– Ну, судя по тем обрывкам информации, что доходили до меня, вы-то как раз относились к предмету серьезно.
– Так жизнь сложилась, – пожала плечами Тина. – После ранения не смогла маме в глаза смотреть – она постарела лет на десять, пока я в реанимации лежала. Ну, пришлось уволиться из органов, а делать-то я ничего больше не умею. Вот, открыла агентство детективное по розыску пропавших. А дальше как-то само собой… начала по сектам работать, потом муж присоединился, теперь, можно сказать, семейное предприятие.
– Да, я слышал, как вы секту «Согласие» разнесли, а затем и «Пихтовый толк», – кивнул Николай Петрович.
– А какой результат? – чуть скривилась Тина. – Создательница всего этого в итоге наказания не понесла, с собой умудрилась покончить.
– Но культ вы уничтожили – разве плохо?
– Уничтожить культ невозможно, вы ведь сами нас учили. Можно просто обезглавить, но ровно до тех пор, пока не появится новый лидер, который подхватит учение старого или адаптирует его под себя, – вздохнула она. – Пока вроде тихо, но кто знает…
– Так вы ко мне по этому вопросу пришли, детектив Володина? Кстати, на улице ни за что не узнал бы, вы ведь вроде раньше темненькая были, не ошибаюсь?
Тина улыбнулась:
– Удивительно, что вы это помните. Да, была темная, недавно совсем перекрасилась, захотелось нового чего-то. Даже не знаю, к счастью или к сожалению, но нет, я к вам не по поводу «Согласия». Мне нужна консультация по религиозным культам, действующим сейчас за Уралом. Терпеть не могу работать с религией, но тут просто нет выбора.
– Ну что ж… Раз нет выбора, идемте ко мне на кафедру, – подхватив портфель со стола, пригласил Николай Петрович.
Еще курсанткой Тина с удовольствием слушала лекции о возникновении разного рода культов и о методах их работы, а потому выбранное позже для детективной деятельности направление оказалось довольно знакомым и интересным. Вскоре после ее ранения из полиции уволился и Добрыня, став ее первым помощником, а затем и мужем.
Внешне Владимир абсолютно оправдывал свое прозвище, прилипшее еще со студенческой скамьи – высоченный, широкоплечий, русоволосый и голубоглазый Кущин действительно напоминал сказочного богатыря. Окладистая русая борода, которую одно время носил Вовчик, только усиливала впечатление и очень помогала в работе как раз с культами, построенными на традиционно русских основах. С такой внешностью Вовчик легко сходил за своего и вызывал доверие у членов подобных сект.
Тина была его полной противоположностью – маленькая, худая, с чуть вьющимися волосами, выкрашенными совсем недавно в светло-русый цвет, она напоминала скорее девочку-подростка, чем главу детективного агентства, но все, кто начинал общаться с ней ближе, понимали, какой непростой характер и силу воли имеет эта малышка, успевшая поработать опером.
В кабинете Николая Петровича, казалось, ничего вообще не изменилось с тех пор, когда Володина сама была курсанткой. Те же старенькие шкафы с обшарпанными полками, прогнувшимися под тяжестью наваленных папок, журналов и книг, те же залежи бумаг на подоконнике, даже тот же самый кактус – высокий, толщиной с Тинину руку, притулившийся в самом углу окна.
– Присаживайтесь, Тина, – пригласил Николай Петрович, шлепая свой портфель на стол. – Правильно ведь помню, вас только так и звали?
– Да, правильно, – улыбнулась она, устраиваясь на стуле. – Это что же – ремонта на кафедре не было с тех пор, как я тут училась?
– Почему? Был ремонт. Это я не люблю перемен. Ну представьте – все вот это шевельнуть, вынести, потом заново раскладывать… Ничего не найдешь, все не на своих местах. – Садыков махнул рукой, и Тина снова улыбнулась – как будто в этом бардаке что-то имело свои места. – А вы напрасно улыбаетесь, между прочим. Я с закрытыми глазами могу тут найти то, что мне нужно, просто руку протянуть и взять книгу или журнал. Это ж годами складывавшаяся система, все именно так, как мне удобно. Так с чем вы пришли ко мне?
– Духовник Василий – это имя говорит вам о чем-то?
– Духовник Василий? – повторил Садыков, нахмурившись. – Признаться честно, крайне мало официальной информации, хотя культ довольно популярный. Псевдорелигиозная основа, многие каноны православия вывернуты наизнанку, используется какая-то внешняя атрибутика – молебны, иерархия. Основной идеей провозглашается спасение женских душ от мирской скверны – каково?
– Ну, если во главе мужчина, то похоже на наличие сексуального подтекста и возможность прямой сексуальной эксплуатации.
– И тут вы абсолютно правы. Кстати, а ваш интерес чем вызван?
– В агентство обратился мужчина, разыскивает дочь, она пропала в четырнадцатилетнем возрасте. Сейчас ей девятнадцать. Отец считает, что она где-то у этого духовника Василия, потому что жена и теща как-то обмолвились о «спасении невинной души» и «обители духовника».
– А как вышло, что отец обнаружил пропажу дочери только спустя пять лет?
– Отбывал наказание. Авария, по его вине погиб человек. Когда посадили, дочери было одиннадцать, вернулся он три месяца назад. Жена домой не пустила, он в автосервисе работает, там и живет. Хотел увидеться с дочерью, в школу пошел, а там сказали, что девочка давно не учится. Я в школу съездила, переговорила с директором и классной руководительницей этой Мирославы. В общем, там классика – девочка вдруг изменилась, стала замкнутой, отказывалась от участия в школьных мероприятиях, хотя театральный кружок не бросала, но ходила туда уже с неохотой, как бы через силу, – Тина заглянула в свой блокнот. – Близкая подруга сказала, что за год до того, как мать пришла и документы забрала, Мирослава начала постоянно носить с собой какую-то тетрадь, читала ее на переменах, но что в ней – никому не говорила. Ну, понятное дело, перестала носить джинсы, волосы начала заплетать в косу, никаких подростковых украшений, никакой косметики, одежда, хоть и чистая, но старая, как будто и не ее, а с чужого плеча. Прежде такого не было.
– И, конечно, никому в голову не пришло этим обеспокоиться, – вздохнул Садыков. – Никто не пошел к матери, не посмотрел, как в доме дела обстоят, верно?
– Верно, – кивнула Тина. – Семья считалась благополучной, хоть отец и отбывал наказание: мать работала, спиртного не употребляла, Мирослава не пропускала уроки, всегда приходила подготовленной, училась хорошо. Это ведь считается критерием благополучной семьи, правильно? Ну а то, что ребенку мозги промывали каким-то культовыми бреднями – так это ж дело семейное, внутреннее, у нас же свобода вероисповедания, так? Ну, мне в этом ключе классный руководитель и объяснила свое бездействие. Мол, на основании чего школа должна была вмешаться?
– Тоже верно, – кивнул Николай Петрович. – Потому и справиться с разного рода сектами нам сложно. Свобода вероисповедания – и все. Верю в кого захочу, дело не уголовное.
– А увозить ребенка несовершеннолетнего в неизвестном направлении и прятать от отца?
– Тина, ну вы ведь не маленькая. У матери сто аргументов найдется, и главный – отец-то судимый, с зоны вернулся.
– Но он отец. И он, похоже, единственный, кого вообще заботит исчезновение девочки. А я пока даже отдаленно не представляю, куда бежать и где искать, – пожаловалась Тина.
Садыков пощипал правой рукой подбородок, левой дотянулся до кучи бумажек на столе и ловко выдернул одну:
– А я, кажется, знаю, кто вам может помочь. Ну, во всяком случае, про уклад жизни в монастыре духовника Василия расскажет подробно.
Тина вытянулась на краешке стула – надо же, какая удача, сама она копалась бы в этом долгие месяцы, потому что информации почти нет, а тут…
– Есть у меня девушка, зовут ее Лиза Абрамцева, и вот она-то как раз попала в монастырь в тринадцатилетнем возрасте. Но смогла все-таки вырваться, образование получила, сейчас в Москве живет, подрабатывает репетиторством. Я ей позвоню, вот и телефончик пригодился, – помахивая бумажкой, пообещал Садыков.
– Так, может, лучше я сама?
