Это очень интересно, так как подразумевает совсем новый тип власти – пастырство. Ее суть в том, что владыка становится, прежде всего, посредником между Господом и народом: правитель имеет данное ему свыше вдохновение (харизму), отчитывается перед хозяином народа, то есть перед Господом, и его ошибки могут гарантировать ему не просто осуждение сената и народа, а настоящие вечные адские муки. И еще пастырь готов положить жизнь за свое стадо, даже за некоторую его часть. То есть он примет смерть, если того будет требовать спасение ему подвластных.

Кроме того, король-пастырь может быть не понят, осмеян и даже убит. Как были не поняты, изгнаны и убиты ветхозаветные пророки. По этой причине Августин – а за ним и другие мыслители Средневековья – признаёт за монархом мученическое достоинство.

Сцены из жизни святого Августина Гиппонского

Ок. 1490. The Metropolitan Museum of Art

А что же народ? Народ, по Августину, только тогда собирается из простого множества людей именно в народ, когда объединяется любовью к своему государю и к Господу. Смотрите, в этих рассуждениях даже прослеживается динамика: по Цицерону, народ объединяет utilitas – польза, а по Августину – уже любовь, которая заставляет действовать так, чтобы приносить пользу себе и окружающим. Но ключевое здесь то, что монарх и народ связаны любовью.

Теперь давайте вспомним еще одну схему трех сословий из школьного учебника: первое сословие – монахи, священники и прочие кардиналы, второе – рыцари, графы и короли, а третье составляют все те, кто не сумел пробиться в первые два. Так вот, эта схема не имеет с исторической реальностью ничего общего. Реальность гораздо сложнее и интереснее.

Но перед тем как перейти к сути, нужно сделать одно важное замечание. Сословное деление средневекового общества не имеет никакого отношения к классовому делению по Марксу, и не стоит их путать. Люди делятся по сословиям независимо от их права собственности на средства производства. Ключевое отличие – тип исполняемой деятельности. Монахи, безотносительно их орденской принадлежности и богатства, идут в одну сторону, а светские феодалы – в другую.

Итак, о трехчастной структуре общества первым (или одним из первых) заговорил Адальберон Ланский. Он выделил три сословия – молящихся, воюющих и работающих, оформив это в традиционный для своей эпохи юридический парадокс: «Три тела включает в себя государство, однако вместе они образуют единое тело Церкви»[2].

У каждого сословия была определенная монополия, право, которого не имели оставшиеся два. То есть, по мнению Ле Гоффа, толковавшего сочинение Адальберона, каждое сословие мыслило себя в оппозиции к двум другим, понимаемым как единое целое.

Первое сословие, oratores, – молящиеся. К ним относились не только клирики, то есть монахи, священники и епископы, но и все те, кто имел право получить поставление в священный сан. А именно холостые образованные мужчины – иначе говоря, к этому сословию автоматически относились все студенты университетов и школяры соборных школ. И на них распространялись определенные права, ключевым из которых была неподсудность светскому суду.

Если говорить об остальных правах этого сословия, то это право на язык, закон и время. Что это значит? Важные юридические термины, перед тем как войти в светский узус, сначала обрабатывались в университетах и монастырях. То есть сперва книги попадали к монахам и магистрам, а уже потом слова из них, так или иначе осмысленные и стилистически окрашенные, переходили в мир.

Месса святого Григория

1511. The Cleveland Museum of Art

Проиллюстрирую примером. Все мы знаем, что в Средние века особой демократии в мире не наблюдалось. Кроме Италии, да и в ней она была весьма условной. Такой порядок, в свою очередь, шел от того, что Платон и Аристотель полагали демократию не лучшей формой правления. И это представление транслировалось миру именно через сословие молящихся.

Можно сказать, что они держали в руках главный словарь своего мира, а вместе с ним и его аксиологию. Что есть благо, а что есть зло, что рекомендовано, что дозволено, а что строжайше запрещено – все это определяло именно первое сословие.

Кроме того, в их руках было время, то есть время постов и работы, время обязательных перемирий и прекращения военных действий. Обо всем этом оповещал звук церковного колокола. Но когда главные городские часы переезжают на ратушу, власть первого сословия начинает ослабевать. Скажем так, секуляризация времени – это один из важных маркеров этого процесса.

Второе сословие – bellatores, воюющие. Кажется, тут все ясно – эти люди воевали. Но не только. Они обладали монополией на насилие. Как внешнее, так и внутреннее. То есть у них было право на администрирование жизни. Установление законов, принуждение к подчинению, сбор налогов, наказание преступников – все это держалось в руках второго сословия. Как вы помните, король, признанный глава второго сословия, владел не одним мечом, а двумя – мечом войны, хранителем которого был коннетабль, и мечом справедливости, хранителем которого считался палач.

Но это все понятно и не особо сложно. Самое интересное начинается, когда мы подходим к третьему сословию – laboratores, работающие. Вспомните, что в наших школьных учебниках в него включали тех, кому не повезло попасть в первые два: купцов, ремесленников, крестьян, то есть всех скопом. Но дело в том, что теория трехчастного общества по Адальберону выглядит совсем иначе. К третьему сословию относилась верхушка горожан. Только верхушка: богатые купцы, главы ремесленных гильдий, выдающиеся мастера. Для того чтобы считаться laboratores, необходимо было получить наследство и приумножить его не менее, чем вполовину (подробнее об этом есть у Ле Гоффа в «Цивилизации средневекового Запада»). И что самое важное, член третьего сословия противопоставлялся «беднейшим, работающим своими руками».

Лукреции Ченчи и Беатриче Ченчи отрубают головы в Риме: палач поднимает голову Беатриче, брат которой падает в обморок при виде этого зрелища

Гравюра, ок. 1850. Wellcome Collection

Получается, что большая часть средневекового европейского мира не попадала в трехсословное общество. Это бедняки, которые его окружали. Но вместе с тем именно для них и существовали три сословия. Они тоже часть тела Церкви, а значит, они тоже нуждаются в просвещении и спасении. Именно для их блага священники и монахи пытались познать законы мироздания и внушить представление об истине им и всем остальным. Для их пользы воины устанавливали справедливые законы и оберегали от врагов, а хитроумные laboratores делали мир лучше, наполняя его разными товарами и изобретениями. И в понимании Адальберона совокупное усилие всех трех сословий должно было просветить и научить всю эту невежественную массу.

И возглавлял этот мир папа, задачей которого было решать, направлять, советовать и судить. Ибо власть короля и даже императора – несовершенна.

Папа в папском кресле по пути в часовню

Гравюра, 1585. Rijksmuseum

Средневековое понимание власти выглядело следующим образом. Есть potestas – власть природная, связанная с правом и возможностью проливать животворные жидкости: свое семя, свой пот и вражескую кровь. На русский это понятие можно перевести как «могущество», немцы переводят как Macht – мощь.