Да и что Даша? Подуется немного и обратно прибежит… Правда, пока что не прибежала. Сколько раз я пытался с ней заговорить, а она все переводила в скандал. То бьет меня, то неприкрыто лезет. Даже неловко с нею перед другими. Хотя когда-то это меня совсем не смущало.
Я смотрел на нее с дальнего ряда кресел перед сценой. Зрение у меня было отличное: я хорошо видел ее лицо. Она улыбалась, но я знал ее достаточно хорошо, чтобы быть уверенным – эта улыбка не искренняя. Сценическая, как и ее неадекватный макияж. С моего место он, конечно, казался милым. Но совсем не подчеркивали красоту ее молодости.
Все лицо Даши как бы натянулось, словно она была пожилой женщиной, которая сделала слишком много операций для возвращения молодости. Но я знал, что там, за этим гримом. Там тревога, боль и тоска.
Меньше, чем через месяц начнется сентябрь. Что бы ни говорил мой папа, Дашины родители слово сдержат. Даша пошла против них, зная, чем это обернется. Ее содержание прекратится. А ведь она уже, как и я, жила сама где-то в центре Крамольска. Квартиру родители у нее, конечно, не заберут. Не изверги они, просто поздновато решили, что пора заняться воспитанием дочери. Но сколько кроме квартиры в этом мире трат! Особенно если ты такая девушка, как Даша. Зарплаты танцовщицы ей не хватит. Она хорошая, как для такой сферы. Но даже ниже, чем у крупье. Просто танцуют они не по двенадцать часов, а несколько раз в неделю, и еще столько же тренируются. В праздничное время чаще. Но даже в декабре Даша вряд ли заработает столько, сколько ей нужно, чтобы кормить себя целый месяц.
Она бы могла обеспечивать себя сама. Даже не используя диплом экономиста, который ей выдали неделю назад. Она могла бы изучить контракты, поехать с выступлениями в другую страну. Но Даше не уедет из Крамольска, она любит этот город так же, как его люблю я.
Тогда Даша могла бы открыть танцевальную школу? Это вряд ли. Во-первых, нет в ней жесткой предпринимательской хватки. Во-вторых, она не тренер, она игрок. Отними у Даши танцы, и она перестанет существовать. Она была единственным творческим человеком, которого я уважал. Просто она была профессионалом своего дела.
Я смотрел на ее идеальные ноги, на то, как напряжено все ее тело, даже кончики пальцев. На сцене Даша ни на миг не забывалась. Или, может, все ее пребывание там было как один самозабвенный миг. Не знаю. Она так выгибалась, что я не понимал, как ее могли принять в танцевальный коллектив «Эмпирея», если на ее фоне остальные девушки кажутся бревнами.
Даша могла бы заниматься танцами хоть всю жизнь. Но с сентября ей придется сменить деятельность, если она хочет что-то кушать. Вот-вот она начнет расхлебывать последствия своего строптивого норова. И тут я, с цветами, в ее любимых белых льняных брюках без заедающего ремня.
Но даже зная, как Даша нуждается во мне, я тревожился. Мы не поладили в наш последний разговор, который состоялся где-то тут, за креслами, перед игровыми автоматами в зале казино. Так что для храбрости я наведался в бар и теперь громыхал льдом в стакане. Но отставил его, когда пришел черед финальных аплодисментов. Затем поднялся и подобрал с соседнего сидения букет красных роз, пахнущих так яростно, что у меня почти слезились глаза.
Уверен, Даша заметила меня, едва я появился в зале. Даже если не с первой секунды, то позже точно заметила. Я не сводил с нее прожигающий взгляд… Да, чего у нее не отнять, так это грации и красоты движений.
Я медленно двинулся вдоль рядов. Совсем медленно – рядов было всего пять. Сцена так расположилась, что хорошо просматривалась почти с любой точки зала. Кто-то смотрел на нее из-за бара, кто-то с игровых столов, а кто-то остановился с бокалом в руке прямо в середине зала и, опустив подбородок, наблюдал за танцовщицами.
Даша тревожно поглядывала на меня все время поклона. А потом, когда девушки стройной вереницей уходили за кулисы, она едва заметно кивнула куда-то вбок. В «передохную» приглашает? Боюсь, мне это место не подойдет. Я хотел что-то более уединенное.
Быстро минув бок сцены, я оказался перед поворотом в узкий коридор, который соединял «передохную» и выходы к кулисам. Я почти натолкнулся на Дашу, когда поворачивал. Испугавшись, она тихо вскрикнула. Но признала меня по букету цветов и заулыбалась.
– Тебе, – сказал я, протянув букет.
Даша молча кивнула. Мы дождались, пока другие танцовщицы пройдут по коридору за сценой. Почти все оборачивались на нас с любопытством.
Даша заговорила, лишь когда услышала, как за последней закрылась дверь в «передохную».
– Спасибо за цветы, но не стоило.
В полумраке за сценой я плохо видел ее лицо, поэтому не понимал, это она жеманничает или правда не хочет принимать от меня подарки.
– Но это же выступление…
– Обычное проходное выступление, – сказала Даша.
Я растерялся, но всего на миг. Просто уловил в голосе Даши такие нотки, что стало ясно, она играется – хочет, чтобы я ее разубедил. Но я не торопился этого делать. Нельзя с Дашей прямо и по-честному.
Она показательно не смотрела на меня, словно ее больше интересовали шторы кулис, из-за которых лился свет, отбрасывая полутени на мое лицо и ее спину. Я тоже терпел, ничего не говорил. Знал, что первой не выдержит Даша.
– Ты что-то хотел?
– Да, – кивнул я.
– Что?
– Пригласить тебя отметить… обычное проходное выступление.
Даша ухмыльнулась, но тут же посерьезнела. Впрочем, зря. Я ведь уже видел ее улыбку, значит, победил.
Даша проигрывать не любила. Она знала, что уже сделала это, и все же сказала:
– Ну не знаю, мне еще надо успеть сегодня много всего сделать…
Что же ей надо успеть? Сварить куриную грудку? Сделать сто приседаний? Она же, насколько я знаю, ничем больше не занимается.
Но раздражение выказывать сейчас было глупо. Я чуть склонил голову набок и, не удержавшись, скользнул взглядом вниз, туда, где начинались пайетки корсета, открывая верх груди. На таком красном фоне Дашина кожа казалась еще белее светлой. Я видел капельки пота в ложбинке между грудей, над ее губой, и на лбу. Даша часто дышала. Не от моего взгляда, скорее всего. Она же только что сошла со сцены.
– Мы далеко не пойдем, – сказала я, посмотрев ей в глаза.
Затем кивнул в бок. Даша лишь мельком глянула на темную стенку, но и так поняла, что я говорю про ресторан «Эмпирея», который находился прямо за этой стеной.
– Ладно, – сказала она словно бы нехотя. – Но мне нужно переодеться…
– И смой заодно свою штукатурку.
Даша фыркнула. Она резко развернулась, так что взметнулись ее волосы. А потом они взметнулись снова, опав на ее плечи, потому что я схватил ее за предплечье и, развернув, потянул к себе. Даша целую секунду пыталась высвободиться, но потом припала ко мне, хотя я ее уже не держал – отпустил, едва она забрыкалась. Мне не нужно брать ее силой. Мне нужно, чтобы она сама захотела. Вот как сейчас.
Думается, Даша первая нашла мои губы. Ее поцелуй был нежным, но и каким-то судорожным. Она больше дышала мне в рот, чем целовала.
– Я так ждала, – говорила она, сжимая мою футболку на груди, когда я на короткие мгновения отпускал ее губы. – Я скучала.
Она так ко мне льнула, что вскоре я приник спиной к стене. Рвение, с каким она меня целовала, приятно будоражило. Продлись это еще дольше, я бы не останавливался на губах и шее. Так что пришлось взять Дашу за плечи и отодвинуть от себя. Она не обиделась, но очень расстроилась. Руки держала по швам, только пальцы то сжимала в кулаки, то растопыривала, словно котенок, который еще не научился контролировать свои когти.
– Иди переодевайся, – сказал я. – Буду ждать в зале.
Я развернул ее и подтолкнул под зад. Даша ойкнула, прошла несколько шагов и, не останавливаясь, обернулась, чтобы улыбнуться мне. Я ей тоже улыбнулся. Она двинулась по коридору, и я смотрел, как растворяется в темноте ее фигурка. Потом развернулся и пошел в зал.
Вечер был в разгаре. Несмотря на будний день, людей было достаточно, чтобы я потребовался где-нибудь, как помощник. Поэтому я очень удивился, когда увидел, что пустует первый покер. Его царь, Данил, махнул мне рукой. Наверное, просто здоровался, а не подзывал. Однако, мне делать было нечего, пока Даша переодевается, поэтому я к нему подошел.
