"Не, мне так много не нужно".
После этого разговора я расхаживала по офису, нарочито скромно опустив глаза, а сама смеялась, вспоминая свой каламбур.
Однажды во время одного из наших кофепитий я рассказала начальнику, что слушала песню, которую пел настоящий грубый мужчина, и пел при этом нежно и грустно – эту "глубокую" мысль я услышала когда-то от Наташи, когда мы с ней тащились от "медляков" Manowar. Я добавила, что, когда я слушаю эту песню, то забываю порой, где нахожусь и что со мной происходит, а это вроде как признаки экстаза. Он спросил: наверное, если бы он тут пел перед вами, то вы бы ему на шею бросились? Я призналась, что я – вообще человек эмоциональный, особливо когда выпью. И пожаловалась, что для меня всегда большая проблема сказать мужчине "до свиданья". На это начальник заметил: "Наверное, это для него еще большая проблема, чем для вас". Я объяснила, что, да, действительно – я вижу, как мужчина мучается, и поэтому это для меня особенно трудно, но ведь вообще-то это очень дурная привычка – не уметь говорить "до свидания". "Но вы ведь не всем говорите "до свидания?" – нескромно поинтересовался мой визави. Я помрачнела и с ничего не выражающим лицом ответила: "Да, не всем".
Начальнику нравилось, когда я развлекала его беседой – он дал мне лестную характеристику: "Ребекка иногда так скажет, как Жванецкий не скажет". Он с интересом относился ко всему, о чем я говорила, и пытался понять, что же именно мне нравится. Со временем он приноровился лучше разбираться в моих настроениях и замечал, когда я злюсь или волнуюсь, и это мне льстило.
Один раз он сказал:
"Сегодня у меня жена или дочь купили газету какую-то – "Спид-инфо", кажется. Там интервью какой-то девушки, которая утверждает, что была любовницей Борового. А я думаю: чего про это писать? По-моему, у каждого нормального человека должна быть любовница, чего в этом такого?"
Услышав, что он произнес кодовое слово "любовница", я очень долго не могла выйти из оцепенения и продолжить разговор, делая при этом вид, что ничего не случилось.
По делам службы мы отправились вместе на банкет, где поначалу все происходило по моему сценарию. Вторую половину банкета мы постоянно перешептывались. В какой-то момент я неожиданно попросила его отряхнуть мою короткую плиссированную юбку от крошек, на что он, ничем не выдав своего удивления а, напротив, вновь подыграв мне как истинный джентльмен, ответил что-то типа: "Конечно! Кто же, кроме меня, это сделает?"
Когда после банкета мы, наконец, остались в машине одни, то, не отдавая себе отчета в происходящем, а подчиняясь давно одолевавшим меня чувствам, я сделала нечто такое, в результате чего ощутила его губы и где-то затаившийся нежный язычок. Во время поцелуя и позже я гладила его грудь под рубашкой. Потом он упомянул, что удивлен, а я озадаченно расспрашивала, почему, и в отместку пригрозила ему все выходные пить, чтобы забыть о том, что произошло.
Про себя же я называла произошедшее "разрушением всех и всяческих рамок".
В этот момент я фактически посчитала свою "миссию" выполненной и принялась пассивно наблюдать, как дальше развернутся события.
В шефе в это время происходил процесс осознания своих желаний.
Через какое-то время в офисе он рассказал, что когда работал в издательстве, то многие "принимали его за кого-то другого" – за "большого любителя женщин", и он немало этому дивился. "Я, конечно, не ангел, но и не тот, за кого меня принимали".
В этот момент я вспомнила свое самое первое впечатление о нем и осознала, что, исходя их его внешности и темперамента, поначалу я тоже приняла его как раз за этого самого "большого любителя женщин".
Ему нравилось, когда я вела себя скромно и опускала глаза – именно в такие моменты он прикасался ко мне, – но в то же время ему не нравилось, когда я грустная и скучная.При разговорах со мной он принялся демонстративно бросать взгляд на мои ноги с агрессивным видом.
Меня стало напрягать, что именно я выступаю неким инициатором развития отношений.
Поэтому самым замечательным сделалось для меня оживленно говорить ему о чем-то, не касающемся секса, и ждать, когда он сам переведет разговор на секс.
К примеру, он начал говорить мне об анекдоте, связанном с обманом жены, но я прервала его и сказала, направляясь к двери: "Да знаю я, как с этими женами обращаются!" В ответ он пришел в возбуждение и сначала положил руку мне на талию, а потом два раза шлепнул меня пониже спины со словами: "Откуда вы это знаете? Можно подумать, вы очень долгое время мужем были". Я вспомнила, как внимательно он разглядывал меня сзади, когда я пришла в длинной юбке, обтягивающей сверху, и решила, что он проявляет некоторый интерес к моим ягодицам.
Один раз мне почудилось, что "the dreams come true": он вел себя как раз так, как мне нравится – был холоден, сдержан и безразличен, но тем не менее, почти не глядя в мою сторону, совершенно безошибочно прикасался к самым моим эрогенным местам. И оттого, что он делал это с показным безразличием, меня охватывало какое-то особое волнение, и в то же время казалось, что он делает это чуть ли не цинично и чуть ли не делая мне одолжение.
…Я рассказывала ему, как в своих поездках на Юг в течение нескольких минут вижу из окна поезда полоску моря, а потом она вновь исчезает, и тогда я испытываю волнение, не зная, верить ли мне своим глазам. Чувство, которое я испытываю, едва приближаясь к морю, я обозначила как самое волнительное во всей поездке на Юг. Он согласился: "Да, быть не до конца уверенным, произойдет это или нет – это самое волнующее."
Тем временем меня пригласили на некую презентацию в одном из подразделений научного центра. На этом мероприятии мне удалось вволю оттянуться.
Я общалась с неким подвернувшимся мне человеком по имени Юра, хвастаясь ему, что достигла удачной точки в сочетании фаз обретения трезвости и опьянения, и что сейчас все, что я слышу вокруг, мне в кайф. Юра высказал мысль, что изюминка кроется в неожиданности и непредсказуемости – я с готовностью подтвердила, что тоже думаю, что именно в этом состоит изюминка, "точнее, – произнесла я, тревожа ножом оливку на своей тарелке, – в этом и состоит… оливка".
Когда Юра провожал меня, я нащупала в кармане свою любимую в тот день красную розу с ее нежной плотью. "Набоков сказал бы об этом: волнующая влажность", – с этими словами я заставила его сунуть руку в карман моей куртки и нащупать холодноватую мякоть лепестков… Придя много позже домой и немного протрезвев, я с некоторым удивлением вспомнила, что данная метафорв – "волнующая влажность" – уже покоилось в одной из ячеек моей памяти и являлась словосочетанием, которым мы с Павликом определили… женское отверстие.
Бредя с Юрой в темноте, я молила, чтобы меня вывели к остановке ("please show me the way to the next… bus stop", как пел Джим Моррисон), и принялась издавать звуки рыдающего хныканья, картинно закрыв лицо руками, словно в отчаянии. В подобном состоянии я начала вдруг, содрогаясь, пригибаться к земле и истерически то ли хохотать, то ли плакать. Юра как мог пытался выпрямить меня и успокоить, но делал это не особенно активно, и дело кончилось тем, что мы довольно плавно упали в какую-то лужу. Я с удовлетворением отметила: "Я все-таки рада, что мне удалось тебя свалить", в ответ на что он пояснил: "Это я просто тебе подыграл".
Когда мы с Юрой брели к остановке автобуса, мне пришло в голову следующее сравнение: я сказала, что узнаю те места, где не была уже около года, подобно тому, как мужчина вновь входит в женщину, в которой он когда-то уже был.
