За содержательным ужином последовали песни и танцы. В родительской комнате оказалось довольно просторно, особенно когда сложили стол и слегка сдвинули мебель. Правда, музыка на первой кассете показалась мне немного странной: некоторые песни были вроде как на одной ноте, некоторые смахивали на частушки, а одна исполнялась совсем без сопровождения. Но мои гости, оказалось, знали все слова (на мой взгляд, напоминавшие бред сексуально озабоченного подростка) и подпевали чуть не хором. И только потом объяснили, что автор – их товарищ, поэт и бард, член цеха, безвременно погибший.
От печальной темы совершенно неожиданно перешли к буйному веселью и заставили Жоржа с Томиком исполнить танго. (Тут-то и выяснилось, что Томик никакой не прозаик и даже вообще не литератор, а художница и, кроме всего прочего, в прошлом призер по бальным танцам!) Танго было с полураздеванием: под аплодисменты восторженной публики Томик эротично сняла жакет и осталась в черной футболке. Далее они по горячей просьбе зрителей дважды исполнили ламбаду. Я мысленно похвалила себя за вовремя унесенную посуду: аплодируя, аудитория проявляла некоторые признаки нарушения координации движений. Но без потерь все же не обошлось: некий юный поэт опрокинул бутылку с «Шепотом монаха» на брюки некоей скромной Лизы, весь вечер сидевшей на диване без движения. Все тут же яростно накинулись на поэта, жалея, однако, не брюки и не Лизу, а драгоценное вино. Пристыженный поэт следом за пострадавшей ретировался в ванную.
Вдохновленные примером, прочие тоже пустились в пляс. Никакого следа стеснения не осталось между нами, так что, танцуя, можно было свободно спрашивать и переспрашивать имя каждого (некоторые имена никак не хотели запоминаться), а в перерывах просто слушать разговоры, один другого содержательнее. Нашим разговорам в тот вечер, пожалуй, позавидовала бы и сама Римка, чемпионка по классным вечеринкам!
Первым разговорился не-тот-Галушко. Красиво и вдохновенно он рассказал, как выращивает капустную рассаду в ячейках из-под яиц:
– Поливать каждый день по чуть-чуть, и главное – без насилия, чтоб не насквозь, а то может сгнить... И вынимать, когда уже во-о-от такие росточки!
Толстые его пальцы бережно держали что-то воображаемое, очень хрупкое, а глаза излучали нежность. Но эти сведения, подробные и полезные, почему-то вызвали у слушателей бурный хохот. Особенно надрывались прозаики – Чизбургер и Компот, чьи имена я все еще не запомнила. Они прямо-таки стонали от смеха, выкрикивая среди спазмов:
– Сюжет! Нет, я тащусь, какой сюжет!
Не-тот-Галушко наконец заметил это, насупился и стал похож на недоумевающего медведя, разбуженного внезапной оттепелью посреди зимней спячки. Он замолчал, ожидая конца веселья, но не дождался и в конце концов рявкнул, как настоящий лесной зверь:
– Заткнитесь, вы! Сами расскажите про свои сюжеты! Как к издателю ходили...
Прозаики тут же поскучнели и отвернулись. Зато другие живо заинтересовались, сбились в кучу и принялись возмущенно допытываться:
– Кто? Кто к издателю ходили?! Вы, что ли?! Во, и молчат!
Принудили разговориться и прозаиков. История их вышла тоже забавной.
– Да никто не ходил, Федор по телефону только дозвонился...
– Ну?! И что?!
– Что-что... Договор заключили! Десять тысяч в твердой обложке! – закричал Федор-Чизбургер и оглядел остальных почему-то злобно.
Все разом выдохнули с ошеломленным стоном. И замолчали.
– Шутка юмора! – пояснил Галушко в наступившей тишине и почему-то тоже недобро усмехнулся.
На него оглянулись с недоверием.
– Нет, но Федька ж говорит... Федор, не темни!
Однако Федор только фыркнул и еще раз злобно сверкнул глазами. За него ответил Компот:
– Все потому, что Федька козел... да я не к тому, Федь! я ситуацию проясняю... Издатель его спрашивает, деловой такой: «А что вы, мол, можете предложить?» А этот же у нас чайник в натуре... Ладно, Федька, я как было говорю! Этот, значит, мямлит на полном серьезе: ну-у, как бы вам сказать, у меня, говорит, в общем-то, типа не фантастика, не мистика, не эротика и не детектив... Тот, конечно, сразу логичный вопрос: «А чем же, мол, собираетесь читателя типа заинтересовать?» А этот – додумался тоже! – тайнами, говорит, человеческой души! Тот уточняет: психологический триллер или мелодрама? А этот: социально-бытовая повесть! Ну и все...
– Что – все?!
– Что-что! Трубку сразу повесил.
Все снова замолчали – теперь уже траурно. И, как будто разом протрезвев, смотрели на Федора с робкой скорбью, как на тяжелобольного. Тот уставился в окно отсутствующим взглядом.
– Тебе вот что надо, Феденька, – вдруг раздался среди скорбного безмолвия ясный Томин голос.
Он полуобернулся.
– Ввести две эротические сцены. А лучше три. И переменить название.
– Я у него в следующий раз заказ возьму, – процедил Федор. – Желаете клубнички – на здоровье! Секс однополый, групповой, с животными и покойниками – на любой вкус! Эротика, мистика и психологический триллер вместе! Думаете, не справлюсь?!
– Молоток, Федор! Народ, выпьем за прогрессивный подход! За крутой сюжет! – завопил Компот, и народ с облегчением потянулся к бокалам.
– Настоящий сюжет нужно заслужить. Выстрадать, как награду! – назидательно изрек Галушко.
– Сюжеты смотрят на нас из-за каждого угла. Но мы слишком высокомерны, чтобы замечать их! – величественно возразил ему Жорж.
Тут из моей комнаты раздался характерный грохот. Оказалось, юный поэт и застенчивая Лиза как-то умудрились вывалить на пол мой детективный ящик. Поэт извинялся. Лиза с замечательной сноровкой складывала мои детективные сокровища листок к листку. Явившийся на шум Жора прочел им нотацию о правилах поведения в гостях.
Меж тем занимательные рассказы в комнате продолжались.
– А Зеленый – знаете Зеленого? – возбужденно повествовал Славик Чики-Пуки. – В компании раз спонсора нашел. Клянусь!! Абсолютно незнакомого мужика! Аб-со-лют-но! Сидели, бухали у кого-то, Зеленый стихи читал, потом гитару взял, ну и поехало. Он же гитару как возьмет, так уже до упаду, или пока заснет, или до драки... А мужика разобрало, аж до слез! Плачет и говорит: что мне для тебя, Зеленый, сделать? Ну, Зеленый возьми и брякни для прикола: дай мне, говорит, сорок штук на книжку! А тот руку к сердцу прижимает, весь в соплях – обещаю, говорит, чтоб мне провалиться! И – пожалуйста – полторы тыщи тираж! Не верите? В «Мысль» на углу сходите!
– Здрасьте! А кому тогда Зеленый с братом дачу строил? – вмешался Жора.
– При чем дача? Это другому вообще, тот их кинул сто лет назад!
Опять воцарилось молчание. Глаза авторов прояснились и увлажнились. Застольный анекдот на глазах перерастал в романтическое предание.
– Это судьба. А ты хоть сто лет за столом с гитарой сиди. Без толку! – пресекла процесс романтизации жестокая Томик.
– Нет, а мне вот сказали в «Новостях»: один мужик принес двадцать пять квитанций, все по тыще. От двадцати пяти спонсоров! – поведала Метелкина.
– Пошутили они, Тонечка. Шутники. За двадцать пять штук – это на газетной бумаге без обложки... И ты еще хоть одного спонсора попробуй найди!
– А я так думаю, что вообще-то женщинам проще...
– Дурак!
– Не в том дело. Они за двадцать пять штук вообще издавать не возьмутся!
– Почему? Экземпляров так триста – вполне... Для близких друзей. Подарочное издание.
– А вот мне еще советовали по фирмам ходить...
О спонсорах они говорили, как подростки об инопланетянах – с придыханием, тараща глаза. Некоторые истории рассказывали, чувствовалось, не в первый раз, с вариациями, как волшебные сказки. Кто-то хотел покончить с собой, и тут приходило письмо от дальнего богатого родственника. Кому-то предложили беспроцентную ссуду. Кому-то через знакомых заказали либретто для мюзикла. Кто-то заболел раком, начал писать фантастический роман и полностью выздоровел.
– Приехали! А издаст он его на какие шиши? – захохотал вдруг Галушко. И все захохотали вместе с ним.
