«У вас две минуты, готовы? Тогда… начали!» Разбившись на пары и тройки, сблизив плечи, дети старательно заговорили по-английски. Детям кажется, что две минуты – это очень мало, а они тянутся на удивление долго. Примеров фраз из учебника на все это время не хватило, и кое-кто из мальчишек принялся говорить очевидные вещи вроде «Is this a book?», «I have a… pencil!» и так далее, водя взглядом по парте перед собой, и получалось довольно бойко. А я, медленно переходя от одной парты к другой, направлялась по проходу в дальний конец класса. Сакура, которую было видно в окно, распустилась еще не совсем, только наполовину, но издали казалось, что она уже в полном цвету. Дойдя таким образом до последней пары в среднем ряду, «Рона» с «Гермионой», я повернулась к доске и еще раз внимательно оглядела всех детей. При этом я бросила взгляд на классные часы и увидела, что две минуты уже закончились.

Тут-то все и началось. «Стоп!» – объявила я, и вдруг «Рон» и «Гермиона» рядом со мной отшатнулись друг от друга и принялись ссориться. Обычно тихий «Рон» вспыхнул и повысил на «Гермиону» голос: «Я же слышал! Ты только что говорила по-японски!» «Гермиона» не уступала: «Что ты несешь? Если кто и говорил по-японски, так это ты!» Когда я успокоила обоих и расспросила, они заявили, что «отчетливо слышали, как кто-то говорил по-японски». Мало того, эти слова будто слышались «сквозь тоскливый плач». И еще… в ответ на просьбу рассказать подробнее выяснилось, что звуки доносились «откуда-то сзади». Я стояла прямо рядом с ними, но не припомню, чтобы что-нибудь говорила. И могла с уверенностью утверждать, что за моей спиной, то есть в дальнем от доски конце класса, никого не было. Тут зашумели и остальные дети в классе. Неужели к тридцати двум ученикам прибавился еще один? И этим тридцать третьим стал призрак плачущей девочки из бомбоубежища? Как раз в тот момент в дальний угол класса, который обычно оставался темным, как бомбоубежище, и теперь казался особенно тесным, заглянул солнечный луч. Из коридора потянуло сквозняком, пыль взметнулась и, поблескивая на свету, стала плавно оседать… Помню, некоторые девочки зажали рот ладонью, словно чтобы удержаться и не завизжать.

Несмотря на раннюю весну, день выдался ужасно холодный, поэтому все окна в классе были заперты изнутри. Передняя и задняя двери остались слегка приоткрытыми, но судя по всему, в них никто не заходил. Дальняя стена класса находилась в торце школьного корпуса, поэтому донестись из соседнего класса голос никак не мог. Даже если бы «Гарри», «Рон» и «Гермиона» любили приврать, это еще не значит, что они сумели бы провести всех. Вот и вся история о том, как к тридцати двум находящимся в классе внезапно прибавился тридцать третий. Итак, какой же сюжет сложится у тебя, дедушка?

Каэдэ нарочно выдала все это единым духом, пока дед не задремал, но, на ее удачу, эти опасения оказались совершенно напрасными.

Отчетливо, совсем не так, как недавно, дед попросил:

– Каэдэ, можно мне сигарету?

Незадолго до этого все звуки ремонтных работ на водопроводе утихли – возможно, наступил обеденный перерыв. Вместо них в чистом воздухе ранней зимы разносилось уханье какой-то птицы.

– Большая горлица. Голос у нее, как у совы.

Дед расплылся в улыбке:

– Уместные звуки к рассказу о «Гарри» и его друзьях.

Каэдэ обрадовалась. У юного волшебника Гарри Поттера была белая полярная сова… То, что до деда моментально дошел ее намек, означало, что интеллект возвращается к нему в реальном времени.

– Можно сказать, что это не «вызов для читателя», а «вызов для старика, живущего в одиночку», – дед медленно повертел головой, вероятно, чтобы расслабить плечи, и вновь довольно улыбнулся. – В твоем рассказе, Каэдэ, все зацепки для решения загадки скрыты. И если бы тебе понадобилось дать ему название, то подошло бы только «Их тридцать три!»

Каэдэ поняла, что он имеет в виду.

Когда-то дед посоветовал ей прочесть знаменитую мангу Хагио Мото «Их одиннадцать!» – короткий детектив, где на космическом корабле, – иначе говоря, в идеальной «закрытой комнате», – в экипаже которого должно быть всего десять членов, внезапно появляется загадочный «одиннадцатый».

Дед перестал плавно поворачивать голову туда-сюда и посмотрел прямо в лицо Каэдэ.

– В этом рассказе есть одна значительная неувязка. И как только замечаешь ее, «загадка тридцать третьего» решается сразу же.

У Каэдэ учащенно забилось сердце.

– И что же это за неувязка?

Дед слегка прищурился, словно чтобы заглянуть поглубже в глаза Каэдэ.

– Это четко показано на схеме. То есть, как было сказано, «день выдался ужасно холодным… но передняя и задняя двери остались слегка приоткрытыми».

Как и предполагалось.

Ведь для деда нет лучше лекарства, чем детектив.

– Окна были заперты изнутри. Так почему же не закрыли и двери? И почему тогда двери оставили открытыми настолько, чтобы в них влетал сквозняк? Ответ есть лишь один: ради проветривания. Помнится, примерно полгода назад все еще свирепствовала новая, всем известная инфекция. Если вдуматься, ты как будто проверяешь, в каком состоянии моя память, – и дед искоса метнул в нее проказливый взгляд больших глаз. – Далее, о «Гарри» ты сказала следующее: «Во взгляде, который он бросил сквозь очки, мелькнул страх, но лицо, как всегда, осталось непроницаемым». Ну, это не обман, а в сущности, недоговорка.

Дед медленным движением указал на собственный рот.

– В том, что его эмоции никто не понял, нет ничего странного. Иначе говоря, «Гарри», как обычно и как все остальные дети, был в маске.

– Ты не ошибся, дедушка.

– И тут сразу же возникает еще одна неувязка. Как было сказано, несмотря на риск распространения инфекции, мальчики и девочки, разбившись на пары и «сблизив плечи», заговорили по-английски. Что же это за бездумный учебный план, совершенно не учитывающий опасность заражения воздушно-капельным путем? Однако и на этот случай есть одна методика, – дед не стал ходить вокруг да около. – Дети образуют пары не с теми одноклассниками, с которыми сидят рядом, а с теми, кто сидит впереди или сзади них.

Каэдэ громко сглотнула.

– Объясню на недавней схеме. Итак, дети, сидящие за партами первого и третьего ряда, не двигают их с места. А вот сидящим во втором и четвертом ряду приходится потрудиться. Они отодвигают свои парты назад и вдобавок переносят свои стулья и ставят их с другой стороны парт, спинками к стульям впереди сидящих учеников. И приступают к диалогам на английском, сидя спиной друг к другу и обратившись лицами в противоположные стороны. Таким способом удается также соблюдать дистанцию между парами благодаря партам. Безусловно, выражение «сблизив плечи» ложью не является. Но сидят ученики не рядом друг с другом. Они мирно продолжают сидеть каждый на своем стуле, «сблизив плечи» и повернувшись в разные стороны. Вообще-то я видел в новостях, что проводить уроки таким образом в то время пришлось по всей стране. Неудивительно, что пространство в дальнем конце класса «теперь казалось особенно тесным». В сущности, там было теснее, чем всегда. В каждой паре ученик, сидящий дальше от доски, не мог задвинуть колени под парту, поэтому после перестановки ряды несколько удлинились и свободного места в дальнем конце класса неизбежно осталось меньше. Как бы так выразиться… Если непонятно, что я имею в виду, может, достанешь бумагу для второй схемы, которую ты, наверное, приготовила?

«Ого, он меня насквозь видит!»

Готовая к такому повороту Каэдэ выложила второй лист бумаги.

Где-то вновь подала голос горлица, ухая, как сова. Каэдэ вспомнились часы с совой на стене итальянского бара, где она когда-то побывала.

Сова – посланница волшебника. А дед – волшебник в детективах.

– И вот мы подошли к тому моменту, который равносилен объяснению, кто же такой этот тридцать третий человек, – дед продолжил коротко, но голосом, буквально излучающим доброту: – Каэдэ, тридцать третий – это ты.