Он не ожидал скорого ответа и потому был удивлен, что Ахмад ар-Равийя прервал разговор согласием.

– Твои предки были мудрыми людьми и воспитали тебя правильно, – заявил он. – Я благословляю тебя и буду внимательно следить за твоими успехами. Ты получишь рекомендательное письмо, за тебя поручатся весьма уважаемые люди, не подведи их, – добавил ста-рик многозначительно.

– Благодарю вас, учитель, – позволил Закир себе та¬кое обращение. – Я буду молить аллаха, чтобы он прод¬лил ваши дни.

***

Лысый Абу Нувас пришел в полный восторг, услышав подробный рассказ Закира о том, как ему удалось убедить старика ар-Равийя. А вот сидевший поблизости в той же кофейне, загримированный до неузнаваемости, Галь был невесел. Он уже знал, что товарищ отправляется для вы¬полнения нового, крайне опасного задания, и сожалел, что их пути, по всей видимости, теперь расходятся. Все это время, с тех пор, как они приехали в Пакистан, он незримо находился рядом. Роль страхующего не обижа¬ла – Галь понимал, что его товарищ куда более талантлив и основное задание, в итоге, предстоит выполнять имен¬но Волку. И сейчас он грустил лишь оттого, что не может, не имеет права подойти к другу и хотя бы молча пожать ему руку. Да что там руку пожать! Он даже взглянуть в сторону стола, за которым сидел Волк, и то не смеет, чтобы невзначай себя не выдать.

***

Волк-Закир знал, что завербоваться в иностранный легион непросто. Нужно было пройти через тщательно законспирированную сеть посредников, явок, иметь необходимые рекомендации, чтобы вызвать доверие и оказаться в Африке на стороне воюющих по¬встанцев. Но «его биография», а также рекомендательное письмо и благожелательная характеристика Ахмада ар-Равийя открыли перед ним и эти тайные двери. Вербов¬щик лишь высказал сомнение по поводу того, что у За¬кира нет боевого опыта.

– Я силен физически, могу смело сказать, что метко стреляю, а в драке один стою пятерых, – надменно за-явил Закир, ему было не до скромности.

– Хорошо, – согласился вербовщик. – Рекоменда¬ция людей, которые тебя к нам направили, стоит дорого¬го, надеюсь, ты оправдаешь их доверие. Как будем звать тебя?

– Называйте меня Китаец, – заявил Закир, вспом¬нив свое еще школьное прозвище.

– Почему Китаец? Но ты вовсе не похож на китайца.

– Поэтому я и придумал себе такое прозвище, – по-яснил новобранец.

Вербовщику было не до психологических изысканий, да и какая в конце концов разница, как будет называться этот очередной кандидат в покойники. Так в деле пакистан¬ского наемника в графе «имя» появилась запись: «Китаец».

***

Какими они все были подонками. Красные бригады, и черные, зеленые и прочих разных цветов, которыми они себя называли. Они уничтожали людей, не задумываясь, кто эти люди. Молоды они или стары, есть у них дети или сами только начинают жить. Уже вскоре Китаец вполне четко понимал, что для наемников, на чьей бы стороне они не воевали, кровь людская – что вода: они льют ее всюду, куда их посылают, зачастую испытывая при этом садистское наслаждение.

***

В повстанческом отряде, куда был зачислен легионер Китаец, иностранцев было достаточно. Двое из них, явно кадровые военные, не считаясь с конспирацией, между собой спокойно говорили по-русски, полагая, что этого языка никто в отряде знать не может. Китайцу на заня¬тиях с инструкторами приходилось тщательно скрывать свои навыки взрывного дела, проведения разведки на местности и другие специфические знания, которыми он, в свое время, овладел в школе агентов-нелегалов.

Как-то раз, сформировав небольшой отряд, их от-правили в далекий рейд. Когда стемнело и партизаны устроились на ночлег, родезийцы извлекли из рюкзаков по бутылке крепчайшего местного самогона. Вскоре, опьянев и накурившись гашиша, они провалились в глу-бокий сон. Второй из наемников, судя по диалекту он был из Ирана, обратился к Китайцу, явно рассчитывая на его солидарность своим мыслям:

– Тоже мне солдаты, – говорил он, кривя в презри-тельной ухмылке губы, – пушечное мясо. Их даже в плен не берут за полной ненадобностью, чтобы не кормить этот сброд. Просто убивают, и все.

– Но ведь и мы убиваем, – чтобы вывести собеседни¬ка на откровенный разговор, заметил Китаец.

– Мы – это совсем другое дело. Я, например, при¬ехал сюда потому, что не могу не воевать. Когда ты по-чувствуешь, какой это кайф – убивать, держать в своих руках чужую жизнь, тогда ты забудешь обо всем, ты ощу-тишь себя великим и близким к Всевышнему.

– Не смей упоминать имя Всевышнего, когда гово¬ришь об убийстве, – строго одернул его Китаец.

– Да ладно тебе, тоже мне, святоша выискался. Сам, небось, за длинным рублем прикатил. И правильно сделал. Я, например, считаю так. Нам платят за то, что мы воюем, потому что мы умеем это делать хорошо, лучше других. Так же как, допустим, платят умелому каменщику за то, что он строит дом. Хорошо построит – хорошо заплатят. Боль¬шой разницы я не вижу, мы тоже выполняем свою работу. И я не спрашиваю себя, справедлива эта борьба или нет. Мне наплевать, кто из них возьмет верх, чтобы овладеть местными алмазными копями. Я воюю, получаю от этого удовольствие и хорошую оплату. Чего же еще?

А когда через несколько часов началась перестрелка, Китаец пристрелил подонка, позволив себе первую и по-следнюю в Африке эмоциональную вспышку. После он корил себя. Не за то, что убил человека: этот робот, за-программированный только на убийство, и человеком-то не имел права называться. Но, убивая его, Китаец под-вергал риску себя, а следовательно, поставил под угрозу срыва полученное задание. И хотя он действовал, как ему казалось, крайне осторожно, подвести могла любая слу-чайность, от которой не может быть застрахован никто.

Уже вскоре он стал заметной фигурой в своем отряде. Особенно прославился в бою против роты наемников под командованием американца Вильямса, которого Китаец ранил метким выстрелом в самом начале боя, вы¬ведя надолго из строя. Партизаны наголову разбили роту наемников благодаря тактике, разработанной Китайцем. О смелости этого человека среди повстанцев Родезии уже слагали легенды.

Через год, когда истек его контракт, Китайцу предло-жили стать инструктором. Он отказался. Приказ возвра-щаться уже был получен. Но даже если бы ему пришлось задержаться, он бы придумал любые отговор¬ки, только чтобы не обучать этих и без того озверевших головорезов еще более совершенным методам убийства.

***

Изысканно одетый молодой блондин с шевелюрой густых волос и крупными дымчатыми очками на лице вышел из последнего вагона электропоезда, прибывше¬го в Цюрих, и по подземному, ярко освещенному пере¬ходу направился в сторону Банхоф-штрассе. Подойдя к цюрихскому озеру, он у входа в парк купил только что запеченную румяную сосиску с горячей булкой, от души добавил пряной дижонской горчицы и с видимым удовольствием поглощал свой завтрак, устроившись на скамейке в тени густого дерева. Народу в этот еще довольно ранний час в парке было немного, и блондин издали заметил неспешно приближающегося человека в клетчатом пиджаке. Незнакомец присел ря¬дом и, поздоровавшись на иврите, извлек из бумажника пятидесятишекелевую купюру. Банковский номер на ней был тот, что навсегда отпечатался в памяти разведчика.

– Называйте меня Марк. Я ваш новый куратор. Вам передает привет бригадный генерал. Он просил сказать, что не ошибся в вас и работой доволен. Это, кстати, и мнение Центра – руководство считает, что свою задачу в Родезии вы вы¬полнили полностью.

– Спасибо за такую оценку, приятно слышать. А ге-нералу прошу передать привет, я очень хорошо помню и ценю его уроки.

– Передам непременно, – кивнул Марк. – Вам надо возвращаться в Карачи. Коридор для возвращения уже проработан. Первый визит к Ахмаду ар-Равийя. Старик вас заждался. Он уже уши всем прожужжал о вашей сме-лости и отваге, которые он же, оказывается, в вас и все-лил. Так что не вздумайте это опровергать и не забудьте его поблагодарить в самых изысканных выражениях. На лесть скупиться не надо. Ближайшие полгода проведете в медресе, думаю, с этим проблем не возникнет. А по¬том – Афганистан.