— Я никогда никому не рассказывала об этом. — Помолчав, добавила: — Даже мужу.

Мы молча сидели в тишине. Я задумался, каково это — расти без родительского внимания, без материнского тепла и объятий. У меня было счастливое детство, мои родители никогда не отказывали мне в любви. Когда их не стало, мне исполнилось тридцать лет, и хотя я уже стал взрослым, не был готов к такому чудовищному удару судьбы.

Потерять внезапно обоях — это оказалось все равно что провалиться в какую-то яму, и я не представлял, как из нее выбраться. Даже не понимал, кто я, и страдал так сильно, что внутри у меня словно все заледенело.

Я взял руку Сильвии и крепко сжал в своих ладонях. Наконец она улыбнулась мне. Когда мы вернулись в гостиную, она дала мне флешку.

— Здесь записи, которые я тебе обещала.

В доме зазвучала классическая музыка.

Мы сидели на диване, разговаривая. Даже зная, что будем заниматься любовью, мы не торопились. Все происходило медленнее и деликатнее, чем обычно.

Я смотрел, как она небольшими глотками пьет вино. Отстранив бокал ото рта, она с нежностью, какой раньше я еще не видел, снова улыбнулась мне. И этим взорвала во мне что-то неожиданное. Я снова взял ее руки в свои, мечтая еще раз утонуть в такой же нежности. Она закрыла глаза и каким-то неуловимым движением потянулась ко мне губами. Потом, словно от такого соприкосновения мы оба зарядились энергией, наши эмоции вспыхнули с новой силой…

Закончив заниматься любовью, мы посмотрели друг на друга и рассмеялись, громко и легко. Где мы были?

— Мне недоставало всего этого.

— Мне тоже.

В тот вечер мне захотелось спать вместе с ней. Когда я увидел, что она одевается, почувствовал: что-то идет не так, пришло время перевести наши отношения на другой, более высокий уровень.

Мы вновь стали встречаться.

Наше расставание оказалось как бы шагом назад при натягивании тетивы, после чего стрела летит намного дальше.

В начале наших отношений я никогда не задавался вопросом, а что она делает, когда мы не вместе, вся остальная ее жизнь до сих пор не касалась меня. Но в эти дни, напротив, меня стало интересовать и это.

После наших встреч я представлял, как она едет одна в машине, смотрит на себя в зеркало заднего вида, представлял, как готовит ужин для семьи, видел ее сидящей на диване с сыном.

Эти картины заставляли меня почувствовать себя исключенным из ее повседневной жизни.

Я начал думать, что для нее время, которое мы проводим вместе, не так важно. Счастье каждого из нас в отдельности оказалось не таким большим, более уязвимым и никогда не могло бы стать нашим общим счастьем.

Как ни странно, я начал больше беспокоиться о том, чем она занята, когда не бывает со мной, чем о том времени, которое проводит со мной.

Я представлял, как она занимается любовью со своим мужем, как его руки ласкают ее спину, ноги, и те раздвигаются. Это стало невыносимо, в моей голове все смешалось, как если бы муж был ее любовником, а я — человеком, которому она изменила.

Наших отношений мне оказалось теперь недостаточно. Мне хотелось делиться с нею какой-нибудь внезапно возникшей мыслью, забавной ситуацией, хотелось, чтобы она ходила со мной к парикмахеру, чтобы мы вместе выбирали мне рубашку. Мне хотелось гулять вместе с ней, мне недоставало тех мгновений, когда каждый, ни слова не говоря, может взять другого за руку.

Мне хотелось так соединиться с ней, чтобы наши жизни слились воедино. В сущности, любовь — это не что иное, как утрата собственного периметра, крушение всех границ. Мне нужна была она вся целиком, все ее время, хотелось услышать, что она только моя, моя женщина и никто другой ей не нужен.

Так пришла мысль взять ее с собой в Верону. Я должен был отправиться в день презентации к Адзолини и подумал, что мог бы поехать туда накануне и провести там ночь вместе с Сильвией. Вдали от всех.

Я позвонил ей и предложил поехать со мной.

Когда она сказала, что да, найдет для этого возможность, я испытал такую радость, какой не припомню за всю жизнь.

ШЕСТНАДЦАТЬ

Утром мы сели в поезд на Верону.

В дороге я работал на своем ноутбуке, а она сидела рядом и читала, положив руку мне на колено. Этот жест выдавал в нас влюбленных.

Я уже придумал, где мы будем обедать, — в одной старинной остерии в центре Вероны, где, как я знал, подавали отличное вино и неплохие сезонные блюда. А ужин я задумал в другом особенном месте — в ресторане с небольшим внутренним двориком, в уединенной, романтической обстановке. Я заранее заказал там один из пяти столиков.

Это должна была быть наша первая ночь вместе, и мне хотелось, чтобы все прошло великолепно.

Я представил, какие она придумала предлоги, чтобы освободиться на целый день, как решила проблему с ребенком и что чувствовала, прощаясь с мужем, прежде чем выйти из дома.

Я не хотел расспрашивать ее об этом, чтобы не испортить наше драгоценное время.

Я взял ее руку, поцеловал пальцы и не отпускал до тех пор, пока не приехали в Верону.

В ресторане мы выпили бутылку вина и взяли еще одну с собой в отель. Едва вошли в номер, я раздел Сильвию, делая это медленно, а потом долго целовал каждый сантиметр ее тела.

Мы столько ждали, когда наконец действительно будем располагать временем, а не всего лишь парой часов, выкроенных в середине дня! И вот теперь она будет принадлежать мне вся целиком до самого утра.

Глядя ей в глаза, я разделся, и мы занялись любовью.

Потом рухнули рядом на кровать.

Я был счастлив, но и сосредоточен. Необходимость сказать ей о моих чувствах не позволяла мне уснуть.

Я лежал, положив голову ей на грудь, и не сомневался, что она испытывает те же эмоции, что и я, поэтому сказал ей в тишине комнаты:

— Я доверяю тебе, — и почувствовал, что ее сердце забилось быстрее. — Никому больше не доверяю, а тебе — да. Должно быть, потому что влюблен.

Играю, что называется, с открытыми картами, вынуждая и ее поступить так же.

Сильвия не шелохнулась, но мне показалось, будто ее тело стало теплее. Она положила руку мне на голову и слегка отстранила:

— В каком смысле?

Из всех возможных ответов этот я ожидал услышать меньше всего.

Она села на край кровати и подняла руки, чтобы поправить волосы. Затем взяла с пола блузку, надела ее и застегнула.

Внезапно обстановка сделалась напряженной. Я потянулся к ней, подцепил пальцем резинку трусиков, потянул, и та щелкнула.

Сильвия обернулась и как-то странно улыбнулась. Я еще никогда не видел такого выражения на ее лице — оно внезапно окаменело.

— Что случилось?

— Ничего.

В этом «ничего» заключалось всё.

— Иди ко мне. — Я попытался обнять ее и привлечь к себе, но она высвободилась.

— Мне пора.

— Как?! — В нашем распоряжении были весь вечер и ночь, наша первая ночь, которую мы могли провести вместе.

Я поднялся и встал перед ней.

— Подожди минутку. — Я положил руки ей на плечи.

Она посмотрела мне прямо в лицо.

— Прости.

И тут я мгновенно понял, что только я один готов перейти границу, которую мы установили.

— Я не могу. Прости, — повторила она.

— Прекрати.

— Что?

— Не повторяй это «прости»!

Я надел трусы и рубашку. Она молча смотрела на меня.

— Все стало сложно, не так, как должно было быть.

Я уронил брюки, которые надевал в этот момент.

— С ним ты не можешь быть так же счастлива, как со мной.

— Это не так просто.

Я посмотрел ей прямо в глаза и задал вопрос, который мне давно уже не терпелось задать;

— Скажи, с кем хочешь быть — с ним или со мной?

— Дело не в том, чего хочу я.

— Для меня — в том. В этой комнате только мы с тобой, и ничто больше не имеет для меня значения.

Сегодня, спустя многие месяцы, мы смогли прогуливаться по улице, держась за руки, мы были счастливы. Она тоже была счастлива.

Я желал быть ее мужчиной и хотел, чтобы она стала моей женщиной не только в постели.