Однако с возрастом постоянный внешний контроль за поведением ребенка ослабевает и малыш все чаще встречается с ситуациями, в которых можно безнаказанно обмануть. Обычно дети знакомятся с такими ситуациями, наблюдая за другими детьми или героями книг и фильмов, которым удается нарушить запреты более сильных героев и успешно их обмануть, сообщив им обманные истории. На основе этих наблюдений ребенок осознает, что и для него открыта возможность поступить так же. Успешно обманув один раз, впоследствии ребенок будет делать это более уверенно и часто. Чем более умелым обманщиком становится ребенок, тем шире становится пространство свободного морального выбора. Поэтому, как это ни странно, но не будет преувеличением сказать, что именно используя свой новоприобретенный социальный интеллект ребенок создает свое пространство свободного морального выбора и моральной ответственности.

Таким образом, изначально позитивный образ себя «для других» («я хороший, послушный и честный») создается ребенком как щит против давления со стороны общества. С другой стороны, “приватный” образ себя «для себя» («я нарушитель и обманщик») не рассматривается ребенком как что-то негативное, плохое. Повторю, что в социальной ситуации, в которой находится дошкольник и младший школьник, соотношение сил (право и возможность контролировать и наказывать) смещено с сторону взрослых, и применение социального интеллекта в форме создания обманных историй является единственным доступным ребенку средством защитить свои интересы не вступая в открытый конфликт со взрослыми. Такое “неравенство сил” между ребенком и взрослым, а также то, что создание и использование обманных историй необходимо для возникновения пространства свободного выбора и последующего морального развития, является моральным оправданием детского обмана в этом возрасте. Как это ни парадоксально, но диалектика взаимодействия социального интеллекта и морального развития такова, что само применение ребенком социального интеллекта в форме обмана взрослых заслуживает снисхождения. Почему? Да потому, что в конечном итоге работает на нравственное развитие.

«Так что же, спросит читатель, следует игнорировать детские обманы?» Конечно нет, нарушения моральных норм ребенком в любом возрасте должно осуждаться взрослыми, если эти нарушения выходят на поверхность. Но если ребенку кажется, что его обман не заметили, не следует спешить с осуждением. И даже очевидное нарушение лучше всего осуждать словами и по возможности мягко. «И до какого-же возраста?» – спросите вы. До того возраста, когда станет очевидно, что ваше мягкое отношение к моральным проступкам ребенка, вкупе с осуждением этих проступков, не принесет результата, положительного или отрицательного. Если ваша доброта окажет свое действие – ребенок примет свой позитивный образ «внутрь своего сознания» и нарушения прекратятся. Если же не окажет – то будет ясно, что ребенок встал на путь прагматической «двойной» морали, и его моральные проступки заслуживают таких же санкций, как и проступки взрослых. Обычно вопрос решается в возрасте 12-13 лет, но допустимы широкие вариации.

Итак, развитие способности к обману – палка о двух концах. Эта способность направляет ребенка по пути развития прагматической нравственности. Воспитание «прагматических моралистов» – людей с двойной моралью – задача относительно простая. Оно происходит автоматически – общество само изобретает средства внешнего контроля за поведением таких индивидов, что заставляет этих людей соблюдать моральные нормы, а часто и умело маскироваться под истинно нравственную личность. А вот воспитание подлинно нравственного человека – дело непростое. Ясно одно – нельзя заставить ребенка выбрать путь подлинной нравственности. Нельзя принудить его принять «позитивный образ себя» не в качестве защиты от наказания, а в качестве руководства к действию. А вот сделать так, чтобы этот позитивный образ себя стал для ребенка более привлекательным – можно. И для этого есть только один путь – дать ребенку понять, почувствовать, что для нас он и созданный им позитивный образ себя – одно и то же. Сначала мы, взрослые, должны поверить в то, что малыш честен и добр. Пусть мы знаем, что пока это не так, но тут важно не знание, а вера. Поверим в это – и постепенно в это может поверить и ребенок.

«Ну а в чем будет выражаться наша вера в ребенка?» – спросит читатель. Отвечу – не в «лекциях» , не в разговорах. В доверительном бескорыстном общении с ребенком. В каких бы формах это общение ни выражалось: прощении проступков, доверии каких-то важных домашних дел, совместных играх и других способах дать ребенку понять на деле, а не на словах, что мы воспринимаем его как равного и доверяем ему. Самое трудное состоит в том, что такое общение может продолжаться долго и не приносить желаемых результатов.

Но вот наступает момент – и происходит удивительное. Бескорыстное общение, которое «течет» к малышу со стороны близких взрослых, дает, наконец, свой эффект. Возникают первые формы, зачатки бескорыстного морального поведения. Поведения, основанного на нравственной самооценке. В недрах прагматической морали зарождается и растет мораль бескорыстная. Отделяясь от первой, она образует свой – сначала маленький, а затем все более полноводный – ручеек.

Конечно, с бескорыстным общением ребенок постоянно встречался и раньше. С первых дней жизни близкие взрослые отдавали ему себя. Свое время, силы, здоровье. Освобождали его от забот о хлебе насущном. Играли с ним, учили. Но, потребляя добро, малыш не мог оценить его. Не замечал, как мы с вами не замечаем своего дыхания или биения сердца. Ведь, чтобы оценить добро как «добро», надо знать, что такое зло. Необходимо не только жить в мире, но и понимать мир.

Проходит время. Ребенок овладевает навыками, умениями, речью. Приобретаются первые знания. В том числе – знания о моральных нормах. Появляются представления о добре и зле. Сначала эти представления слиты с представлениями о героях сказок, мультфильмов, книг, но постепенно отделяются от них. И вот ребенок «вооружен». Он смотрит на мир сквозь «сетку» своих представлений. Теперь бескорыстное общение взрослых, которое раньше лишь потреблялось малышом, воспринималось им как нечто естественное, как необходимый элемент его жизни, ребенок начинает выделять и оценивать как «добро». У ребенка «открываются глаза». Раньше, причинив ущерб взрослому, он не воспринимал прощение как «прощение». Теперь он переживает этот акт как «добро» Как веру взрослого в то, что, несмотря на его ошибку, он хороший, добрый, честный. Что своих ошибок он не повторит. Раньше малыш не видел для себя ничего привлекательного в том, чтобы быть помощником взрослого. Теперь он воспринимает свою новую позицию как доверие взрослых. Теперь близкий взрослый становится для ребенка воплощением добра. Но не тем абстрактным нравственным примером, которыми изобилуют книжки и нравоучения. Нет, он является человеком, добро которого малыш воспринимает всем своим существом. Ощущает на «теле своей жизни». А это значит, что и сам ребенок начинает относиться к себе как к доброму, честному, справедливому. Это значит, что у него возникает нравственная самооценка – мотив подлинной, бескорыстной морали.

Итак, дело не в том, что в воспитании вообще не должно быть наград и наказаний, а лишь в том, чтобы не ограничиваться этим методом, не считать его единственным. Доверие к ребенку, умение взрослого прощать малышу его большие и малые прегрешения, поручение детям посильных задач в труде и особенно в воспитании младших – не это ли есть истоки, из которых проистекает река морали, бескорыстия, доброты?

Но не будем смотреть на реальный мир сквозь розовые очки. Зададим себе вопрос – а сколько людей идет по пути подлинной, бескорыстной морали? Судя по данным наших опытов с детьми – лишь около 20% детей в возрасте от 3 до 7 лет оказались способны бескорыстно поддерживать нормы честности, даже зная, что можно обмануть безнаказанно. А как со взрослыми? Может быть, у взрослых соотношение один к четырем меняется в сторону большего числа людей с бескорыстной моралью? Житейские наблюдения вроде бы это не подтверждают, но все же не мешает проверить. Американские психологи Бэтсон и Томпсон провели эксперимент. Они предложили взрослым испытуемым распределять две задачи между собой и партнером. Одна из задач – трудная, скучная и плохо оплачиваемая в случае успешного ее решения, другая – легче, интереснее и выгоднее. Чтобы сделать выбор свободным, психологи гарантировали анонимность выбора – партнеру сообщат, что выбор сделан по жребию. И что же в итоге? Восемьдесят процентов испытуемых взяли более выгодную задачу себе. Когда, после эксперимента, их спросили, правильно ли они поступили с нравственной точки зрения, 70% ответили, что неправильно.