– Сами́я! – позвала меня мама.

Отложив телефон, я побежала вниз, по дороге чуть не споткнувшись. Моя комната расположена на втором этаже, как у брата. На самом деле, наши комнаты соседствуют друг с другом. Он очень шумный, поэтому я часто жалуюсь, что он мешает делать уроки.

Как только я спускаюсь с небольшой лестницы, которая ведет прямо к выходу, я поворачиваю налево, чтобы добраться до кухни, где находится мама.

– Что? – спрашиваю я и захожу внутрь.

Мама готовила ужин, пока я делала домашнее задание, которое нам нещадно задали в школе. Я приблизилась к зеркалу у входа в кухню и поправила свои черные кудри. На мне была толстовка светло-синего цвета почти до колен и свободные штаны. Такое я надеваю только дома.

– Пойдешь в магазин? Я даже не заметила, как закончилась картошка.

– Ма-а-ам… Ну пусть пойдет Али, – пожаловалась я, подойдя к ней.

Приобняв ее за плечи, я старалась уговорить ее. А уговорить ее у меня получается очень легко. Поскольку я умела включать режим милашки, хотя это далеко не так.

– Я бы так и сделала. Но у него гости.

– Что? – спросила я и огляделась по сторонам.

– Его друзья в гостиной играют в видеоигры, – ответила мама, после чего более раздраженно добавила: – Сами́, у меня мало времени, я еще должна пошить.

– Почему ты не сказала, что у нас гости? – спросила и прикрыла голову руками.

– Не волнуйся. Сюда никто не войдет, не постучавшись.

Иначе брат с отцом устроят скандал мужчинам, что осмелились зайти, не предупредив. Поскольку дома мы одеваемся так, как хотим, и не наша вина, если в нашем месте проживания зайдет наглый человек мужского пола.

И нет, мы не моем платок вместо волос. И мы не лысые, у нас есть такие же волосы, как и у вас. И мы такие же обычные люди, как и вы. Это не меняет кусок ткани на голове.

К сожалению, такое мышление распространено в нашей стране.

Когда мне было пять лет, мы переехали в Бельгию. Не знаю, чем руководствовались наши родители, выбирая страну, ведь, на мой взгляд, Бельгия является самой исламофобской страной на всем белом свете. Может, я преувеличиваю, но частично это правда. Мы родом из Туниса и Турции. Моя мама – турчанка, а папа – тунисец. Они выбрали для жизни спокойный и уютный город Монс, расположенный в 50 километрах к юго-западу от Брюсселя. И так сложилось, что мы стали проживать на районе известных беженцев. Большинство из них является турками.

– Ладно, тогда я сама пойду, – сказала мама, пока я была погружена в свои мысли.

– Да нет, я пойду, только переоденусь.

– Останься здесь. Мне еще нужно к тете Зехре зайти. Может, у нее есть макароны.

– Ладно, – смирилась я, пожав плечами.

– А ты смотри, чтобы молоко не убежало.

– А если убежит? Мне вызвать полицию? – пошутила я, отправив в рот сладкую соломинку, и начала смеяться, но мама выхватила ее у меня изо рта и сказала:

– Тебе нельзя много сладкого.

А потом ушла, взяв соломинку.

Какая несправедливость…

Затем мне послышались звуки разговоров в коридоре, тогда я поняла, что мои волосы всё еще не покрыты. Господи!

Я осталась стоять посреди кухни, вслушиваясь в разговоры друзей моего брата, надеясь, что они не войдут на кухню.

Надеюсь, до этого не дойдет, иначе мне придется закрывать волосы скатертью.

Ну а что?

Если меня увидят без платка, для меня это будет хуже всего на свете. Ну, с этим я перебарщиваю, конечно, но не суть. Дома я в безопасности, и всегда хочу, чтобы так было и дальше.

Вдруг дверь кухни открывается, поднимая во мне панику. Неосознанно я прикрываю волосы руками, дабы защитить их от чужих взглядов.

По прежнему паникуя, я поднимаю взгляд и вижу брата.

В голове прозвучали матерные слова в его адрес. Это тоже вышло как-то неосознанно.

– Куда мама пошла? – спросил он и, увидев, как облегченно вздыхаю, спросил: – Ты чего?

– Ничего, твои друзья ушли?

– Арда и Керем ушли. Остальные остались.

– Остальные? Не делай вид, что у тебя много друзей.

– Ха-ха, смешно, ты случайно не подрабатываешь клоуном?

– Да, и одолжила у тебя костюм, –  серьезно ответила я.

– Так где мама? – снова спросил он и успел выключить плиту, пока молоко не убежало.

Господи, как это странно звучит.

– Ушла в магазин, а тебя не стала беспокоить, раз уж с тобой друзья.

– Хорошо. А ты чего без платка?

– А молоко?

– Я посмотрю, Сами́, можешь идти, – сказал он, улыбаясь мне.

Я кивнула и поднялась наверх.

Открыв шкаф, я выбрала шарф темного цвета. Конечно, мама будет ругать меня за то, что я ношу темные цвета. Но мне они нравятся, что поделать?

Я подошла к комоду с зеркалом и начала рассматривать себя. Надев шарф слишком темного бежевого цвета, я скрыла свои непослушные кудри. Затем открыла бальзам для губ и нанесла немного в губы. В последний раз бросив взгляд на зеркало, я спустилась вниз и, кажется, успела до прихода мамы.

Когда я открыла дверь кухни, меня встретили друзья Али, которые мигом направили свои взгляды на меня. И там был Мерт…

Мерт – давний друг моего брата и почти наш сосед. Мы знакомы с ним с детства, а с его сестрой мы «подруги». Ну, пытались ими быть.

Но каждый раз, когда я вижу или просто думаю о нем, мое сердце затмевает все звуки внешнего мира. Словно он вовсе перестает существовать.

Когда я открыла дверь кухни, то на меня посмотрело сразу четыре пары глаз.

– Сами́! – поприветствовали все, увидев меня.

Я же радостно закатила глаза и улыбнулась им. Затем направилась к плите, делая вид, что умею готовить. Скажу откровенно: я не умею…  А когда мою посуду, то обязательно разбиваю какой-нибудь дорогой фарфор. Поэтому мама часто говорит, что моя будущая свекровь будет ненавидеть меня за то, что я истребляю ее дорогую посуду. А почему дорогую? Потому что мама обещает выдать меня за богатого бизнесмена-мусульманина. Для нее «богатый» и «бизнесмен» не отличаются определением.

Однако единственными мыслями, которые были в тот момент, это не упасть и не опозориться перед Мертом. А перед другими – можно. Не так трагично.

Мерт – с темными глазами, прекрасными, густыми, как смоль, волосами, которые постоянно зачесаны назад. Его резкие черты лица, как у модели, всегда соблазняли меня на грех.

Ну и что? Он сам виноват, зачем ему быть таким ухоженным и красивым?

Конечно, он же чистокровный турок, но его прадеды и деды родились в Бельгии. В отличие от нас, которые переехали сюда, когда мне был один годик. Хотя его родня славится связями в Турции.

Меня всегда восхищала доброта Мёрт. Его тёплая улыбка с очаровательными ямочками на щеках и живые, сияющие глаза были невероятно притягательны, даже если цветом они напоминали черную дыру. Он был схож с тёплым спокойным морем в предзакатные часы, когда волны лишь слегка колышут воду.

– Ходит слух, что ты можешь обыграть Али по видеоигре, – прервал мои мысли о нём Мерт. Он прямо глядел на меня, ожидая моих дальнейших слов.

– Валлагьи*, главное, чтобы вы не опередили тетю Зехре по слухам, – ответила я, на что Али закатил глаза и улыбнулся.

Он просто завидует, что я такая шутница.

А Мерт и Ада́м* засмеялись.

Сердце колотилось, когда я переводила взгляд на Мерта. Но я смогла сдержать напор эмоций, и не подавала виду, что только черные, как ночь, глаза способны вывести меня из строя.

Третий человек в комнате был также другом Али. Его зовут Ада́м, но он знаком с братом со старших классов. Принял он ислам после того, как стал дружить с ним.