– Саш, привет, – послышался в трубке дрожащий голос Марины.

– Привет. Что-то случилось?

– Да, то есть нет… В общем, ты не мог бы сейчас приехать?

– Сейчас? Марин, уже двенадцатый час…

– Знаю, просто… Мне кажется, кто-то пытается вломиться ко мне в квартиру.

– Что?!

– Ну, я сегодня на работе задержалась допоздна. Недавно только вернулась. Как только зашла, в дверь несколько раз позвонили, а потом еще стучали долго.

– Ты в глазок смотрела?

– Конечно! Но там темно, не видно ничего…

Это было правдой. На девятом этаже, где жила Марина, не было даже слабенькой лампочки, из-за чего в ночные часы площадка погружалась в непроглядную темноту.

– Сейчас вроде стихло, – продолжала Марина. – Но мне как-то не по себе. Вдруг это она?

Я не стал переспрашивать, кого Марина имела в виду. И так понятно.

– Ладно, жди. Минут через двадцать буду.

Звонок Марины меня не удивил. Так уж получилось, что за всей этой историей я наблюдал хоть и со стороны, но зато с самого начала, а потому знаком со многими подробностями не хуже самих участников событий.

Для начала небольшая предыстория. С Мариной мы начали встречаться около года тому назад. Незадолго до этого Марина, только закончившая универ и оттого не в меру счастливая, сняла эту крохотную однушку на последнем этаже типовой девятиэтажки. За последний год я не раз там бывал и про квартиру ничего плохого сказать не могу. Собственно, рассказ не о ней, а о доме.

С домом тоже до поры до времени все было нормально. Не новый, но вполне ухоженный, он производил приятное впечатление. Элитным его не назовешь, но в целом вполне себе. А может, так мне казалось из-за наличия в доме консьержки. С нее все и началось.

На самом деле, консьержек в подъезде было две. Работали они посменно. На первых порах меня встречало стандартное: «Молодой человек, вы к кому?» Потом обе усвоили, кто я и зачем прихожу, и лишь провожали меня тяжелыми взглядами. Через какое-то время я даже перестал замечать их присутствие, настолько они слились для меня с обстановкой подъезда.

А полгода назад, в середине марта, одну из консьержек нашли убитой в лифте. Я говорю «убитой», хотя больше подойдет слово «растерзанной». Нашел ее ранним утром один из собачников, он же и рассказывал потом соседям, что консьержке буквально вырвали горло вместе с нижней челюстью. С его слов выходило, что между верхней челюстью и грудью у женщины была одна сплошная рана. Кровь со стенок лифта отмывали потом несколько дней.

Сама Марина, на ее счастье, ничего этого не видела, поскольку в то утро проспала и вышла на работу позже обычного. Спускаясь по лестнице (лифт уже успели отключить), она лишь захватила момент, когда труп в наглухо застегнутом черном мешке выносили из подъезда санитары.

Разумеется, начались обсуждения, кто и зачем сотворил такое с несчастной консьержкой. Большинство склонялось к тому, что человек просто не способен нанести такие увечья, и это должно быть какое-то крупное животное. Но ничего крупнее таксы того самого собачника в подъезде не водилось, а подозревать наличие другого хищника в центре крупного города было как минимум неразумно. Насколько я знаю, следствие тоже не пришло к каким-либо выводам, и дело об убийстве консьержки превратилось в очередной «глухарь».

Но история на этом, конечно, не закончилась.

Прошло какое-то время, и шок от зверского убийства притупился. Однако многие заметили: атмосфера в подъезде изменилась. Я и сам это почувствовал. Если до сих пор у меня не возникало никаких чувств при посещении дома, то теперь, заходя внутрь, я нередко ежился, будто от холода. Подъезд стал квинтэссенцией слова «неуютный». Казалось, что в каждом темном углу притаилось нечто, пристально наблюдающее за каждым твоим шагом. Чувство, к слову, пропадало, едва ты оказывался внутри квартиры.

Все это можно было списать на последствия шока, если бы не одно «но»: изменения не ограничивались субъективными ощущениями. По дому поползли слухи о вполне конкретных и не очень объяснимых явлениях. К примеру, не раз и не два жильцам звонили и даже стучали в дверь. Те, кто осмеливались открыть, лицезрели пустую лестничную площадку.

Бывало, что поздно возвращающиеся домой жильцы слышали, как кто-то поднимается или спускается к ним по лестнице. Судя по звуку, неизвестный находился уже совсем близко, когда шаги его неожиданно затихали, и больше не раздавалось ни звука. Неизвестный так и не показывался, словно его и не было. А еще по ночам сам по себе ездил лифт, и это слышал весь дом, включая Марину.

Само собой, стали поговаривать о призраке убитой консьержки, что ночами бродит по подъезду. Легенду запустил мужичок со второго этажа, который однажды за полночь вышел на лестничную клетку покурить и якобы столкнулся с консьержкой лицом к лицу. По его словам, выглядела она точно, как в день убийства – выпученные глаза, почерневшее лицо, а вместо нижней челюсти кровавая рана. Мужика она, правда, не тронула, и он беспрепятственно (и со значительным ускорением) убежал к себе. Говорят, даже курить после этого бросил. Во всяком случае, в подъезде точно.

Честно говоря, я не особо верил в эти байки. Как по мне, истоки подобной истерии произрастали скорее из области «коллективного бессознательного» на фоне общего потрясения. Но ведь я не жил в том доме. А Марина жила. Каждый день она покидала квартиру утром и возвращалась вечером, вынужденно погружаясь в атмосферу нервозности и страха.

Поэтому к звонку Марины я отнесся с пониманием и, не теряя времени, поспешил к ней.

Подъезд встретил меня неприветливым полумраком. Единственная лампочка хоть как-то разгоняла темноту, но я знал, что большинство верхних этажей не имели и этого.

Оказавшись в лифте, я невольно поежился. «А ведь где-то здесь она и лежала», – промелькнуло у меня в голове.

«Нет, лучше об этом не думать», – решил я и закрыл глаза, но от этого стало еще хуже. Лифт был довольно просторным, и мне начало казаться, что позади стоит та самая консьержка, готовая впиться мне в шею остатками зубов… Я открыл глаза и тряхнул головой, но не мог перестать коситься себе за плечо.

Наконец двери раскрылись. Тьма девятого этажа была абсолютной. В ней не хотелось оставаться ни одной лишней секунды. Для очистки совести я все же включил фонарик и осмотрел площадку – на случай, если ломившийся к Марине субъект до сих пор здесь ошивался, – но никого не обнаружил.

Дабы Марина не приняла меня за чужака, я еще в лифте написал ей, что почти добрался, и теперь нажал на звонок – два раза, как всегда. Дверь открылась.

– Ну наконец-то! – Марина втащила меня внутрь и, заперев дверь, буквально повисла у меня на шее.

Я тут же начал сеанс психологической помощи. Сводился он к следующему: никаких призраков не существует, просто кто-то ошибся этажом – в такой темноте не мудрено! – а когда осознал свою ошибку, быстренько слился. Площадка пуста, я это самолично проверил. А значит, бояться нечего.

Слушая мою пламенную речь, Марина на глазах успокаивалась. Я уже хотел воспользоваться случаем остаться на ночь, но тут в дверь позвонили.

Вздрогнули мы оба, причем я сильнее. Звонили настойчиво, вдавливая кнопку звонка до упора. Марина взглянула на меня полными ужаса глазами. Я понял, что все мои усилия пошли прахом. Что ж, ладно, будем разбираться.

Когда трель наконец прекратилась, я на цыпочках подошел к двери. В очередной раз посочувствовал Марине, ибо глазок в ее двери был просто не способен выполнять свою прямую функцию. Смотреть в него было все равно что вглядываться в резервуар с нефтью.

Хотя нет, постойте-ка…