Не то дивно, какой монотонной и скучной бывает порою жизнь, а то, как скоро она может меняться. Так случилось с одной юной особой семнадцати лет, сиротой, воспитанницей в небогатой провинциальной семье.

А все началось с таинственного письма, полученного Марьей Степановной из Петербурга. Маменька (а Вера по справедливости называла благодетельницу маменькой, ведь она заменила ей мать) посмотрела поверх очков, вздохнула и загадочно произнесла:

– Вот и твой черед настал, душенька…

А после долго сидела в молчании и глядела в окно. Вера изнывала от любопытства, но маменькиной задумчивости нарушить не смела, ждала. Уж стемнело и пора было ставить самовар, когда Марья Степановна очнулась и взялась хлопотать.

Кроме одной девки, исполняющей труд кухарки и горничной, иной прислуги в доме не было. Посему большая часть хлопот по хозяйству приходилась на Веру и Марью Степановну. Домик их был небольшой, но ухоженный, а семейства-то – супруг Марьи Степановны, Сергей Васильевич Свечин, да сынок их Саша, помоложе Веры на год. Сергей Васильевич был честный чиновник, оттого и жили в бедности, без излишеств.

Когда все собрались за чаем в маленькой столовой, украшенной какими-то темными картинками и горшком герани на окне, Марья Степановна наконец торжественно изрекла:

– Получила письмо от твоего опекуна, Вера. Он требует отослать тебя в Москву, к княгине Браницкой в компаньонки. Там ты продолжишь образование, а при большой удаче, даст Бог, замуж выйдешь… – Голос ее дрогнул. – На многое, конечно, не рассчитывай: судьба компаньонки известна. Но об этом после.

– Отчего же после? – поинтересовался Сергей Васильевич, и Вера явно уловила в его голосе язвительные нотки. – Не желаешь ли ты, душа моя, свою загубленную молодость опять припомнить? Давненько мы не слыхивали твоих рассказов о Петербурге, о жизни в роскоши да приятстве! До сих пор не смирилась?

Он своим острым, колючим взглядом напомнил Вере петуха с их двора, задиристого и надменного. Насилу удержалась она, чтобы не рассмеяться. Сергей Васильевич редко сердился, но были некие запретные темы, касательство к которым приводило его в раздражение и уныние.

Девушка перевела взгляд на подозрительно притихшего Сашу. Повесив нос, мальчик смотрел в чашку. Вера тихонечко толкнула его под столом коленкой. Сашка метнул в сестрицу сердитый взгляд и тотчас отвернулся. «Не хочет, чтобы я уезжала», – с удовлетворением отметила Вера. Сама же она еще не знала, как отнестись к внезапной перемене, и встревожилась, услышав от Марьи Степановны следующее:

– Ехать надо поскорее, пока дороги сухие. Не сегодня завтра польют дожди. Собирайся-ка, дитя мое, после именин сразу и отправишься. Деньги на дорогу тебе давно уже присланы, наймем вольных до Москвы. Вот только кто сопроводит тебя, пока в толк не возьму. Разве что по делам кто поедет, завтра разузнаем. А нет, сама возьмусь свезти.

Сергей Васильевич сокрушенно покачал головой и направился в опочивальню.

– Саша, поди к себе, – приказала Марья Степановна, и мальчик, нарочно гремя стулом, вышел под изрядный хлопок двери.

Вера приготовилась к важной беседе, наблюдая, как поправляет чепец ее благодетельница и сколь основательно устраивает грузное тело на стуле.

– Душа моя, прежде чем отпустить тебя в море житейское, я должна прояснить нечто и дать советы, кои при умелом им следовании облегчат тебе жизнь в чужом доме.

Вера много раз слышала рассказы о том, как совсем ребенком Марья Степановна, дочь нечиновных родителей, осиротела и попала в семью богатых родственников. Ее воспитывали, одевали, ласкали вместе с родными детьми до тех пор, пока она не подросла. С возрастом начались страдания бедной воспитанницы: приходилось угождать всем домашним, работать на барышень, сносить дурное настроение благодетельницы и выслушивать бесконечные упреки в лености и нерадении. А еще добавило мучений бедной Марье Степановне то обстоятельство, что она уродилась хорошенькой, не в пример хозяйским дочкам. Когда в доме появлялись гости, в особенности привлекательные кавалеры, с кем связывались определенные надежды, ее гнали в комнату и не велели носа совать в гостиную. Она была нужна, если в танцах не хватало пары; садилась за стол во время приемов, если только было нечетное число обедающих. Девушка страдала молча, стоически – да ей и пожаловаться-то было некому. Умная, порядочно образованная, она прекрасно понимала унизительность своего положения и без раздумий согласилась выйти замуж за первого посватавшегося к ней молодого человека. Им оказался Сергей Васильевич Свечин, окончивший университет и получивший место в уездном городке Слепневе.

Марья Степановна сумела оценить доброту и порядочность мужа. Со временем она привязалась к нему и полюбила той тихой, но крепкой супружеской любовью, которая прочнее всего на свете. Нелегко ей пришлось поначалу: после роскоши и довольства взвалить на себя житейские заботы. Но мало-помалу она привыкла и к этому.

Однажды, побывав в Петербурге и навестив по старой памяти благодетельницу графиню, Марья Степановна увидела в ее доме трехлетнюю Веру, которая, осиротев, попала в чужие руки, к людям, не чаявшим, как ее сбыть. Марья Степановна упросила графиню похлопотать и выручить маленькую Веру.

Ей вдруг захотелось взять девочку на воспитание. Графиня добилась согласия опекуна с условием при первом его требовании отправить Веру в столицу. Так Марья Степановна неожиданно обзавелась дочкой.

Бог не дал доброй женщине многочисленного потомства, единственный сын Саша двух лет не был помехой. Марья Степановна заботилась о детях без всякого предпочтения. Память о годах, проведенных в чужом доме, вовсе не озлобила ее и не породила желания выместить на Вере несправедливость судьбы. Напротив, с годами она стала мягче, добрее, а Верочку уж полюбила, как иные родных детей не любят. Теперь же приходилось отрывать ее от сердца и посылать в неизвестность.

– Счастье для тебя, что у княгини Браницкой нет детей, – говорила Марья Степановна Верочке. – Не с кем будет соперничать. Однако остерегайся прислуги: они будут тебе завидовать, грубить, обносить за столом и на тебе вымещать злость на своих господ. Не удивляйся, если мужчины в твоем присутствии будут говорить о вещах, о которых при девушках обычно не говорят. Ты для них нечто среднее между горничной и бедной родственницей. Возить в театр тебя будут, если больше не с кем ехать и в ложе довольно места. На гулянья повезут, если только в карете просторно. Приготовься терпеть все от твоей будущей благодетельницы: перемены настроения, мелкие придирки, ее собачек, бесконечные пасьянсы. Сколь мне известно, эта дама своенравна, из упрямства живет в Москве, а не в Петербурге, где служит ее муж.

– Я постараюсь ее полюбить, как вас, маменька. Она стара? – спросила Вера.

– В том-то и дело: ни то ни се. Барыньке под сорок, а она все никак не перебесится, – недовольно говорила Марья Степановна. – Ну, ты все поймешь, когда ее увидишь. Знаешь, дитя мое, – продолжила почтенная женщина, и ее тон вдруг переменился, а лицо просветлело, – ты ничего не бойся. Если человек с добром идет к людям, они обязательно его полюбят. Терпи, молись чаще, обиду ни на кого не держи, не отягощай душу мстительностью и злобой. Прими все как есть с открытым сердцем, и Бог не оставит тебя. Он пошлет тебе удачу, я это чувствую.

Тут Марья Степановна захлюпала носом и тем повергла девушку в печальные размышления. Верочка внимательно слушала все, что говорила ее названая маменька, ей было тревожно и в то же время любопытно. Сердце замирало при мысли о будущем.

– И вот, ангел мой, тебе подарок от меня. – Марья Степановна достала из кармана передника маленький хорошенький томик. – Это молитвенник моей покойной матушки. Держи его всегда при себе и почаще заглядывай. Ну, ты сообразительная выросла, мудра не по годам, не потеряешься. И нас не забывай, пиши, скучать будем. – Ее нос опять наморщился, и очки затуманились.