Вдобавок к симптомам болезни Паркинсона, более выраженным в холода, у деда, бесспорно, наблюдалось и снижение пространственного восприятия. Но высший балл, набранный в тесте на когнитивные функции, скорее всего, означал, что дед по-прежнему обладает незаурядным интеллектом.

Окаппа-сан убрала журнал в сумку, извинилась за то, что уже уходит, и с легким поклоном удалилась в сторону прихожей. Почти сразу вслед за ней из кабинета появился физиотерапевт с безупречной короткой стрижкой.

Итак, до следующего раза… но взглянув на него мельком при входе в кабинет, Каэдэ на миг ощутила странную неловкость от увиденного. Это не был привычный ей добродушный взгляд.

«Как бы так выразиться… Это же прямо-таки…»

Вот именно.

На языке чувств это звучало бы как неподдельная враждебность.

– Добрый день, Каэдэ-сэнсэй.

«Ах, да!..»

– Спасибо вам большое.

– Состояние сегодня опять превосходное. Что ж, прошу прощения, мне пора.

Сквозь улыбку, словно приклеенную к лицу, никаких чувств разглядеть не удалось. Наверняка ее переживания напрасны. Может, он из тех людей, у которых при серьезном выражении лица взгляд кажется пронзительным.

– Уже можно, дедушка?

– Я еще занимаюсь, но заходи.

Войдя в кабинет, Каэдэ увидела, что дед сидит в кресле-реклайнере, продолжая растягивать и снова отпускать поднятую над головой резиновую трубку.

– Извини, что заставил ждать.

– Ну что ты, не беспокойся. Только перенапрягаться не стоит.

Может, для деда это «заминка»?

Закончив упражнение с трубкой, дед вытер пот с лица полотенцем и начал причесываться. Каэдэ радостно наблюдала, как к нему, пусть и отчасти, возвращается прежнее стремление следить за собой. Ему достаточно было аккуратно уложить волосы, чтобы помолодеть с виду на пять лет.

Напоследок дед пригладил волосы слегка трясущейся рукой и встряхнул головой пару раз. Пряди волос на лбу рассыпались, задев переносицу, и у Каэдэ возникло чувство, будто в таком виде дед ей кого-то напоминает.

– Дедушка, ты извини, что я так сразу… – Каэдэ достала убористо исписанный блокнот. – Пожалуйста, послушай сегодня меня, без записи с диктофона. Возможно, кое-что окажется упущенным, но если ты сможешь обойтись без этих деталей и подсказать или посоветовать мне что-нибудь, это будет кстати. Дело в том, что от этого зависит жизнь моего близкого… – почти договорив, в последний момент она замялась. Близкого – кого? Подходящее слово нашлось не сразу. – Моего близкого друга.

А потом…

Она подробно рассказала обо всем так, как помнила: от происшествия у реки, сообщений от Иваты и звонка из полиции до «сбора информации» во время свидания и на пешеходной дорожке.

– «В последний раз ее видели одетой в…» прямо-таки навевает воспоминания. Итак… – сказал дед с довольно заинтересованным выражением лица, дослушав рассказ Каэдэ и сцепив вместе пальцы рук. – Прежде всего, самый значительный ключ к разгадке этого случая – то, что было при себе у «женщины, занимающейся ходьбой».

– Полотенце для рук, – выпалила Каэдэ так, будто этого и ждала.

С мелькнувшей на лице загадочной улыбкой дед повернул руку ладонью вверх, словно предлагая Каэдэ высказаться первой.

– Куртка с капюшоном на ней была однотонной, темной, без каких-либо отличительных особенностей. Если что-то и выделялось в ее облике, так только одно – яркое полотенце для рук, которым была обернута емкость с напитком. Потому-то я изо всех сил напрягала память. Определенно на полотенце красовался какой-то вымышленный персонаж. Следующее, что всплыло в памяти, – что этот персонаж был зеленый. И вдруг я отчетливо вспомнила его. Это же динозаврик Тираноннон!

– Как ты сказала? Тирано?.. – дед криво усмехнулся.

– Тираноннон. Из образовательной программы для детей. Он такой милый, когда прячется в скорлупу яйца, как рак-отшельник в свой домик. И я задумалась: не означает ли это, что у «женщины, занимающейся ходьбой»… – следя за выражением дедова лица, она попыталась изложить выводы, к которым пришла самостоятельно, – …есть дети дошкольного или младшего школьного возраста.

– О, замечательно, – пробормотал дед и захлопал в ладоши. – Вот именно. Не знаю, как насчет всемирно известных персонажей, знакомых даже взрослым, но если человек постоянно пользуется продукцией, рекламирующей героя передач, предназначенных для детей, можно с уверенностью утверждать, что у него есть дети, которые смотрят эти передачи. Так что ради удобства впредь будем называть эту женщину «мама-ходок».

– А это приличное прозвище?

У Каэдэ мелькнула мысль, что оно похоже на название любимой манги Иваты-сэнсэя «Папа-кулинар».

– Что касается загадок этого дела, они сводятся к трем. Первая: почему «мама-ходок» видела случившееся во всех подробностях и все-таки ушла оттуда, даже не вызвав скорую? Вторая: почему после случившегося «мама-ходок» даже не попыталась выступить в качестве свидетеля? И наконец, третья…

Каэдэ заранее знала, какой вопрос прозвучит следующим.

– Почему «маму-ходока» не помнит никто, кроме тебя, Каэдэ?

– Да, это удивительнее всего.

– Может быть, сперва я послушаю?

Началось.

– Какой сюжет сложился у тебя из всего перечисленного?

«Эм-м…»

Каэдэ принялась торопливо листать блокнот.

– Мне в голову пришло их два. Сюжет первый: «мама-ходок» – жена или подруга человека, который нанес удар ножом и сбежал. Покрывая преступника, она покинула место преступления и с тех пор там больше не появлялась.

– Ясно, – сказал дед.

– На первый взгляд, вроде бы все логично. Но в таком случае объяснению третьей загадки не уделяется должного внимания. Почему другие утверждают, что не знают никакой «мамы-ходока»?

Слов для ответа не находилось.

А если вот так?

– Сюжет второй, – начиная излагать еще одно возможное объяснение, Каэдэ чувствовала себя лишь немногим более уверенно. – Ивата-сэнсэй выходил на пробежки только утром по субботам. То есть и с «мамой-ходоком» он встречался на пешеходной дорожке только в субботы утром. Можно сказать иначе: «мама-ходок» занималась ходьбой только в субботу утром, так что она ни в коей мере не подлинный завсегдатай, появлявшийся там каждый день. То есть «мама-ходок», строго говоря, не регулярный «ходок», а не более чем периодический.

Казалось, на мгновение взгляд деда стал особенно проницательным.

– Так…

– Это предположение подтверждено тем фактом, что и первая наша встреча, и встреча в день нападения состоялись в субботу. Понятно, почему пожилая пара с собакой и парень в олимпийке не вспомнили эту женщину. Потому что они видели ее самое большее раз в неделю и яркого впечатления она на них не производила.

– Неплохо. Продолжай.

Подбодренная неожиданными словами, Каэдэ принялась рассуждать:

– Так почему же «мама-ходок» покинула место преступления? Порой истина оказывается на удивление скучной. Иначе говоря, эта женщина просто не хотела ввязываться в неприятности.

– Семьдесят пять баллов, – объявил дед. – «Мама-ходок», которая на самом деле вовсе не «мама-ходок», – прекрасная мысль. Однако и этому сюжету недостает убедительности, а все потому, что… – дед умолк и поднес к губам чашку с кофе, взятую с приставного столика. – Ивата для тех пожилых супругов является таким же знакомым – в том смысле, что видятся они раз в неделю. И тем не менее они отчетливо помнят его, ведь так? Тем, кто совершает прогулки или пробежки ежедневно, хочется по-своему близких отношений даже с теми, с кем они видятся раз в неделю. И кроме того, причина, по которой «мама-ходок» покинула место, где все произошло, осуждена слишком строго. Полагаю, существует определенный процент людей, не желающих ввязываться в неприятности в любом случае, насколько серьезной ни была бы увиденная ими ситуация. Но как же так? Ведь в опасности человеческая жизнь. Если хотя бы вызвать скорую и рассказать медикам, как было дело, за это не накажут.

После этих слов Каэдэ осенило: а ведь и правда!