– Екатерина, мне… – я постаралась взять женщину за руку, она так радушно принимала меня в их доме прежде.

– Не прикасайся ко мне! – взвизгнула та.

Я отдернула руки.

– Все, к кому ты прикасаешься, погибают! Мой брат был полон жизни, пока не притащил тебя!

Я так удивилась, что какое-то время не могла подобрать хоть какие-то слова, чтобы защититься. Екатерина просто сыпала обвинениями. А я стояла, как ребенок, потерявшийся на ярмарке.

– Я разве не права? Где твои родители? Что стало с благородными Кроунами, взявшими тебя на содержание? Неужели ты думала, что мы ничего о тебе не узнаем?!

Все вокруг замерло. Столько свидетелей этой сцены. Осуждающих взглядов. А я просто не могла понять, как человек, потерявший часть души, мог быть настолько жесток. Откуда в Екатерине силы на эту ненависть? Мне казалось, мы любили Владимира одинаково. Мне казалось, мы боль одну испытываем. Выходит, что нет.

– Екатерина, как вы можете?

Я не могла найти слов, чтобы защититься. Все знание русского вылетело из головы. Но разве это не очевидно? Неужели кто-то может желать смерти близким? Неужели она не понимает, что сердце мое, израненное утратами, покрыто окровавленным саваном? Я себя похоронила вместе с мужем.

Но Екатерина была непреклонна в собственной жестокости. Она искала объяснения загадочной смерти брата и находила его в какой-то мерзости:

– Позор Владимира – это проклятье нашего рода, а твое венчание с ним – обман Господа! Ты будешь гореть в аду за это, Роксана Грей, вместе с ним!

Я не верила, что она кричит об этом при всех. Неужели, из-за боли и ран сердца, она готова выдать главную тайну брата. Покойного брата.

– В вас говорит гнев, Екатерина… – я старательно подбирала слова. – В нашем союзе не было никакого обмана, мы одиночество наше объединили, став единым целым. И если есть грех в том, чтобы любить и быть понятым, то я с радостью приму его на душу! – я вскинула подбородок, как это делала Лара.

Мои слова – молитва. Как описать те чувства, которые были между мной и Владимиром, как облечь в слова нечто столь невыразимое? Нет, я не хотела оправдываться, я хотела, чтобы память Владимира не была опорочена, унижена.

Внезапно мне на помощь пришел Титов. Думаю, невероятных усилий ему стоило выступить против княгини. Могу ошибаться в местной иерархии, но едва ли он имел право перечить Екатерине.

– Ваше Сиятельство, – он говорил тихо, но твердо, – могу ли я вас просить закончить на том спор? Именно подобные сцены могут навлечь позор на славный род.

Екатерина обомлела. Она, очевидно, как и я, не ожидала какого-либо вмешательства со стороны поручика. Женщина шумно втянула воздух, но все же была вынуждена признать, что спор этот глуп и вреден в первую очередь ей самой. Екатерина сделала вид, что ей стало дурно, расторопная компаньонка поспешила взять ее под руку и увести прочь.

– Благодарю… – я подняла взгляд на этого высоченного мужчину.

– Пойдемте, княгиня, я провожу вас до экипажа.

Мы медленно двигались сквозь ряды мрачных надгробий.

– Позвольте поделиться мыслями? – внезапно спросил Титов.

Я все никак не могла привыкнуть к своему положению. Не могла привыкнуть, что я не дочь разорившегося аристократа, а состоятельная княгиня. Теперь еще и вдова.

– Я, ваша должница, позволю вам делиться даже дерзкими мыслями.

Ссора с Екатериной словно пробудила меня. Я просто не могла сейчас грустить или плакать. Какой-то абсурд. Ужасная несправедливость.

– Выходка Екатерины Анатольевны не останется незамеченной. Я не вхож в высший свет, но могу вас заверить, вам этого не простят.

– Мне? – я резко остановилась.

Причем здесь я? Ссору затеяла не я. Беспочвенные обвинения…

– Вас здесь не знают, а Екатерина Анатольевна птица видная. Если у вас есть возможность, покиньте Петербург. После нового скандала про эту историю забудут. Но пока у людей слишком много вопросов.

Я вернулась домой и тут же направилась в свои комнаты. Велела слугам не беспокоить. Поднялась в башенку для гаданий. Что мне делать? Где скрыться? Титов прав, мне нужно покинуть столицу, иначе я могу навсегда запомниться бесчестной охотницей за богатством. Или, того хуже, могу раскрыть секрет Владимира.

– Где искать помощи? – прошептала я картам и наугад вытянула одну.

Немного отвернувшись, на троне восседала статная женщина с посохом в руке – Королева жезлов, добрая женщина… Я провела кончиком указательного пальца по карте.

Не выпуская ее из рук, я подошла к окну. Трактовка требует сил, а у меня их совсем не осталось. Быть может, леди Лара потеряла память, обезумев от горя утраты супруга?

Я распахнула ставни. Теплый летний ветерок. Спешащая улица. Один из наших слуг беседовал с кем-то около ворот. Какой-то мальчишка мчался по набережной. Никому и дела не было до того, что Владимира не стало. Я вновь посмотрела на карту:

– Где бы еще найти эту добрую женщину?

Стоило мне это произнести, как тот мальчишка заорал:

– Письмо от госпожи Дубовой! Письмо… – его тут же оборвал слуга, отвесив подзатыльник за весь этот шум.

– Госпожа Дубовая? – словно переспросила я у карты.

Окутанная приятным сумраком, на холме возвышалась усадьба. Светлая и одинокая, словно неприступная крепость. Чтобы достигнуть ее, нам пришлось объехать склон и подняться практически с другой стороны. Перед усадьбой была небольшая площадь, посреди которой рос раскидистый дуб. Прямо напротив парадного входа мрачная парковая аллея, кажется, переходящая в лес. В сумерках парк чудился таинственным и странно манящим. В шепоте крон словно скрывались чьи-то голоса и перешептывания. Я была городской жительницей, наверное, приехать сюда, столь круто сменить пейзаж – уже своего рода часть исцеления. В том смысле, что здесь ничто не навевало воспоминания о Владимире, о жизни в Лондоне, обо всех прочих бедах.

И все же, мне было бы куда спокойнее, знай я, что Рождествено находится в страшной глуши, настолько далеко ото всех, насколько это возможно. Но нет, угодья госпожи Дубовой, вероятно к ее большой радости, разделялись пополам широким трактом, который, как мне объяснили на одной из станций, вел в сторону Пскова и дальше, в Европу. Мне бы хотелось, чтобы место, где я решила скрываться от досужей молвы, и в самом деле могло меня укрыть. Сделать невидимой и недосягаемой. Но увы.

Я вышла из экипажа. На крыльце стояли три женщины и унылого вида слуга. Он быстро подбежал и принялся помогать сгружать мой багаж. Тем временем мадам Дубовая первой направилась мне навстречу. В темно-красном модном платье, она едва ли соответствовала образу собственного же поместья.

– Душа моя, мне так жаль! – госпожа Дубовая обняла меня, как обняла бы давняя подруга. И этот ее жест лишь укрепил меня в уверенности, что я приехала сюда не зря.

– Я ценю вашу доброту, мадам…

Она меня перебила:

– Нет, не нужно, я просто Пелагея, – она погладила меня по руке, со страшной тоской глядя на черный рукав моего платья. – Домашние часто зовут Палашей.

– Позвольте представить вам, княгиня..

– В таком случае, я просто Роксана, – перебила ее уже я. – Домашние часто зовут меня Рокс.

– Разумеется, Роксана, – женщина мне мягко улыбнулась и словно подозвала домочадцев ближе. – Итак, позвольте вам представить: моя добрая подруга Лизавета и наша воспитанница Мариша.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.