Литмир - Электронная Библиотека

– Теперь о сути нашего предложения, – продолжал Уинстон. – Мы хотим, чтобы вы занялись сбором и аналитикой некоторых фактов и явлений, которые нас тревожат. Эта ваша деятельность в значительной степени поможет предотвратить различные губительные явления мирового масштаба, такие как войны, эпидемии, техногенные катастрофы и даже стихийные бедствия. Да-да, я говорю не только о войнах. Современные технологии позволяют врагам человечества искусственно вызывать землетрясения, наводнения, смерчи, ураганы, эпидемии и все то, что уносит жизни пока еще сотням тысяч, а вскоре, если им не помешать, и миллионам людей. Если вы примите наше предложение, то в самые ближайшие дни вам нужно вылететь в Китай. У вас будет практически неограниченный бюджет для сбора информации, дабы вы могли действовать исключительно по своему усмотрению.

– А если я запрошу миллион? – хмыкнул Лучинский.

– Напомню вам эпизод из романа Дюма «Граф Монте-Кристо». Уверен, что вы его читали. Припомните: напыщенный барон Данглар, хвастаясь капиталами своего банка, заявил: «Даже если бы вы потребовали у нас два миллиона франков наличными, мы на следующий же день предоставили вам эту сумму». «Два миллиона? – притворно удивился Монте-Кристо. А на что мне два миллиона? Такую мелочь я всегда держу при себе», и граф достал из бумажника четыре банкноты по пятьсот тысяч франков каждая. Припоминаете этот эпизод? Так вот, если вы меня хотели смутить расходами в миллион, то вам этого сделать не удалось. Конечно, мы располагаем значительным капиталом, вполне возможно, что выполнение какой-либо вашей миссии потребует и миллиона, и большей суммы, но не будем забегать вперед. И стоит ли мне , раз уж речь зашла о материальной стороне дела, рассматривать это как ваше согласие?

– Вы, Уинстон, говоря терминами борцов, все время норовите перевести схватку в партер, чтобы припечатать соперника к ковру лопатками. Я не могу ответить на ваше предложение прямо сейчас, – твердо заявил Роман. – Как вам, не сомневаюсь, известно, я отошел от дел. К тому же у меня семья…

– Ах, оставьте! – с явной досадой воскликнул Уинстон. – У меня сложилось мнение, что ни в руководстве вашей разведки, ни в правительстве не осталось здравомыслящих людей. Ни одна спецслужба мира не могла бы себе позволить, чтобы разведчик вашего уровня отошел от дел. Был бы жив наш незабвенный друг Элиэзер, он бы сумел им мозги вправить. Что же касается вашей             семьи, то и в этом щепетильном вопросе я тоже не собираюсь быть с вами деликатным. Роман, даже из короткого нашего сегодняшнего разговора я, самонадеянно полагаю, понял о вас много. Ну кого вы обманываете, говоря о семье? Сами себя? Если вы живете рядом с этой прекрасной женщиной и хорошо друг к другу относитесь, это вовсе не значит, что вы – семья. Прощения не прошу – на правду не обижаются.

– Как я могу сообщить вам о своем решении? – спросил Лучинский, стремясь как можно скорее закончить этот неприятный для него разговор; чтобы все как следует обдумать и по многолетней привычке проанализировать. Услышанное им было столь необычным, что требовало глубочайшего осмысления.

– Я не сомневаюсь в вашем решении и потому прошу с ответом не затягивать. Как только решите, купите в официальном салоне связи новый мобильный телефон любого производителя. Номер тоже должен быть новым. Как только вы включите аппарат, мы с вами свяжемся и в течении трех минут обеспечим полную конфиденциальность разговора. Возможно, с вами будет говорить другой человек, но в качестве пароля он назовет себя Уинстоном.

– Об этом не может быть и речи, – твердо заявил разведчик. – Говорить буду только с вами. Появление любого третьего лица повлечет за собой немедленное прекращение наших взаимодействий, на каком бы этапе они не находились. Так что, если хотите со мной сотрудничать, живите долго, – и не дав собеседнику возможности вставить в разговор ни единого слова, Роман Лучинский решительно захлопнул крышку компьютера.

Часть первая

Если наступит завтра

Глава первая

– Эля, мне, наверное, придется на несколько дней уехать, – сказал он жене через несколько дней после разговора с тем, кто представился, ни больше, ни меньше, как членом мирового теневого правительства.

– В таком случае я тоже поеду в Испанию, дочку проведаю, с маленьким потютюшкаюсь, а то он скоро бабушку узнавать перестанет, – спокойно, похоже, даже с радостью, откликнулась Эльвира, и Роман про себя отметил, что она даже не поинтересовалась, куда, насколько и зачем он едет. Отметил без горечи, скорее, просто зафиксировал как факт, как данность.

***

Днем, в крупном торговом центре, он приобрел телефон и едва активировал номер, раздался звонок.

– Рад вашему решению, место прибытия – Пекин, инструкции получите на месте, – деловито и кратко прозвучал в трубке уже знакомый ему голос.

Спустя полчаса посыльный вручил ему пиццу, которую он не заказывал. Открыв коробку, Роман обнаружил запаянную в целлофан кредитную карту авторитетного во всем мире банка.

***

Самолетов он не любил, боясь признаться самому себе, попросту боялся. Индульгенцию страха оправдывал самозащитой: я не птица, чтобы летать, предпочитаю по земле ходить. Даже во время многочасовых трансконтинентальных полетов уснуть не удавалось ни разу, разве что вздремнуть на несколько минут. Коротал время – летал всегда только по необходимости – обдумыванием предстоящей операции. Вот и теперь, было о чем поразмыслить, взвесить и обдумать. Но вместо анализа ситуации, заслоняя логику необходимости, хронологически четко, к тому же зримо, будто смотрел фильм, то уныло черно-белый, то ярко цветной, возникали картины никуда не исчезнувшего прошлого.

***

…Шумный, пыльный, всегда разноязыкий город, в котором он родился, был похож как две капли, на архаичный восточный базар, каковым по сути и являлся – приветливым, неприхотливым, в меру лжи¬вым, но чрезвычайно при этом добродушным и госте¬приимным.

Когда-то несостоявшийся вождь мирового пролета-риата сослал сюда весь цвет неугодной ему российской профессуры, цинично обозвав эту акцию «эшелоном науки». Аборигены с удивлением взирали на почтенных седовласых старцев в пенсне, с непривычными здесь бо-родками клинышком, даже в несносную азиатскую жару не позволявших себе выходить из дому без галстука и пид¬жачной пары; с удовольствием слушали в городском саду музыку духового оркестра, а облаченного в белый мундир с золотыми аксельбантами дирижера почитали если уж не царем, то его наместником – точно. Разделенные ши¬роким арыком части города – европейская и азиатская – жили каждая своей жизнью, ничуть друг другу не мешая.

Как от первого попадания фашистской бомбы пере-мешалась земля, так перемешалось все в этом городе. Сюда эшелонами хлынули со всех концов необъятной страны эвакуированные, и было просто непонятно, как нашлось место людям, заводам и даже киностудиям в городе, который уже много лет снискал, а теперь под-тверждал каждодневной своей жизнью славу и благород-нейший статус: Ташкент – город хлебный.

***

Ромкина семья прибыла в этот край с одним из пер¬вых эшелонов. От неминуемой гибели семью спасла будущая Ромкина мать, которой в сорок первом едва ми¬нуло двенадцать. Когда они втроем – две дочери и мать, старший брат девчонок еще в 39-м был призван в Крас-ную армию, возвращались с эвакопункта, двенадцати-летней Соне в туфельку попал камешек и слегка поранил ногу. Она присела на обочину и долго хныкала, жалуясь на боль и не желая идти дальше. Двинулись только после строгого материнского окрика. Их дом, куда они шли, чтобы собрать вещи, уже был виден, когда в него угоди¬ла немецкая бомба. От дома осталась только каменная пыль. Окажись семья возле дома хоть на несколько минут раньше… Словом, обычная для того необычного времени история.

Сначала их отправили в колхоз, где они, все трое, выращивали и собирали хлопок. В сорок третьем пере-брались в Ташкент. Городские власти выделили эвакуи-рованным по делянке земли, помогли кой-какими строй-материалами. Впрочем, основной стройматериал валялся в буквальном смысле под ногами. Из глины, соломы и кизяка местные в огромных деревянных формовочных корытах месили ногами густую смесь, которая потом, обожженная нещадным азиатским солнцем, превраща-лась в довольно прочные кирпичи. На семью из трех че-ловек полагалась девятиметровая комната. Четыре палки, навес из толя или рубероида и керосинка либо керогаз, установленные перед входом, вполне заменяли кухню. Называлась все это красивым претенциозным словом «палисадник». Глинобитные мазанки, построенные эва-куированными, замкнутым прямоугольником образо-вывали коммунальные дворы. С началом весны во двор выносились раскладушки, сборные кровати, сколачива-лись деревянные топчаны. Днем старухи, каждая в своем палисаднике, готовили еду и варили варенье, дети играли на топчанах, делали уроки, ночью здесь же спали. В кино и в баню отправлялись не семьями, а целыми дворами.

2
{"b":"922557","o":1}