекательный из моих клиентов. «Люкс» может предоставить любые потребительские товары или услуги тем, кто способен щедро заплатить: от эксклюзивных ужинов и прогулок в экипаже, запряженном лошадьми белой масти, выкрашенными в мятно-зеленый цвет, до просмотра выступления аргентинской труппы клоунов-акробатов в парке. Компанией владеет Инес, невозмутимая женщина, которую все знают исключительно по имени, как Мадонну или Шер. Из всех известных мне женщин такая самопрезентация может сойти с рук только Инес, поскольку она создает мощный эффект присутствия, заполняя собой любое пространство, где появляется.

– Неужели кто-то из ваших рок-звездных инфантилов облажался? – Я опускаю слово «опять».

– Эй, как будто раньше такое бывало.

– Выкладывай детали.

Все так, как я и ожидала. Рок-группа, у которой славы больше, чем мозгов, разгромила снобистский ресторан, где «Люкс» устроил им приватный вечер от шеф-повара. Поскольку «Люкс» организовал мероприятие, им предстоит взять на себя ведущую роль в работе с командами пиарщиков и юристов «Хайфен», чтобы разрешить конфликт с рестораном и замять скандал. Теперь это становится головной болью и для меня как для адвоката компании «Люкс».

Мне не впервой сталкиваться с такими проблемами – клиенты «Люкс» бывают токсичным сочетанием властной требовательности и пренебрежения социальными нормами, – но ситуацию усугубляет необходимость вытаскивать кучу зазнавшихся придурков из ямы, которую те сами себе вырыли. Работая с «Люкс», я давно усвоила, что селебрити – это блестки человечества: они приятны глазу, бесполезны, кроме как для показа на вечеринках, и уборка после них превращается в сущий кошмар.