– А вы, девушка, к кому?

– К писателям, – с достоинством ответила я и идиотски хихикнула.

Все мало-мальски интересные мужчины, встреченные мною в жизни, всегда подразделялись на недосягаемых и ухажеров. Недосягаемые – они и были недосягаемые: по уму, красоте, спортивным достижениям и разным другим ярко выраженным достоинствам. К этой же категории относились симпатичные врачи, преподаватели в институте, артист Павел Кадочников в молодости и три певца, три Валерия – Леонтьев, Сюткин и Меладзе. (Чужие мужья, надо заметить, образовывали как бы отдельную, слегка обиженную судьбой группу – что-то вроде заключенных на пожизненные сроки.) Ухажеры же, как было отмечено выше, по какому-то несчастью попадались мне все как один с незначительными, однако досадными изъянами. А может быть, просто ни один не встретился со мной, как художественно выразилась однажды Людасик, в мой «бабий час».

Писатели же – ЖИВЫЕ! НАСТОЯЩИЕ ПИСАТЕЛИ! подумать только! – по определению недосягаемые, как-то, похоже, вообще не чувствовали себя мужчинами. По крайней мере некоторые из них сидели верхом на стульях вокруг длинного стола, а некоторые – на этом самом столе.

Были, кстати, среди них и женщины, одна даже довольно молодая; и какой-то, как впоследствии выяснилось, поэт бесцеремонно спихнул ее со стола с ласковым восклицанием: «Уйди, чмо!», перед тем как начать читать стихи.

Еще один писатель – поэт или прозаик, выяснить не удалось, – одетый в коричневый костюм-тройку и белую рубашку, сидел в углу совершенно молча и не отрываясь разглядывал свои ботинки, шнурки которых были почему-то завязаны вокруг щиколоток. В этом было даже что-то пугающее! Остальные, впрочем, не обращали на него ни малейшего внимания и вели себя исключительно активно, напоминая детей на линейке в день последнего звонка.

И разговаривали в том же духе.

– Наша задача – освещать путь человеческим душам! – величественно возглашал какой-то седобородый патриарх, но его свирепо обрывали:

– Опять за свое, Иваныч?! Опять за судьбы России?!

– Про блоху! Давай лучше про блоху!

– Да, наша задача – пробиться к читателю! А читатель нынче пошел привередливый. Ему глянцевую обложку подай, на обложке секс-символ...

– Ты опух, что ли, Виталь?! На обложке литературного журнала!

– Ой, подумаешь! Ну, пускай причинное место книжкой прикрывает. А куда ж от физиологии денешься?

– А САМ что на это скажет, ты подумал?

– Иваныч! Блоху!

– Спасибо скажет! А что ему еще говорить, когда народ ПОПРЕТСЯ? И хорошо бы тематическую рубрику типа «Откровенно о сокровенном»...

– Нет, он издевается! Через месяц рукопись номера нести, а у нас ни пародий, ни вообще нормальных стихов! ЖЕПА с верлибрами, и все.

– Спасибо на добром слове. ЖЕПА!

– Метелкина, это ж я не про тебя, а вообще... Из серьезной прозы одна мистика.

– Так давайте Федькин роман! Пускай хоть в сокращении. Ну, само собой, добавить пару сценок в спальне. Героиня в припадке эпилепсии отдается врачу! И выздоравливает!

– Виталь, у нас не порножурнал... А кстати, когда обещала прийти художница?

– В конце обязательно надо литературные игры. Акростихи, буриме и вся фигня.

– «Раз с Проспером Мериме мы играли в буриме. Оказалось, Мериме в буриме ни бэ, ни мэ!»

– Героиня излечивается от эпилепсии, но не может унять страсть к врачу! И муж прощает ее! И они живут втроем!

– Не-ет, я его сейчас убью...

– Жила под лестницей блоха!

– Ну и где? Где эта чертова художница?! Или зовите опять Томку, тянуть некуда!

Не прошло и получаса, как голова моя доверху переполнилась рубриками, верлибрами, акростихами, буриме, цитатами из классиков и философов и в конце концов решительно отказалась выполнять какие-либо аналитические процессы. Кажется, я пыталась вклиниться в разговор и представиться. Кажется, меня перебивали. Кажется, задавали бессмысленные вопросы.

Навеки осталось загадкой, каким образом оказались в моей сумке две крохотные книжечки стихов, подписанные одна «Мариночке, с любовью!», а другая почему-то «Прозаику от Бога» – очевидно, кто-то (Бог?!) принял меня за прозаика!

– Вот вы тут сидите и даже не представляете, как изменились в последнее время классики! – поделилась я дома с родителями. – А в литературном процессе, между прочим, полный кризис! Среди писателей разброд и шатание. Даже не знаю, как их в школу приглашать. Дети окончательно разочаруются в литературе!

Мне необходимо было систематизировать полученные впечатления. Шум в голове понемногу стихал.

Но родители – небывалый случай! – не среагировали на важную новость. Они даже как будто пропустили мой отчет мимо ушей.

– Леша! Спортивный костюм синий или с карманами? – озабоченно крикнула мама в сторону ванной.

И я увидела на стуле знакомый серый чемодан.

– Так вы собираетесь... в санаторий?! Прямо сейчас? Не летом?

– А что делать! – сокрушенно-радостно вздохнула мама. Руки ее привычно летали над чемоданом. – Позвонила Полина Георгиевна, говорит – сейчас горящие путевки, а летом не гарантирую! Поживешь сама три недели?

– Умру с голоду! – пообещала я.

Знакомая волна детской радости всплеснулась во мне.

Остаться одной! Не есть осточертевшую овсянку по утрам, и не смотреть программу «Время», и беспрепятственно читать хоть всю ночь, развалясь на диване в родительской комнате!

И вообще – не беда, что примерно в двадцать пятый раз – начать новую жизнь!

Тут даже разговор о писателях отодвинулся в сторону, и я не особенно расстроилась. Подумаешь, успею еще наговориться с Римусом и Людасиком!

В этот вечер обошлось без книг – на кровать я свалилась бесчувственным бревном. Пожалуй, многовато энергии ушло на знакомство с современным литературным процессом...

Но среди ночи я проснулась, как от толчка. Так бывает в ливень: вдруг разбудит шорох льющегося сверху потока, и первое чувство, еще в полусне, – страх. Что-то вроде атавизма со времен каменного века: не зальет ли родную пещеру?!

Однако сегодня никакого дождя не было. И в доме ни звука. Я лежала, старательно вслушиваясь. Что-то же должно было меня разбудить? И... напугать?

Кажется, тишина сегодня была какая-то не такая. Слишком полная, что ли... Чего-то в ней недоставало. Шелеста страниц? Папиного похрапывания? Внезапного скрипа родительской двери?

Похоже, родителей сегодня пушкой не разбудишь. Отдыхают по полной программе – готовятся к дороге. И небось уже видят во сне свой санаторий с любимым врачом Полиной Георгиевной.

Ну вот и замечательно! Можно наконец-то почитать без помех. Можно даже тихонько послушать магнитофон...

Но нет, не хочется. Мешает одна противная мысль...

Да, да, вот эта самая, которую я вечно гоню от себя.

Вообще-то наша война с нею уже имеет солидный стаж. Бывает, что я не пускаю эту вражескую мысль в сознание неделями; она же упорно и злорадно караулит свой час, и если уж войдет в голову, то – прощай покой и радость!

Мысль эта простая и незатейливая, как обух.

То есть облечь ее в слова – это как обухом по голове.

Я понятия не имею, для чего живу.

То есть теоретически мне известно, что жизнь – счастье и дается один раз, далее смотри по Островскому, «Как закалялась сталь». Но практически я вижу, что не только Римус и Людасик, но даже секретарша Анечка, даже двоечники-пятиклассники живут настоящей, полнокровной жизнью! И даже мои престарелые родители живут настоящее меня, и все, что не получилось у меня, у них сбылось – любовь, семья, карьера, друзья, воспоминания, и доныне они продолжают к чему-то стремиться, мечтать и строить планы...

Я же – почему бы не признаться хотя бы самой себе темной ночью? – умудрилась прожить свои сорок с лишним лет совершенно бесплодно! Не считая, разумеется, того, что к пятому десятку мне удалось приобрести килограммов пятнадцать лишнего веса, хронический конъюнктивит и репутацию посредственности в работе и неудачницы – в личной жизни. И впереди у меня...