– Я хотел бы поговорить с паном Бутылло, – робко произнес Генрик.

Она подошла ближе и остановилась в шаге от Генрика. Ее совершенно не смущало, что она одета так легко.

– Мой муж еще спит, лег отдохнуть после обеда, и до сих пор не проснулся.

Голос у нее был грубый, почти мужской, что неприятно поразило Генрика.

Она отворила дверь и провела их в слабо освещенную прихожую. Оттуда они вошли в большую комнату. Снаружи вилла казалась маленькой и скромной, напоминая домики, которые строили на окраинах отставные железнодорожники. Но внутри дом был обставлен роскошно, что и давало ему право именоваться виллой.

Хотя хозяин и торговал предметами старины, в его квартире не было ни одной старинной вещи. Все здесь было ультрасовременным: и толстый пушистый ковер на полу, и тахта у камина, и мягкие кресла, и встроенные в стену шкафы.

– Будьте добры, подождите. Сейчас я позову мужа, – любезно сказала женщина и исчезла в дверях, ведущих в соседнюю комнату.

– Черт побери! – выругался Генрик. – Почему всегда так получается, что любой болван с набитой мошной может добиться успеха у самой красивой женщины?

– А если он не только богатый, но и красивый? – спросила Розанна.

Он не был красив. В длинном коричневом халате, высокий, солидный, с землистым цветом лица, уже пожилой, он производил неприятное впечатление. Волосы были тщательно прилизаны и, наверное, подкрашены, потому что их чернота чересчур контрастировала со старческим лицом.

– Слушаю вас. В чем дело? – спросил он довольно грубо. Он не собирался вести долгих бесед. Генрик встал и коротко рассказал о своем деле. Во время объяснений Генрика Бутылло смотрел в окно через его голову.

– Сестра магистра Рикерта, – закончил свой рассказ Генрик, – нашла записную книжку своего брата. Из записей явствует, что Рикерт купил тросточку у вас. Поэтому я позволил себе вас побеспокоить.

Тот пожал плечами.

– Я смогу рассказать об истории трости лишь очень немногое. Приобрел я ее в сорок шестом году у одного спекулянта, который продавал в Лодзи различную рухлядь. Даже не знаю, как его зовут и где он живет. Это, наверное, немецкая тросточка, которую он стащил в каком-нибудь богатом имении.

Разговор можно было считать законченным. Войдя в комнату, Бутылло не подал руки, поэтому на прощание Генрик ограничился легким поклоном.

Молча шли они по шоссе к трамвайной остановке. Розанна, казалось, была огорчена неудачей. Но Генрик весело помахивал тросточкой. Вдруг он остановился.

– Черт подери! – воскликнул он. – Я оставил у них свой портсигар! – И побежал к дому Бутылло. Через пять минут он вернулся, и они продолжили свой путь.

Не успели они еще дойти до остановки, как мимо по шоссе, в сторону Лодзи промчался желтый «вартбург» За рулем сидел Бутылло.

– Как быстро он успел переодеться, – заметила Розанна.

– Подождите, пожалуйста, я еще раз сбегаю к Бутылло, – быстро проговорил Генрик.

– Снова? – удивилась девушка.

– Пани Бутылло осталась одна.

– Любовь с первого взгляда? – произнесла она насмешливо. – Муж уехал, а вы через окно и в спальню? Такой бедняк, как вы, ей ни к чему.

– Бутылло – это тот тип, который выдавал себя за Рикерта. Я узнал его по голосу, как только он произнес ту же фразу, что в квартире покойного: «Слушаю вас. В чем дело?»

Он оставил Розанну на шоссе и быстрыми шагами направился к вилле. В саду он встретил пани Бутылло. Она была уже в платье и несла домой сложенный шезлонг.

– Простите, – обратился к ней Генрик, – я вернулся, чтобы спросить вашего супруга об одной вещи.

– Муж только что уехал в Лодзь. Разве вы не видели его?

– Нет, не видел, – произнес Генрик, тщетно пытаясь изобразить на лице светскую улыбку. – Речь идет о сущем пустяке. Я расспрашивал вашего мужа об этой тросточке, – тут он ловко подбросил свою трость вверх, – но я забыл самое главное. У кого ваш муж купил ее?

Она посмотрела на него с веселым любопытством.

– Вот уж не думала, что вы приехали к нам ради нее… – А вы знаете, что там внутри? Штык. Показать?

– О нет, нет, – воскликнула она, смеясь.

– У этой трости интересная история, мне хочется узнать ее и описать в серии статей. Именно поэтому я и пришел к пану Бутылло.

– Ничем не могу вам помочь. Вам лучше еще раз встретиться с мужем. Его дела меня мало интересуют. Понятия не имею, у кого он мог ее купить. Помню только, что в нашем доме она появилась только в этом году и сразу же исчезла. Муж продал ее пану Рикерту. Я даже представления не имела, что там спрятан штык.

Он поцеловал ее холодную загорелую руку, пахнущую жасмином. Закрыв за собой калитку, он бросился бежать и успел еще догнать трамвай, идущий в сторону Лодзи.

– Это он, Бутылло, выдавал себя за Рикерта, – без конца повторял он Розанне во время обратной дороги. – Много бы я дал за то, чтобы узнать, зачем он так сделал и почему он уже дважды уклонился от ответа, когда я спрашивал о происхождении тросточки. – Первый раз сослался на болезнь, во второй – рассказал, что купил трость у спекулянта еще в сорок шестом году. А жена его говорит, что тросточка появилась в их доме только в этом году.

– Может быть, он держал ее в подвале или где-нибудь в чулане…

– Возможно, – неохотно согласился он. – Почему, однако, он не сказал мне прямо: «История тросточки мне неизвестна. Я случайно купил ее у спекулянта»? Объяснение может быть только одно: Бутылло невыгодно, чтобы я знал правду о происхождении трости. Если принять такую гипотезу, то становится понятен телефонный разговор с таинственным реквизитором. За обыкновенную трость мне предложили три тысячи злотых. Кому-то очень нужно, чтобы я не допытывался о ее родословной. Тем сильнее во мне желание узнать ее!

– Пока у вас одни подозрения. Но мне неясно, к чему Бутылло так тщательно скрывать историю приобретения трости? Не купил ли он ее у какого-нибудь вора?

– Или у убийцы, который боится разоблачения.

– Вы шутите!

– В тросточке штык. Ведь не для украшения же он!

– Это было полвека назад, первого ее хозяина давно нет на свете.

– Вы сказали: первого хозяина. А кто знает остальных хозяев? В чьих руках она была и кому служила? Вот что меня интересует.

В пять часов вечера они вернулись в Лодзь. Тут Генрик вспомнил, что сердится на Розанну. Он попрощался с ней очень холодно, не назначив новой встречи. Она, в свою очередь, равнодушно повернулась к нему спиной, вскочила в автобус и поехала по Петрковской улице.

29 мая, ночь

Его разбудил звонок. Зажег ночник, посмотрел на часы – без пяти одиннадцать. Подбежал к двери и широко распахнул ее. В холле горел свет. Он увидел Розанну.

– Едва успела, могли закрыть парадное, – сказала она, тяжело дыша.

Без всяких объяснений, не обращая внимания на то, что Генрик был в пижаме, она прошла прямо в комнату. Светлый плащ девушки был сильно запачкан. Розанна швырнула на кресло большую кожаную сумку. Потом накрыла сумку плащом. Сама села в другое кресло, потянулась, зевнула.

– Я буду у вас ночевать.

Генрика снова возмутило, что она так бесцеремонно распоряжается в его квартире. Он указал ей на стоящее в углу кресло-кровать.

– Хорошо, – кивнула она.

Пошла в ванную, вскоре он услышал шум колонки. Генрик разложил кресло, вытащил из тахты запасную подушку, чистые простыни и теплое одеяло. Приготовил постель, а так как купание затягивалось, он оставил маленький свет и лег на тахту. Она вошла в комнату в купальном халате.

– Я не могла идти к себе: Лолек с ребятами поджидали меня у моего дома.

Погасила лампу, скрипнули пружины кресла-кровати.

– Я знаю, вы думаете обо мне очень плохо. Но вы ошибаетесь.

Ее ложь бесила Генрика. Он подумал, что Розанна может, чего доброго, его обворовать. А обращаться в милицию, не зная ни ее имени, ни адреса, смешно.

Поднялся с тахты, вышел в коридор. Закрыл входную дверь на ключ, а ключ спрятал под ванной. Вернулся в комнату и залез под одеяло. Тахта была широкая, он лежал на самом краю. Прошло довольно много времени, и вдруг, к своему удивлению, он почувствовал на своей щеке ее дыхание.